В РИПЦ архиепископа Тихона (Пасечника) с 1 по 4 ноября прошел Синод, который: 1) "не благословил" Лесненскому монастырю уход из РИПЦ к раскольному епископу из Сербии Акакию, упразднив не так давно организованную при монастыре Духовно-Просвятительскую миссию (похоже, тамошние матушки окончательно повредились); 2) за "церковное преступление вселенского масштаба" отправил на покой без права служения епископа Стефана (Сабельника); 3) запретил в священнослужении 14 священнослужителей, которых взял под свое покровительство еп. Стефан и 4) выступил в защиту Виктора Мелехова, известного церковного авантюриста, в свое время законно лишенного сана.
В свете этого последнего пункта, можно догадаться, кто в качестве троянского коня стоит за развалом РИПЦ, и сделать вывод - что, до тех пор, пока они этого троянского коня не выставят за свою ограду, дальнейший развал им гарантирован.
26 октября/ 08 ноября 2016 г., в день Св. великомученика Димитрия Солунского, в с. Кэпшуна, район Штефан Водэ, Кишинёвской епархии РПЦЗ. В Храме в честь мучениц Веры, Надежды и Любови, настоятель иерей Роман Куцитару. По благословению Правящего архиерея, Архиепископа Георгия, была отслужена праздничная Божественная Литургия, которую возглавил епископ Анфим, викарий Кишинёвской епархии в сослужении игумена Дамиана (Возияна) и иерея Романа Куцитару. За Божественной Литургией, настоятель прихода иерей Роман, по постановлению Синода РПЦЗ, за усердные труды во Славу Св. Церкви, был награждён правом ношения золотого иерейского креста. Также, по благословению Правящего архиерея, на часах, инок Паисий (Лысов), насельник Воскресенского муж. монастыря, викарным еп. Анфимом, был подстрижен во чтеца и хиротонисан в иподьякона, а за Божественной Литургией рукоположен в сан дьякона. Иеродьякон Паисий будет своё служение проходить в муж. обители. В Храме за Богослужением молилось около 40 человек. После службы состоялась приходская праздничная трапеза.
На фото - Екатерина Александровна Лейхтенберская в своей квартире в Монреале, 1980-е годы
По мере приближения трагической даты столетия февральской революции, надолго прервавшей поступательное развитие России, все ценнее становятся воспоминания участников и свидетелей событий тех лет. Сохранилось множество письменных свидетельств людей разных сословий, переживших то время, но совсем другое дело, когда мы слышим их голоса. В архивах русской секции Радио Канада сохранилось интервью с герцогиней Екатериной Александровной Лейхтенбергской. Она никогда не давала интервью, и записать в середине 1980-х годов ее рассказ о пережитом мне удалось только благодаря личной дружбе.
Александровский институт благородных девиц и Белая борьба
Александровский институт
Интересно, что на вопрос, что ей больше всего запомнилось из жизни в России, Екатерина Александровна назвала февральские дни 1917-го года в Московском женском Александровском институте. Институт был элитным заведением, но в нем также учились девицы из простых сословий, в том числе дочери малоимущих. Для справки: к 1917 году в институте обучалось 158 девочек, из них бесплатных — 84 и 3 девочки в группе экстерна для дочерей бедных служащих.
Отец — Александр Арапов
Екатерина Александровна, дочь московского дворянина Александра Арапова, жила в пансионе при институте. Воспитанницы института Февральскую революцию не приняли и на разглагольствования прибывшего к ним эмиссара Временного правительства о том, что теперь они свободны и вольны делать все, что им заблагорассудится, ответили гробовым молчанием. Самым тяжелым для них был момент, когда они были вынуждены снять портрет одной из попечительниц училища, императрицы Александры Федоровны, жены императора Николая Первого. В 1828 году императрица стала попечительницей благотворительных учреждений, перешедших в ее ведение после смерти свекрови — жены Павла I императрицы Марии Федоровны. В своем интервью Екатерина Александровна рассказывает о быте и нравах Александровского института.
Димитрий Георгиевич Лейхтенбергский в форме Конногвардейского полка
В подвенечном платье, 13 мая 1921 г.
После закрытия института в 1918-м году юная Катя участвует в белом подполье, переправляя офицеров на Дон в Добровольческую армию. Затем едет туда сама, причем по дороге ее чуть было не расстреляли сначала красноармейцы, а потом белые. Те и другие приняли ее за лазутчицу противоположной стороны. В Добровольческой армии она служит сестрой милосердия. В 1919 году выходит замуж за князя Бориса Чавчавадзе, но он вскоре умирает от тифа. От этого брака в 1920 году у нее родилась дочь Ирина, с которой она с Белой армией эвакуируется в Константинополь. Там на ее долю выпадает удача: ей предлагает руку и сердце друг ее покойного мужа герцог Дмитрий Георгиевич Лейхтенбергский.
Русские Лейхтенбергские
Максимилиан Лейхтенбергский. Художник К. П. Брюллов, 1849 год
Великая княжна Мария Николаевна
Лейхтенбергские – это отдельная история. Род русских Лейхтенбергских ведет свое начало от Максимилиана Лейхтенбергского, сына Эжена де Богарне, которому в свое время король Баварии пожаловал титул герцога, и у которого в Баварии были два замка – Штайн и Зееон. Эжен де Богарне – сын Жозефины и пасынок императора Наполеона Первого. Максимилиан в 1837 году по поручению своего дяди короля Людвига Баварского приехал на кавалерийские маневры в России, где был представлен царской семье. Между ним и дочерью императора Николая Первого великой княжной Марией Николаевной вспыхнула любовь. Император не стал препятствовать чувствам своей дочери, хотя брак с человеком из семьи, получившей герцогский титул совсем недавно, был для него мезальянсом. Условием брака стала просьба остаться на службе при русском дворе. Максимилиан был награждён орденом Св. Андрея Первозванного и после свадьбы получил от императора титул Императорского Высочества и чин генерал-майора русской армии. Он также стал шефом гусарского полка. От брака с Марией Николаевной у них было семеро детей. Все они получили титул князей и княжон Романовских.
Лейхтенбергские стали русской знатью и отличились благотворительной деятельностью. Так, в Санкт-Петербурге до сих пор действует Максимилиановская больница, основателем и попечителем которой был герцог Максимилиан Лейхтенбергский. Стену моей гостиной украшают две литографии из коллекции «Русская Старина». Эта коллекция была составлена и напечатана благодаря стараниям Лейхтенбергских. После революции Лейхтенбергские в России потеряли все, но в Баварии у них остался замок Зееон (другой замок был раньше продан). Туда и привез Екатерину Александровну ее муж. Несмотря на то, что герцог Лейхтенбергский воевал на стороне Российской Империи, замок в Баварии у них не отобрали. Герцог просто приехал в свой второй дом. При замке еще раньше была построена православная церковь, здесь же постом возникло маленькое правосланое кладбище. Первые годы эмиграции у Дмитрия и Ирины Лейхбенбергских прошли безмятежно. От этого брака у них родилась дочь Елена и сын Георгий.
Замок Зееон в Баварии
Елена и Ирина. Замок Зееон, середина 1920-х
Елена впоследствии приняла постриг с именем Елизаветы и относительно недавно закончила свои дни во Франции, в русском православном Покровском монастыре в деревне Бюсси, в Бургундии. Сын Георгий умер от раковой опухоли в мозгу в 1963-ем году. Поскольку у Константина Георгиевича, брата Дмитрия Георгиевича в браке с княжной Ольгой Алексеевной Оболенской родились две дочери – Ксения и Ольга, но не было сына, род этой ветви Лейхтенбергских по мужской линии прервался. Но это все случилось потом.
А тогда, в начале 20-х годов, на некоторое время замок Зееон стал одним из центров русской монархической эмиграции. Здесь гостит и пишет свой роман «От двуглавого орла к красному знамени» казачий генерал Петр Николаевич Краснов, здесь некоторое время проживает «лже-Анастасия» Анна Андерсон. Герцог сомневался в том, что она – царская дочь, но не мог бы простить себе, что отказал ей, если даже оставался хоть ничтожный шанс того, что она говорит правду.
Дом в Сен-Совёре
С содержанием замка Лейхтенбергские не справились. Им пришлось переехать в Канаду, где в местечке Сен-Совёр под Монреалем муж Екатерины Александровны начал горнолыжный спорт. Сейчас это самый известный горнолыжный курорт на востоке Канады.
На старой фотографии конца 30-х годов, снятой на ступенях их дома в Сен-Совёре, вплоть до самой горы простирается широкое снежное поле, пересекаемое лишь полотном железной дороги. Сегодня это поле сплошь застроено гостиницами, бутиками и торговыми центрами. Ни железнодорожного полотна, ни дома Лейхтенбергских больше нет… Более подробно о своей жизни рассказывает сама Екатерина Александровна. Кому любопытно – может послушать.
Герб Лейхтенбергских
Я же поделюсь с читателями этого блога своими личными воспоминаниями. Девиз рода Лейхтенбергских – «Честь и верность». Другими словами трудно кратко передать смысл жизни Екатерины Александровны Лейхтенбергской. Во время общения с ней я понял, что истинное благородство заключается в простоте. Она мне рассказывала, что в детстве мать заставляла ее убирать дом и готовить. «Ты никогда не будешь знать, как надо убирать, и ценить труд прислуги, если не будешь уметь это делать сама», — говорила ей мать. После переезда в Канаду с роскошной жизнью пришлось расстаться. В их доме был своеобразный пансион для именитых гостей. В числе развлечений было и катание на лыжах с горы. Так в Сен-Совёре зародился горнолыжный спорт. Приезжие отдыхали на правах гостей, но предполагалось, что они за это должны платить. После прогулок на лыжах и ужина Екатерина Александровна развлекала гостей исполнением романсов под гитару, а когда они удалялись на покой, принималась за мытье посуды и уборку. Денег на прислугу у них не было…
Дворянское достоинство
При этом Екатерина Александровна прекрасно понимала, какой род представляет. Как ни странно, в Канаде запрещены титулы, хотя Канада и монархия. Тогда Екатерина Александровна взяла титул, как собственное имя. Ее фамилия писалась так: Duchesse de Leuchtenberg de Beauharnais – Герцогиня Лейхтенбергская де Богарне.
В какой-то момент международное сообщество приняло решение, что в паспорте местом рождения нужно называть то государство, какое существует в настоящий момент. Когда Екатерина Александровна получила новый паспорт с пометкой, что она родилась в СССР, она и граф Андрей Петрович Апраксин добились того, что им был выдан другой паспорт, где местом рождения была обозначена Российская Империя. Именно этому, уже не существующему государству, они сохраняли верность даже на бумаге.
Мать и дочь. Монреаль, улица Шербрук, 1979 г.
Сознавая свое положение, Екатерина Александровна держалась в обществе несколько отстраненно от других. Быть приглашенным к ней в гости считалось большой честью. Но этой чести часто удостаивалась моя семья и ближайшие друзья. Это было необычно, так как среди дворянства из первой эмиграции было немало таких, которые держались от бывших советских подальше. Приглашений на ужин было несколько в год. Накрывался стол с массой вилок, вилочек, ножей и ложечек, а также целым рядом бокалов и рюмок за каждой тарелкой. Ужин неизменно начинался с закусок под стопку водки. Вплоть до самых последних приемов у Екатерины Александровны она, несмотря на то, что ей было далеко за восемьдесят, неизменно выпивала с нами три стопки водки.
Пасхальный прием 1987-го года
Как-то раз Екатерина Александровна и ее дочь Ирина Борисовна попросили меня с моим другом еще по московскому Ин-язу и коллегой по «Радио Канада» Юрием Боголеповым помочь им провести пасхальный прием. Мы быстро со всем управились и присели на диван в ожидании гостей. Екатерина Александровна предложила выпить по стопке. Я спросил ее, а не помнит ли она какие-нибудь анекдоты Белой армии? Она стала рассказывать их один за другим, некоторые даже с непечатной лексикой. Вскоре раздался стук в дверь. Екатерина Александровна протянула мне свою рюмку: «Женя, примите, а то гости подумают, что я начала пить, не дождавшись их…» Она пошла встречать гостей, и один за другим потянулись Трубецкие, Апраксины, Милорадовичи, Олсуфьевы, Апухтины, Шмеманы… Из тех, кто тогда был на приеме, в живых уже почти никого не осталось. Живы еще их дети, но подобных приемов они больше не устраивают. Корю себя за то, что сразу не записал анекдоты, которые тогда рассказывала Екатерина Александровна. В то время казалось, что все это будет продолжаться всегда. Сейчас не могу вспомнить ни одного из рассказанных тогда анекдотов.
Екатерина Александровна Лейхтенбергская не дожила меньше полугода до того дня, когда над Кремлем вместо советского был поднят трехцветный российский флаг. Несмотря на то, что этот флаг олицетворял собой уже не Российскую Империю, а усеченную в территории Российскую Федерацию, мне кажется, что это зрелище было бы для нее праздником.
Интервью для «Радио Канада», 1987 г.
Слайдфильм: Лейхтенбергские в замке Зееон 1920-30-е годы:
Ирина Борисовна Ломасней, урожденная княжна Чавчавадзе
С герцогиней Лейхтенбергской я познакомился через ее дочь, Ирину Бориовну Ломасней. Это она родилась во время Гражданской войны от первого брака Екатерины Александровны с князем Борисом Чавчавадзе.Ломасней — это фамилия ее мужа.
Борис Чавчавадзе
Когда я в статусе беженца в 1975 году оказался в Вене, опеку надо мной взял Толстовский фонд. Этот фонд помощи русским эмигрантам в 1939 году организовала и с тех пор возглавляла младшая дочь Льва Толстого Александра Львовна. В 1976 году представительницей фонда в Вене стала Ирина Борисовна. Так мы познакомились и быстро сдружились, проводя вместе довольно много времени. В то время в Вене жило немало представителей «первой волны» русской эмиграции. Часть из них ходила в православный Никольский собор Московской Патриархии, меньшая часть – в маленький приход Русской Зарубежной Церкви. Этот приход сначала располагался в съемной квартире в центре Вены, а позже – в часовне Святой Бригитты, которую предоставили в распоряжение русской церкви католики. Зарубежный приход был очень маленьким, прихожане в нем – старые. Ирина Борисовна, Марина Александровна Дерюгина (ее муж, будущий отец Михаил, стал впоследствии священником церкви «Всех Святых в Земле Российской просиявших» на улице Клод Лоррен в Париже) и Юрий Боголепов составили в нем костяк хора, а я читал Апостола. В приходе были весьма колоритные личности, вроде Киры Львовны Вольф, потомка известного русского книготорговца Маврикия Осиповича Вольфа.
С Францем Шоттером на прогулке под Веной, 1976 г.
Ходила в этот приход со своим супругом и Людмила Борисовна Шоттер, жена культурного атташе Франции в Австрии Франца Шоттера. Людмила Борисовна была одногодкой с Ириной Борисовной. Она тоже эвакуировалась грудным младенцем из Крыма вместе с Белой армией, только не из Севастополя, а из Ялты. Часто после службы Шоттеры приглашали нас к себе в гости, и мы лакомились деликатесами французской кухни. От Франца Шоттера мы получали приглашения на концерты классической музыки, которые устраивались в культурном представительстве Франции.
«Боже, Царя храни» на улице Вены
До самых последних дней Ирина Борисовна вспоминала один эпизод из нашей светской жизни в Вене. Мы были в гостях у Марии и Ольги Разумовских. Они праправнучки российского посланника в Австрии Кирилла Разумовского, прибывшего в Вену в 1790-ом году. Тогда еще была жива их мать, графиня Екатерина Сайн-Виттгенштейн, носительница прекрасного русского языка. Она сумела передать его своим детям. Когда пробил поздний час, Мария спросила свою мать, не пора ли ей отдохнуть. «Позволь мне, голубушка, самой решать, когда мне почивать идти», — ответила графиня. Она не хотела покидать наше общество. Россия зримо присутствовала в их доме, хотя в России род Разумовских угас еще в середине XIX-го века. В тот вечер мы припозднились и, возвращаясь домой пешком, оказались около дома, где жили советские представители. Полагаю, мы были навеселе, ибо мое предложение спеть у советской резиденции «Боже, Царя храни», Ириной Борисовной и Юрием было встречено с восторгом. Наше трио было услышано. В доме задергались занавески, и за нами погнался дежуривший у дома полицейский. Пришлось трубить отбой и ретироваться переулками.
Цветы для княжны Чавчавадзе
Ираина Борисовна и Павел Ильич Миклашевский. Ресторан Эрмитаж, 23 апреля 2011
Затем мы все встретились в Монреале, куда Ирина Борисовна вернулась после окончания работы в Вене. Наша дружба возобновилась и продолжалась до самого конца. В последние годы, живя уже в старческом доме, Ирина Борисовна почти никуда не выходила, за исключением ресторана «Эрмитаж», который очень любила. Ирина Борисовна интересовалась всеми, кто заходил в ресторан. Во время одного такого визита я ей представил некоего Зазу, молодого парня, приехавшего недавно из Грузии. Как-никак, через своего отца Ирина связана с этой страной. После представления Заза вышел, а затем вернулся с огромным букетом роз, который он преподнес нашей гостье. «Для меня большая честь познакомиться с Вами», — сказал он. Я был поражен. Заза только начинал свой нелегкий путь иммигранта, и лишних денег у него точно не было. Ирина Борисовна так была тронута, что еще долго спрашивала, как дела у Зазы.
Последние гости
В сентябре 2014 года в Монреале с концертом были известные русские барды Вадим Егоров и Веста Солянина. На другой день после выступления я показывал им город. Мы проезжали мимо старческого дома «Фулфорд» на улице Ги, где жила Ирина Борисовна. Я упомянул о ней, и Веста поинтересовалась, можно ли ее навестить. Ирина была очень обрадована нашим визитом. Дети ее живут в других городах, и частыми визитами избалована она не была. Этот день оказался для нее праздником, может скорее всего последним такого рода. В феврале 2015 года Ирина Борисовна Ломасней скончалась. Отпевали ее в Петропавловском соборе города Монреаля, куда семья Лехтенбергских ходила со времени своего переезда в Канаду. У гроба стоял императорский штандарт, так как через свою мать Ирина была связана с императорской семьей. Похоронена Ирина Борисовна вместе со своей матерью и отчимом на семейном участке Лейхтенбергских на кладбище Ново-Дивеевского Успенского монастыря Русской Православной Церкви Заграницей в местечке Нануэт под Нью-Йорком.
Моя семья с пасхальным визитом у Ирины Борисовны, 2010 г.
С Вестой Соляниной и Вадимом Егоровым. Последний визит гостей, последнее фото…
Во второй части этого фильма, посвященной истории Лейхтенбергских, запечатлен визит к Ирине Борисовне Ломасней в старческом доме «Фулфорд» в декабре 2013-го года.
Как уже стало известно, в храме Гроба Господня в Иерусалиме проводятся реставрационные работы. Реставрирующие гробницу Иисуса Христа ученые, сняли мраморную защитную мраморную плиту с камня, на котором лежало тело Христа. Эта плита была установлена на погребальном Ложе Гроба Христа в 1555 году для защиты святыни, поскольку паломники пытались отколоть для себя кусочек Гроба Господня, тем самым разрушая его.
Ученые, которые сняли мраморную плиту с погребального ложа Христа утверждают, что в основе этого процесса — желание отреставрировать святыню христианского мира. Также они надеются выяснить, как мать святого равноапостольного императора Константина, святая равноапостольная Елена, узнала, что именно это место является Гробом Господним.
Некоторые представители как Православной, так и католической церквей во вскрытии места захоронения Иисуса Христа не видят ничего предосудительного. Например, заместитель председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви протоиерей Максим Козлов, заявил, что это событие находится сугубо в сфере церковной археологии. "С религиозной точки зрения вообще не вижу здесь ничего примечательного", - добавил он.
На замечание, что ученые просто хотят потешить собственное любопытство, председатель синодального миссионерского отдела Московского патриархата игумен Серапион, ответил, что человеку свойственно любопытство и ему нельзя запретить узнавать что-то новое. "В частности, людей интересует, как поступала святая Елена, когда искала Гроб Господень и Животворящий Крест, что представляла собой могила Иисуса", – пояснил он.
Итак, ни с религиозной, ни с человеческой точки зрения данное событие не имеет под собой почвы для дискуссии. Так ли это? Не знаю, я не богослов, но как простой православный христианин задаюсь вопросами, которые очень смущают меня.
Во-первых – только ли из-за любопытства была вскрыта Христова Гробница? Крайне сомневаюсь и придерживаюсь того мнения, что «исследователи» всяческими неправдами постараются подтвердить лживую информацию из снятого в 2007 году в Канаде фильма «Потерянная могила Иисуса». А в фильме этом авторы заявляют, что на основании строго «научных» археологических и криминологических исследований, анализа ДНК и статистических выкладок «доказано», что библейский Иисус похоронен в гробнице Талпиот вместе с семьей. Как ныне известно Талпиот – это жилой комплекс в Иерусалиме. В 1980 году бригада строителей открыла там гробницу. Исследователи утверждают, что пять из десяти гробов, обнаруженных в склепе Талпиот, были надписаны именами, которые, как полагают, связаны с ключевыми фигурами Нового Завета: Иисус, Мария, Матфей, Иосиф, и Мария Магдалина. Шестую надпись, написанную по-арамейски, переводят как “Иуда сын Иисуса “. Так появились «новые научные факты» и якобы анализ ДНК, проведенный в одной из самых передовых лабораторий, которые указывают на то, что в гробнице Талпиот хранились «останки Иисуса из Назарета и его семьи - Марии Магдалины и сына Иуды».
Но даже если отбросить мою версию в отношении планов вскрытия настоящей гробницы Иисуса Христа, как несостоятельную, то все равно остается много серьезных вопросов. Во-первых, кому и для чего всё это нужно? Ученым? Зачем? Чтобы найти доказательства того, что это именно и есть Гроб Господень? Или христианским церквям, давшим разрешение на проведение научных опытов над Христовым ложем нужны научные доказательств святости этого места? И тем и другим мало того, что здесь каждый год сходит Благодатный огонь?
И коль уж дошло до того, что святость должна подтвердиться научной экспертизой, тогда давайте и мощи разных святых сдавать на анализ ДНК и прилагать к ним сертификат соответствия?
Но ведь Гроб Господень нуждается в реставрации – могут возразить мне оппоненты. А кто мог определить, что скрытое в течение столетий ложе Христово нужно реставрировать и опять же – зачем? Может русофоб-мусульманин, спонсирующий террористов в Сирии и поддерживающий там бойню христиан король Иордании Абдулла II? Ведь именно он вложил в общие реставрационные работы в Куквуклии аж 4 миллиарда долларов (!!!) Или Патриарх Иерусалимский Феофил III, известный масон, друг папы Римского и смутьян, собравший Критский собор? Да, реставрационные работы поддержали практически все христианские конфессии. Но и это для меня смутительно, ведь Господень Гроб – это святая Святых. И мне трудно представить, что в Святая Святых христиан всего мира при спонсорстве мусульманина-головореза, вторгаются неведомо какие люди, топоча ногами по святыне и оправдывая это необходимостью проведения реставрационно-исследовательских работ. А по мне – так это просто-напросто осквернение святыни. Мы что, забыли, как большевики «исследовали» мощи святых в России? Но тогда православная Русь по мере сил встала на защиту своих святынь. Проведение таких «научных работ» никто из священнослужителей ничем не оправдывал и в целом христиане считали это кощунством и богохульством.
А ныне топчут Гроб Господень – и ничего! Такие действия, чем бы их не оправдывали – это есть осквернение святого места, нарушение закона данного Самим Господом «И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая». (Исх. 3:5)
Для светского же мира вскрытие плиты Гроба Господня – это есть акт десакрализации величайшей святыни всего христианского мира. Кроме того - это эсхатологический акт, последовавший за пусть и непризнанным, но по-видимому последним «Вселенским собором» и уже начавшейся Третьей Мировой войной. После этого молчание христианских церквей в отношении осквернения Гроба Господня и даже согласие с этим - не удивительное дело. Апостасия - она и есть апостасия…
Если же я в своих выводах не прав, то с христианским смирением прошу читателей поправить меня и простить за ошибочные для православного человека взгляды.
Блаж. Августинъ, еп. Иппонійскій (†430 г.): О единеніи между братіями и любви между ближними
1. Первое чтеніе Божественныхъ словъ изъ книги, которая называется «Проповѣдникъ» (Ecclesiasticus), указываетъ три нѣкоторыя достойныя вниманія превосходства: любовь между братьями, любовь между ближними и мужа и жену, въ согласіи живущихъ. Блага эти, конечно, пріятны и похвальны и въ человѣческихъ дѣлахъ, но гораздо болѣе похвальны они въ дѣлахъ Божественныхъ. Потому что кто не радуется согласію между братіями? Но о томъ нужно скорбѣть, что это столь великое качество рѣдко наблюдается у людей. Всѣ его хвалятъ, но весьма немногіе обладаютъ имъ. Счастливы, которые въ себѣ самихъ имѣютъ то, что вынуждаются хвалить даже въ другихъ. Всѣ хвалятъ въ согласіи живущихъ братьевъ. Да и почему трудно жить братіямъ въ согласіи? Потому что препираются о землѣ и хотятъ быть землею. Еще отъ начала сказано было человѣку — грѣшнику: земля еси и въ землю отыдеши (Быт. 3, 19). Отсюда же мы можемъ заключить и о словахъ, которыя долженъ услышать праведникъ. Если справедливо грѣшнику сказано: земля ты и въ землю возвратишься, — то справедливо и праведнику говорится: небо ты и на небо возвратишься. И развѣ праведники не суть небеса, когда объ апостолахъ весьма ясно сказано: небеса проповѣдаютъ славу Божію? А что именно о нихъ сказано здѣсь, въ этомъ убѣждаюгъ достаточно насъ послѣдующія слова: и о дѣлахъ рукъ Его возвѣщаетъ твердь. Кого назвалъ псалмопѣвецъ небесами, тѣхъ назвалъ и твердью. День дню передаетъ рѣчь, ночь ночи открываетъ знаніе. Нѣтъ языка, и нѣтъ нарѣчія, гдѣ не слышался бы голосъ ихъ. Чей голосъ? Конечно, голосъ небесъ. Слѣдовательно, это сказано объ апостолахъ, сказано о провозвѣстникахъ истины. Отсюда понятно и дальнѣйшее: по всей землѣ проходитъ звукъ ихъ и до предѣловъ вселенной слова ихъ (Псал. 18, 2-5). Нѣтъ языка, и нѣтъ нарѣчія, гдѣ не слышался бы голосъ ихъ (Псал. 18, 4). — Когда сошелъ на апостоловъ Духъ Святый, и Богъ сталъ обитать въ небѣ, которое создалъ изъ земли, они, по дѣйствію Духа Святаго, стали говорить языками всѣхъ народовъ. Поэтому сказано: нѣтъ языка, и нѣтъ нарѣчія, гдѣ не слышался бы голосъ ихъ. И такъ какъ послѣ того они посланы были для проповѣди Евангелія ко всѣмъ народамъ, то по всей землѣ проходитъ звукъ и до предѣловъ вселенной слова ихъ. Чьи слова? Слова небесъ, о коихъ справедливо можно сказать: «небеса вы и на небеса возвратитесь», — какъ справедливо говорится и грѣшнику: «земля ты и въ землю возвратишься».
2. Итакъ, если братія желаютъ быть въ согласіи между собой, пусть не привязываются къ землѣ. И если не хотятъ привязываться къ землѣ, пусть не уподобляются ей. Пусть ищутъ владѣнія, котораго нельзя раздѣлить, и тогда будутъ въ согласіи между собой. Откуда между братьями раздоры? Откуда ослабленіе благочестія? Откуда одно чрево, а не одинъ духъ, если не отъ того, что въ то время, какъ душа ихъ портится, всякій заботится о своей части, старается объ увеличеніи и умноженіи своей доли и хочетъ одинъ имуществомъ владѣть, если у кого начинается раздѣленіе съ братомъ? Чье это столь хорошее владѣніе? — спрашиваютъ иногда. Наше, — отвѣчаютъ другіе. Какое прекрасное владѣніе! Но все ли оно твое, братъ? Нѣтъ, есть у меня товарищъ; быть можетъ, Богъ дастъ, онъ продастъ мнѣ часть свою. Дай, Богъ! — отвѣчаетъ на это льстецъ. Но чего дай, Богъ!? Чтобы одинъ человѣкъ оказался въ стѣсненномъ положеніи и продалъ свою часть другому. Но пусть сдѣлаетъ это Богъ, пусть сдѣлаетъ для тебя. Ибо нечестивый хвалится похотью души своей; корыстолюбецъ ублажаетъ себя (Псал. 9, 24). Однако, чтó можетъ быть хуже того, когда одинъ обогащается на счетъ бѣдности другого? И все-таки часто встрѣчается это. Спокойнымъ чувствуетъ себя корыстолюбецъ. Можетъ быть, онъ употребилъ насиліе; можетъ быть, стѣснилъ другого и вынудилъ у него; можетъ быть, мучилъ и вымучилъ и не у кого-нибудь, а у своего брата. Лучше, говоришь ты, все же мнѣ купить, чѣмъ стороннему. — Но подвергшійся стѣсненію, если онъ благочестивъ, имѣетъ утѣшеніе. Пусть утѣшается словами Писанія, которыя только что слышали вы. Пусть онъ терпитъ нужду, а братъ его имѣетъ обиліе во всемъ. Но послѣдній изобилуетъ прахомъ, будучи чуждъ праведности. Помни же то, чтó говорится бѣдному: не бойся, когда богатѣетъ человѣкъ, когда слава дома его умножается, ибо, умирая, не возьметъ ничего (Псал. 48, 17-18). Старайся, бѣднякъ, пріобрѣтать то, чего не теряешь, умирая, и что обрѣтешь, живя въ вѣчности. Старайся имѣть праведность и не раскаешься. О томъ ли печалишься ты, что остаешься бѣднымъ здѣсь, на землѣ? Но бѣднымъ былъ здѣсь и Тотъ, Кто создалъ землю. Утѣшаетъ тебя Господь Богъ твой, утѣшаетъ Творецъ твой, утѣшаетъ твой Искупитель. Доставляетъ тебѣ утѣшеніе не алчущій братъ твой, потому что Господь благоволилъ быть братомъ нашимъ. Одинъ Онъ только и есть самый надежный Братъ нашъ, съ Коимъ слѣдуетъ быть намъ въ согласіи. Назвалъ я Его неалчущимъ. Но, можетъ быть, и Его найду алчущимъ. Алкаетъ Онъ, правда, но насъ хочетъ имѣть, насъ хочетъ обрѣсти. За насъ уплатилъ Онъ великую цѣну — Себя Самого. Къ этой цѣнѣ нельзя прибавить ничего. Отдалъ Онъ Себя Самого и сдѣлался Искупителемъ нашимъ. И не такъ отдалъ Себя цѣною за насъ, чтобы врагъ, освободивъ насъ, владѣлъ вмѣсто этого Имъ Самѝмъ. Отдалъ Онъ Себя смерти, убивая смерть. Смертію Своею именно Онъ убилъ смерть. Самъ не будучи уничтоженъ ею, и, уничтоживъ смерть, избавилъ насъ отъ смерти. Живетъ смерть, когда мы умираемъ; умретъ она, когда мы оживемъ, когда ей будетъ сказано: Смерть! гдѣ твое жало? (1 Кор. 15, 55).
3. И вотъ къ этому-то Брату нашему обратился нѣкто противъ брата своего, съ коимъ не было у него согласія, и сказалъ: Учитель! скажи брату моему, чтобы онъ раздѣлилъ со мною наслѣдство (Лук. 12, 13). Все отнялъ онъ, не хочетъ уступить мнѣ даже и части, не слушаетъ меня, пусть послушаетъ Тебя. Но что до этого Господу? что говоримъ обыкновенно мы, находясь въ этой жизни, будучи сами земными, по землѣ пресмыкающимися, помышляя о земномъ, не желая кого-либо опечалить, — говоримъ мы, причиняя тѣмъ по бóльшей части еще бóльшую печаль? Поди, братъ, и отдай брату своему часть его. Но не это сказалъ Господь. А чтó правдивѣе Его? Кто найдеть такого судью, къ которому бы можно было обратиться противъ алчности брата своего? И развѣ не радовался человѣкъ тотъ, что нашелъ великое утѣшеніе? Великой помощи, безъ сомнѣнія, ждалъ онъ, взывая къ столь великому Судіи: Господи! скажи брату моему, чтобы онъ раздѣлилъ со мною наслѣдство. Что же Онъ отвѣтилъ ему? Кто поставилъ Меня судить или дѣлить васъ? Отклонилъ Господь просьбу, не исполнилъ того, чего просили у Него, не оказалъ желательной для того помощи. Что было особеннаго тамъ? Что терялъ Онъ (Господь) отъ того? И какимъ трудомъ было бы для Него оказать это благодѣяніе? Однакоже, Господь не оказалъ его. Гдѣ же то, о чемъ Самъ Онъ говоритъ: всякому, просящему у тебя давай (Лук. 6, 30). Не сдѣлалъ этого однакоже Самъ Тотъ, Кто далъ намъ примѣръ жизни. Какъ же мы будемъ дѣлать то? Или какъ будемъ давать, когда несемъ нѣкоторый расходъ, если не оказываемъ благодѣянія тамъ, гдѣ нѣтъ никакого расхода, гдѣ ничего мы не платимъ, ничего не теряемъ? Не исполнилъ Господь той просьбы и однако Онъ не ничего не сдѣлалъ. Въ меньшемъ отказалъ Онъ и бóльшее далъ. Сказалъ Онъ ясно: всякому, просящему у тебя давай. Что же, если кто-нибудь станетъ просить у тебя, не говорю того, что не полезно давать, но что преступно давать? Что, если какой-либо мужчина станетъ искать того, чего искали лжесвидѣтели отъ Сусанны? Что, если какая-либо женщина станетъ просить, чего женщина просила у Іосифа? Нужно ли слѣдовать и здѣсь этому повелѣнію, какъ руководственному: всякому, просящему у тебя давай? Да не будетъ этого. Станешь ли ты поступать въ этомъ случаѣ вопреки заповѣди Божіей? Скорѣе будемъ исполнять мы заповѣдь Господа въ томъ случаѣ, когда просящему злого не будемъ давать; при этомъ, мы не нарушаемъ и повелѣнія того, потому что сказано: всякому, просящему у тебя давай. Не сказано: все просящему у тебя давай, но: всякому, просящему у тебя давай, давай вообще; давай, хотя бы и не то, чего проситъ онъ. Проситъ дурного, ты давай доброе. Такъ поступилъ Іосифъ. Не далъ онъ того, чего просила безстыдная жена, и далъ то, что она должна была выслушать, чтобы не быть безстыдной. Не палъ онъ въ яму похоти и другому человѣку далъ совѣтъ цѣломудрія. Да не будетъ, отвѣчалъ онъ, чтобы я сдѣлалъ это для господина моего, и чтобы осквернилъ ложе того, кто все ввѣрилъ мнѣ въ домѣ своемъ (Быт. гл. 39). Если рабъ, за деньги купленный, оказалъ такую вѣрность господину своему, то какую же вѣрность должна оказывать жена въ отношеніи къ мужу? Въ этомъ именно и состояло наставленіе Іосифа: я, какъ бы говорилъ онъ, рабъ, не сдѣлаю этого господину моему, а ты ли, жена, сдѣлаешь это предъ мужемъ своимъ?! Дала и Сусанна просящимъ, и она не оставила безъ наставленія лжесвидѣтелей, если бы они пожелали только принять данный имъ совѣтъ цѣломудрія. Не только не согласилась она, но и не умолчала о томъ, почему не согласилась. Если соглашусь съ вами, разсуждала она, то согрѣшу предъ Богомъ. Если не соглашусь, не избѣгну рукъ вашихъ. Но лучше впасть въ руки ваши, нежели согрѣшитъ предъ Богомъ (Дан. гл. 13). Что же, — лучше ли впасть въ руки ваши, нежели согрѣшить предъ Богомъ? Грѣшите предъ Богомъ и вы (Deo peristis), желая совершить насиліе надо мной. — Вотъ это правило имѣйте, братія, всегда передъ собой. Давайте, когда просятъ у васъ, хотя бы и не то, чего просятъ. Такъ поступилъ Господь. Просилъ человѣкъ тотъ о чемъ? О раздѣленіи наслѣдства. Далъ Господь, но чтó далъ? Осужденіе страсти. О чемъ просилъ и чтó получилъ? Скажи брату моему, чтобы онъ раздѣлилъ со мной наслѣдство. Господь же сказалъ: кто поставилъ меня судить или дѣлить васъ?.. Смотрите, берегитесь любостяжанія. И скажу, почему такъ. Быть можетъ, просишь ты половину наслѣдства для того, чтобы быть богатымъ. У одного богатаго человѣка былъ хорошій урожай. Великій успѣхъ ожидался. Много хлѣба было на полѣ. И онъ разсуждалъ самъ съ собою: чтó мнѣ дѣлать? некуда мнѣ собрать плодовъ своихъ. И тщательно обдумавъ, сказалъ: вотъ что сдѣлаю: сломаю житницы мои и построю бóльшія и соберу туда весь хлѣбъ мой. Бóльшія сдѣлаю житницы, чѣмъ старыя были. И скажу душѣ моей: душа! много добра у тебя... ѣшь... веселись. И говоритъ ему Богъ: «безумный ты, который кажешься себѣ столь благоразумнымъ! Знаешь ты, какъ сломать старыя житницы и построить новыя, а самъ остаешься развалиной, ты, коему слѣдовало уничтожить ветхое въ себѣ самомъ и уже не мыслить о земномъ. Безумный! чтó сказалъ ты и кому сказалъ? душѣ своей сказалъ: веселись, много добра у тебя. Но въ эту же ночь возьмутъ у тебя душу твою, коей ты обѣщалъ все это. Кому же достанется, что ты заготовилъ» (Лук. 12, 13-20)? Итакъ, не бойся, когда богатѣетъ человѣкъ... ибо, умирая, не возьметъ ничего (Псал. 48, 17-18)...
Святый праведный отецъ нашъ Іоаннъ, Кронштадтскій Чудотворецъ, родился 19 октября 1829 года въ селѣ Сура Пинежскаго уѣзда Архангельской губерніи — на далекомъ сѣверѣ Россіи, въ семьѣ бѣднаго сельскаго дьячка Иліи Сергіева и жены его Ѳеодоры. Новорожденный казался столь слабымъ и болѣзненнымъ, что родители поспѣшили тотчасъ же окрестить его, причемъ нарекли его Іоанномъ, въ честь преподобнаго Іоанна Рыльскаго, въ тотъ день св. Церковью празднуемаго. Вскорѣ послѣ крещенія младенецъ Іоаннъ сталъ замѣтно поправляться. Благочестивые родители, приписавъ это благодатному дѣйствію св. таинства крещенія, стали съ особою ревностью направлять его мысль и чувство къ Богу, пріучая его къ усердной домашней и церковной молитвѣ. Отецъ съ ранняго дѣтства постоянно бралъ его въ церковь и тѣмъ воспиталъ въ немъ особенную любовь къ богослуженію.
Живя въ суровыхъ условіяхъ крайней матеріальной нужды, отрокъ Іоаннъ рано познакомился съ безотрадными картинами бѣдности, горя, слезъ и страданій. Это сдѣлало его сосредоточеннымъ, вдумчивымъ и замкнутымъ въ себѣ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, воспитало въ немъ глубокое сочувствіе и сострадательную любовь къ бѣднякамъ. Не увлекаясь свойственными дѣтскому возрасту играми, онъ, нося постоянно въ сердцѣ своемъ память о Богѣ, любилъ природу, которая возбуждала въ немъ умиленіе и преклоненіе предъ величіемъ Творца всякой твари.
На шестомъ году отрокъ Іоаннъ, при помощи отца, началъ учиться грамотѣ. Но грамота вначалѣ плохо давалась мальчику. Это его печалило, но это же подвигло и на особенно горячія молитвы къ Богу о помощи. Когда отецъ его, собравъ послѣднія средства отъ скудости своей, отвезъ его въ Архангельское приходское училище, онъ, особенно остро почувствовавъ тамъ свое одиночество и безпомощность, все утѣшеніе свое находилъ только въ молитвѣ. Молился онъ часто и пламенно, горячо прося у Бога помощи. И вотъ, послѣ одной изъ такихъ горячихъ молитвъ, ночью, мальчика вдругъ точно потрясло всего, «точно завѣса спала съ глазъ, какъ будто раскрылся умъ въ головѣ», «легко и радостно такъ стало на душѣ»: ему ясно представился учитель того дня, его урокъ, онъ вспомнилъ даже, о чемъ и что онъ говорилъ. Чуть засвѣтлѣло, онъ вскочилъ съ постели, схватилъ книги, и, о, счастіе! Онъ сталъ читать гораздо лучше, сталъ хорошо понимать все и запоминать прочитанное.
Съ той поры отрокъ Іоаннъ сталъ отлично учиться: однимъ изъ первыхъ окончилъ училище, первымъ окончилъ Архангельскую духовную семинарію и былъ принятъ на казенный счетъ въ С.-Петербургскую Духовную Академію.
Еще учась въ семинаріи, онъ лишился нѣжно любимаго имъ отца. Какъ любящій и заботливый сынъ, Іоаннъ хотѣлъ было прямо изъ семинаріи искать себѣ мѣсто діакона или псаломщика, чтобы содержать оставшуюся безъ средствъ къ существованію старушку-мать. Но она не пожелала, чтобы сынъ изъ-за нея лишился высшаго духовнаго образованія и настояла на его поступленіи въ Академію.
Поступивъ въ академію, молодой студентъ не оставилъ свою мать безъ попеченія: онъ выхлопоталъ себѣ въ академическомъ правленіи канцелярскую работу, и весь получавшійся имъ скудный заработокъ полностью отсылалъ матери.
Учась въ академіи, Іоаннъ первоначально склонялся посвятить себя миссіонерской работѣ, среди дикарей Сибири и Сѣверной Америки. Но Промыслу Божію угодно было призвать его къ иного рода пастырской дѣятельности. Размышляя однажды о предстоящемъ ему служеніи Церкви Христовой во время уединенной прогулки по академическому саду, онъ, вернувшись домой, заснулъ и во снѣ увидѣлъ себя священникомъ, служащимъ въ Кронштадтскомъ Андреевскомъ соборѣ, въ которомъ въ дѣйствительности онъ никогда еще не былъ. Онъ принялъ это за указаніе свыше. Скоро сонъ сбылся съ буквальной точностью. Въ 1855 году, когда Іоаннъ Сергіевъ окончилъ курсъ академіи со степенью кандидата богословія, ему предложено было вступить въ бракъ съ дочерью протоіерея Кронштадтскаго Андреевскаго собора К. Несвитскаго Елисаветою и принять санъ священника для служенія въ томъ же соборѣ. Вспомнивъ свой сонъ, онъ принялъ это предложеніе.
12 декабря 1855 года совершилось его посвященіе въ священнники. Когда онъ впервые вошелъ въ Кронштадтскій Андреевскій соборъ, онъ остановился почти въ ужасѣ на его порогѣ: это былъ именно тотъ храмъ, который задолго до того представлялся ему въ его дѣтскихъ видѣніяхъ. Вся остальная жизнь о. Іоанна и его пастырская дѣятельность протекала въ Кронштадтѣ, почему многіе забывали даже его фамилію «Сергіевъ» и называли его «Кронштадтскій», да и самъ онъ нерѣдко такъ подписывался.
Бракъ о. Іоанна, который требовался обычаями нашей Церкви для іерея, проходящаго свое служеніе въ міру, былъ только фиктивный, нужный ему для прикрытія его самоотверженныхъ пастырскихъ подвиговъ: въ дѣйствительности онъ жилъ съ женой, какъ братъ съ сестрой. «Счастливыхъ семей, Лиза, и безъ насъ много. А мы съ тобою, давай, посвятимъ себя на служеніе Богу», такъ сказалъ онъ своей женѣ въ первый же день своей брачной жизни, до конца дней своихъ оставаясь чистымъ дѣвственникомъ.
Хотя однажды о. Іоаннъ и говорилъ, что онъ не ведетъ аскетической жизни, но это, конечно, сказано было имъ лишь по глубокому смиренію. Въ дѣйствительности, тщательно скрывая отъ людей свое подвижничество, о. Іоаннъ былъ величайшимъ аскетомъ. Въ основѣ его аскетическаго подвига лежала непрестанная молитва и постъ. Его замѣчательный дневникъ: «Моя Жизнь во Христѣ» ярко свидѣтельствуетъ объ этой его аскетической борьбѣ съ грѣховными помыслами, этой «невидимой брани», которую заповѣдуютъ всѣмъ истиннымъ христіанамъ древніе великіе отцы-подвижники. Строгаго поста, какъ душевнаго, такъ и тѣлеснаго, требовало естественно отъ него и ежедневное совершеніе Божественной литургіи, которое онъ поставилъ себѣ за правило.
При первомъ же знакомствѣ съ своей паствой о. Іоаннъ увидѣлъ, что здѣсь ему предстоитъ не меньшее поле для самоотверженной и плодотворной пастырской дѣятельности, нежели въ далекихъ языческихъ странахъ. Безвѣріе, иновѣріе и сектанство, не говоря уже о полномъ религіозномъ индифферентизмѣ, процвѣтали тутъ. Кронштадтъ былъ мѣстомъ административной высылки изъ столицы разныхъ порочныхъ людей. Кромѣ того, тамъ много было чернорабочихъ, работавшихъ, главнымъ образомъ въ порту. Всѣ они ютились, по большей части, въ жалкихъ лачугахъ и землянкахъ, попрошайничали и пьянствовали. Городскіе жители не мало терпѣли отъ этихъ морально опустившихся людей, получившихъ названіе «посадскихъ». Ночью не всегда безопасно было пройти по улицамъ, ибо былъ рискъ подвергнуться нападенію грабителей.
Вотъ на этихъ-то, казалось, нравственно-погибшихъ людей, презираемыхъ всѣми, и обратилъ свое вниманіе исполненный духа подлинной Христовой любви нашъ великій пастырь. Среди нихъ-то онъ и началъ дивный подвигъ своего самоотверженнаго пастырскаго дѣланія. Ежедневно сталъ онъ бывать въ ихъ убогихъ жилищахъ, бесѣдовалъ, утѣшалъ, ухаживалъ за больными и помогалъ имъ матеріально, раздавая все, что имѣлъ, нерѣдко возвращаясь домой раздѣтымъ и даже безъ сапогъ. Эти кронштадтскіе «босяки», «подонки общества», которыхъ о. Іоаннъ силою своей сострадательной пастырской любви опять дѣлалъ людьми, возвращая имъ утраченный ими было человѣческій образъ, первые «открыли» святость о. Іоанна. И это «открытіе» очень быстро восприняла затѣмъ вся вѣрующая народная Россія.
Необыкновенно трогательно разсказываетъ объ одномъ изъ такихъ случаевъ духовнаго возрожденія, благодаря о. Іоанну, одинъ ремесленникъ: «Мнѣ было тогда годовъ 22-23. Теперь я старикъ, а помню хорошо, какъ видѣлъ въ первый разъ батюшку. У меня была семья, двое дѣтишекъ. Я работалъ и пьянствовалъ. Семья голодала. Жена потихоньку по міру сбирала. Жили въ дрянной конуркѣ. Прихожу разъ не очень пьяный. Вижу, какой-то молодой батюшка сидитъ, на рукахъ сынишку держитъ и что-то ему говоритъ ласково. Ребенокъ серьезно слушаетъ. Мнѣ все кажется, батюшка былъ, какъ Христосъ на картинкѣ «благословеніе дѣтей». Я было ругаться хотѣлъ: вотъ, молъ, шляются... да глаза батюшки ласковые и серьезные меня остановили: стыдно стало... Опустилъ я глаза, а онъ смотритъ — прямо въ душу смотритъ. Началъ говорить. Не смѣю передать все, что онъ говорилъ. Говорилъ про то, что у меня въ коморкѣ рай, потому что, гдѣ дѣти, тамъ всегда и тепло и хорошо, и о томъ, что не нужно этотъ рай мѣнять на чадъ кабацкій. Не винилъ онъ меня, нѣтъ, все оправдывалъ, только мнѣ было не до оправданія. Ушелъ онъ, я сижу и молчу... Не плачу, хотя на душѣ такъ, какъ передъ слезами. Жена смотритъ... И вотъ съ тѣхъ поръ я человѣкомъ сталъ...».
Такой необычный пастырскій подвигъ молодого пастыря сталъ вызывать нареканія и даже нападки на него со всѣхъ сторонъ. Многіе долго не признавали искренности его настроенія, глумились надъ нимъ, клеветали на него, устно и печатно, называли его юродивымъ. Одно время епархіальное начальство воспретило даже выдавать ему на руки жалованіе, такъ какъ онъ, получивъ его въ свои руки, все до послѣдней копейки раздавалъ нищимъ, вызывало его для объясненій. Но всѣ эти испытанія и глумленія о. Іоаннъ мужественно переносилъ, ни въ чемъ не измѣняя, въ угоду нападавшимъ на него, принятаго имъ образа жизни. И, съ Божіей помощью, онъ побѣдилъ всѣхъ и вся, и за все то, надъ чѣмъ въ первые годы пастырства надъ нимъ смѣялись, поносили, клеветали и преслѣдовали, впослѣдствіи стали прославлять, понявъ, что передъ ними истинный послѣдователь Христовъ, подлинный пастырь, полагающій душу свою за овцы своя.
«Нужно любить всякаго человѣка и въ грѣхѣ его и въ позорѣ его»... говорилъ о. Іоаннъ: «не нужно смѣшивать человѣка — этотъ образъ Божій — со зломъ, которое въ немъ»... Съ такимъ сознаніемъ онъ и шелъ къ людямъ, всѣхъ побѣждая и возраждая силою своей истинно-пастырской состраждущей любви.
Скоро открылся въ о. Іоаннѣ и дивный даръ чудотворенія, который прославилъ его на всю Россію и даже далеко за предѣлами ея. Нѣтъ никакой возможности перечислить всѣ чудеса, совершенныя о. Іоанномъ. Наша невѣрующая интеллигенція и ея печать намѣренно замалчивали эти безчисленныя явленія силы Божіей. Но все же очень много чудесъ записано и сохранено въ памяти. Сохранилась точная запись разсказа самого о. Іоанна о первомъ его чудѣ своимъ сопастырямъ-священникамъ. Глубокимъ смиреніемъ дышетъ этотъ разсказъ: «Кто-то въ Кронштадтѣ заболѣлъ», такъ разсказывалъ объ этомъ о. Іоаннъ: «Просили моей молитвенной помощи. У меня и тогда уже была такая привычка: никому въ просьбѣ не отказывать. Я сталъ молиться, предавая молящаго въ руки Божіи, прося у Господа исполненія надъ болящимъ Его святой воли. Но неожиданно приходитъ ко мнѣ одна старушка, которую я давно зналъ. Она была богобоязненная, глубоко-вѣрующая женщина, проведшая свою жизнь по-христіански и въ страхѣ Божіемъ кончившая свое земное странствованіе. Приходитъ она ко мнѣ и настойчиво требуетъ отъ меня, чтобы я молился о болящемъ не иначе, какъ о его выздоровленіи. Помню, тогда я почти испугался: «какъ я могу — думалъ я — имѣть такое дерзновеніе?» Однако, эта старушка твердо вѣрила въ силу моей молитвы и стояла на своемъ. Тогда я исповѣдалъ предъ Господомъ свое ничтожество и свою грѣховность, увидѣлъ волю Божію во всемъ этомъ дѣлѣ и сталъ просить для болящаго исцѣленія. И Господь послалъ ему милость Свою — онъ выздоровѣлъ. Я же благодарилъ Господа за эту милость. Въ другой разъ по моей молитвѣ исцѣленіе повторилось. Я тогда въ этихъ двухъ случаяхъ прямо уже усмотрѣлъ волю Божію, новое себѣ послушаніе отъ Бога — молиться за тѣхъ, кто будетъ этого просить».
И по молитвѣ о. Іоанна дѣйствительно совершалось и теперь, по его блаженной кончинѣ, продолжаетъ совершаться множество дивныхъ чудесъ. Излѣчивались молитвою и возложеніемъ рукъ о. Іоанна самыя тяжкія болѣзни, когда медицина терялась въ своей безпомощности. Исцѣленія совершались, какъ наединѣ, такъ и при большомъ стеченіи народа, а весьма часто и заочно. Достаточно было иногда написать письмо о. Іоанну или послать телеграмму, чтобы чудо исцѣленія совершилось. Особенно замѣчательно происшедшее на глазахъ у всѣхъ чудо въ селѣ Кончанскомъ (Суворовскомъ), описанное случайно находившейся тогда тамъ суворовской комиссіей профессоровъ военной академіи (въ 1901 г.). Женщина, много лѣтъ страдавшая бѣснованіемъ и приведенная къ о. Іоанну въ безчувственномъ состояніи, черезъ нѣсколько мгновеній была имъ совершенно исцѣлена и приведена въ нормальное состояніе вполнѣ здороваго человѣка. По молитвѣ о. Іоанна, прозрѣвали слѣпые. Художникомъ Животовскимъ описано чудесное пролитіе дождя въ мѣстности, страдавшей засухой и угрожаемой лѣснымъ пожаромъ, послѣ того какъ о. Іоаннъ вознесъ тамъ свою молитву. О. Іоаннъ исцѣлялъ силою своей молитвы не только русскихъ православныхъ людей, но и мусульманъ, и евреевъ, и обращавшихся къ нему изъ-заграницы иностранцевъ. Этотъ великій даръ чудотворенія естественно былъ наградой о. Іоанну за его великіе подвиги — молитвенные труды, постъ и самоотверженныя дѣла любви къ Богу и ближнимъ.
И вотъ скоро вся вѣрующая Россія потекла къ великому и дивному чудотворцу. Наступилъ второй періодъ его славной жизни, его подвиговъ. Вначалѣ онъ самъ шелъ къ народу въ предѣлахъ одного своего города, а теперь народъ самъ отовсюду, со всѣхъ концовъ Россіи, устремился къ нему. Тысячи людей ежедневно пріѣзжали въ Кронштадтъ, желая видѣть о. Іоанна и получить отъ него ту или иную помощь. Еще большее число писемъ и телеграммъ получалъ онъ: кронштадтская почта для его переписки должна была открыть особое отдѣленіе, Вмѣстѣ съ письмами и телеграммами текли къ о. Іоанну и огромныя суммы денегъ на благотворительность. О размѣрахъ ихъ можно судить только приблизительно, ибо, получая деньги, о. Іоаннъ тотчасъ же все раздавалъ. По самому минимальному подсчету чрезъ его руки проходило въ годъ не менѣе одного милліона рублей (сумма по тому времени громадная!). На эти деньги о. Іоаннъ ежедневно кормилъ тысячу нищихъ, устроилъ въ Кронштадтѣ замѣчательное учрежденіе — «Домъ Трудолюбія» со школой, церковью, мастерскими и пріютомъ, основалъ въ своемъ родномъ селѣ женскій монастырь и воздвигъ большой каменный храмъ, а въ С.-Петербургѣ построилъ женскій монастырь на Карповкѣ, въ которомъ и былъ по кончинѣ своей погребенъ.
Къ общей скорби жителей Кронштадта, во второй періодъ своей жизни, періодъ своей всероесійской славы, о. Іоаннъ долженъ былъ оставить преподаваніе Закона Божія въ Кронштадтскомъ Городскомъ Училищѣ и въ Кронштадтской классической Гимназіи, гдѣ онъ преподавалъ свыше 25-ти лѣтъ. А былъ онъ замѣчательнымъ педагогомъ-законоучителемъ. Онъ никогда не прибѣгалъ къ тѣмъ пріемамъ преподаванія, которые часто имѣли мѣсто тогда въ нашихъ учебныхъ заведеніяхъ, то-есть ни къ чрезмѣрной строгости, ни къ нравственному приниженію неспособныхъ. У о. Іоанна мѣрами поощренія не служили отмѣтки, ни мѣрами устрашенія наказанія. Успѣхи раждало теплое, задушевное отношеніе его какъ къ самому дѣлу преподаванія, такъ и къ ученикамъ. Поэтому у него не было «неспособныхъ». На его урокахъ всѣ, безъ исключенія, жадно вслушивались въ каждое его слово. Урока его ждали. Уроки его были скорѣе удовольствіемъ, отдыхомъ для учащихся, чѣмъ тяжелой обязанностью, трудомъ. Это была живая бесѣда, увлекательная рѣчь, интересный, захватывающій вниманіе разсказъ, И эти живыя бесѣды пастыря-отца съ своими дѣтьми на всю жизнь глубоко запечатлѣвались въ памяти учащихся. Такой способъ преподаванія онъ въ своихъ рѣчахъ, обращаемыхъ къ педагогамъ передъ началомъ учебнаго года, объяснялъ необходимостью дать отечеству прежде всего человѣка и христіанина, отодвигая вопросъ о наукахъ на второй планъ. Нерѣдко бывали случаи, когда о. Іоаннъ, заступившись за какого-нибудь лѣниваго ученика, приговореннаго къ исключенію, самъ принимался за его исправленіе. Проходило нѣсколько лѣтъ и изъ ребенка, не подававшаго, казалось, никакихъ надеждъ, вырабатывался полезный членъ общества. Особенное значеніе о. Іоаннъ придавалъ чтенію житій святыхъ, и всегда приносилъ на уроки отдѣльныя житія, которыя раздавалъ учащимся для чтенія на дому. Характеръ такого преподаванія Закона Божія о. Іоанномъ ярко запечатлѣнъ въ адресѣ, поднесенномъ ему по случаю 25-тилѣтія его законоучительства въ Кронштадтской Гимназіи: «Не сухую схоластику ты дѣтямъ преподавалъ, не мертвую формулу — тексты и изреченія — ты имъ излагалъ, не заученныхъ только на память уроковъ ты требовалъ отъ нихъ; на свѣтлыхъ, воспріимчивыхъ душахъ ты сѣялъ сѣмена вѣчнаго и животворящаго Глагола Божія».
Но этотъ славный подвигъ плодотворнаго законоучительства о. Іоаннъ долженъ былъ оставить, ради еще болѣе плодотворнаго и широкаго подвига своего всероссійскаго душепопеченія.
Надо только представить себѣ, какъ проходилъ день у о. Іоанна, чтобы понять и прочувствовать всю тяжесть и величіе этого его безпримѣрнаго подвига. Вставалъ о. Іоаннъ ежедневно въ 3 часа ночи и готовился къ служенію Божественной литургіи. Около 4 часовъ онъ отправлялся въ соборъ къ утрени. Здѣсь его уже встрѣчали толпы паломниковъ, жаждавшихъ получить отъ него хотя бы благословеніе. Тутъ же было и множество нищихъ, которымъ о. Іоаннъ раздавалъ милостыню. За утреней о. Іоаннъ непремѣнно самъ всегда читалъ канонъ, придавая этому чтенію большое значеніе. Передъ началомъ литургіи была исповѣдь. Исповѣдь, изъ-за громаднаго количества желавшихъ исповѣдываться у о. Іоанна, была имъ введена, по необходимости, общая. Производила она — эта общая исповѣдь — на всѣхъ участниковъ и очевидцевъ потрясающее впечатлѣніе: многіе каялись вслухъ, громко выкрикивая, не стыдясь и не стѣсняясь, свои грѣхи. Андреевскій соборъ, вмѣщавшій до 5.000 чел., всегда бывалъ полонъ, а потому очень долго шло причащеніе, и литургія раньше 12 час. дня не оканчивалась. По свидѣтельству очевидцевъ и сослужившихъ о. Іоанну, совершеніе о. Іоанномъ Божественной литургіи не поддается описанію. Ласковый взоръ, то умилительный, то скорбный, въ лицѣ сіяніе благорасположеннаго духа, молитвенные вздохи, источники слезъ, источаемыхъ внутренно, порывистыя движенія, огонь благодати священнической, проникающій его мощные возгласы, пламенная молитва — вотъ нѣкоторыя черты о. Іоанна при богослуженіи. Служба о. Іоанна представляла собою непрерывный горячій молитвенный порывъ къ Богу. Во время службы онъ былъ воистину посредникомъ между Богомъ и людьми, ходатаемъ за грѣхи ихъ, былъ живымъ звеномъ, соединявшимъ Церковь земную, за которую онъ предстательствовалъ, и Церковь небесную, среди членовъ которой онъ виталъ въ тѣ минуты духомъ. Чтеніе о. Іоанна на клиросѣ это было не простое чтеніе, а живая восторженная бесѣда съ Богомъ и Его святыми: читалъ онъ громко, отчетливо, проникновенно, и голосъ его проникалъ въ самую душу молящихся. А за Божественной литургіей всѣ возгласы и молитвы произносились имъ такъ, какъ будто своими просвѣтленными очами лицомъ къ лицу видѣлъ онъ предъ собою Господа и разговаривалъ съ Нимъ. Слезы умиленія лились изъ его глазъ, но онъ не замѣчалъ ихъ. Видно было, что о. Іоаннъ во время Божественной литургіи переживалъ всю исторію нашего спасенія, чувствовалъ глубоко и сильно всю любовь къ намъ Господа, чувствовалъ Его страданія. Такое служеніе необычайно дѣйствовало на всѣхъ присутствующихъ. Не всѣ шли къ нему съ твердой вѣрой: нѣкоторые съ сомнѣніемъ, другіе съ недовѣріемъ, а третьи изъ любопытства. Но здѣсь всѣ перерождались и чувствовали, какъ ледъ сомнѣнія и невѣрія постепенно таялъ и замѣнялся теплотою вѣры. Причащающихся послѣ общей исповѣди бывало всегда такъ много, что на святомъ престолѣ стояло иногда нѣсколько большихъ чашъ, изъ которыхъ нѣсколько священниковъ пріобщали вѣрующихъ одновременно. И такое причащеніе продолжалось нерѣдко болѣе двухъ часовъ.
Во время службы письма и телеграммы приносились о. Іоанну прямо въ алтарь, и онъ тутъ же прочитывалъ ихъ и молился о тѣхъ, кого просили его помянуть.
Послѣ службы, сопровождаемый тысячами вѣрующихъ, о. Іоаннъ выходилъ изъ собора и отправлялся въ Петербургъ по безчисленнымъ вызовамъ къ больнымъ. И рѣдко когда возвращался домой ранѣе полуночи. Надо полагать, что многія ночи онъ совсѣмъ не имѣлъ времени спать.
Такъ жить и трудиться можно было, конечно, только при наличіи сверхъестественной благодатной помощи Божіей!
Но и самая слава о. Іоанна была его величайшимъ подвигомъ, тяжкимъ трудомъ. Подумать только, что вѣдь всюду, гдѣ бы онъ ни показался, около него мгновенно вырастала толпа жаждавшихъ хотя бы лишь прикоснуться къ чудотворцу. Почитатели его бросались даже за быстро мчавшейся каретой, хватая ее за колеса съ опасностью быть изувѣченными.
По желанію вѣрующихъ, о. Іоанну приходилось предпринимать поѣздки въ разные города Россіи. Эти поѣздки были настоящимъ тріумфомъ смиреннаго Христова служителя. Стеченіе народа опредѣлялось десятками тысячъ, и всѣ бывали объяты чувствами сердечной вѣры и благоговѣнія, страхомъ Божіимъ и жаждою получить цѣлительное благословеніе. Во время проѣзда о. Іоанна на пароходѣ толпы народа бѣжали по берегу, многіе при приближеніи парохода становились на колѣни. Въ имѣніи «Рыжовка», около Харькова, гдѣ помѣстили о. Іоанна, уничтожены были многотысячной толпой трава, цвѣты, клумбы. Тысячи народа проводили дни и ночи лагеремъ около этого имѣнія. Харьковскій соборъ во время служенія о. Іоанна 15 іюля 1890 года не могъ вмѣстить молящихся. Не только весь соборъ, но и площадь около собора не вмѣстила народа, который наполнялъ даже всѣ прилегающія улицы. Въ самомъ соборѣ пѣвчіе принуждены были помѣститься въ алтарѣ. Желѣзныя рѣшетки оказались всюду сломанными отъ давки. 20 іюля о. Іоаннъ совершалъ молебенъ на Соборной площади — народу было болѣе 60.000. Точно такія же сцены происходили въ поволжскихъ городахъ: въ Самарѣ, Саратовѣ, Казани, Нижнемъ-Новгородѣ.
О. Іоаннъ находился въ царскомъ дворцѣ въ Ливадіи при послѣднихъ дняхъ жизни Императора Александра III, и самая кончина Государя послѣдовала въ его присутствіи. Больной Государь встрѣтилъ о. Іоанна словами: «Я не смѣлъ пригласить васъ самъ. Благодарю, что вы прибыли. Прошу молиться за меня. Я очень недомогаю». Это было 12 октября 1894 года. Послѣ совмѣстной колѣнопреклонной молитвы Государя наединѣ съ о. Іоанномъ послѣдовало значительное улучшеніе здоровья больного и явились надежды на его полное выздоровленіе. Такъ продолжалось пять дней; 17 окт. началось снова ухудшеніе. Въ послѣдніе часы своей жизни Государь говорилъ о. Іоанну: «Вы — святой человѣкъ. Вы — праведникъ. Вотъ почему васъ любитъ русскій народъ». «Да», отвѣчалъ о. Іоаннъ: «Вашъ народъ любитъ меня». Умирая, по принятіи Св. Таинъ и таинства елеосвященія, Государь просилъ о. Іоанна возложить свои руки на его голову, говоря ему: «Когда вы держите руки свои на моей головѣ, я чувствую большое облегченіе, а когда отнимаете, очень страдаю — не отнимайте ихъ». О. Іоаннъ такъ и продолжалъ держать свои руки на главѣ умирающаго Царя, пока Царь не предалъ душу свою Богу.
Достигнувъ высокой степени молитвеннаго созерцанія и безстрастія, о. Іоаннъ спокойно принималъ богатыя одежды, преподносимыя ему его почитателями, и облачался въ нихъ. Это ему даже и нужно было для прикрытія своихъ подвиговъ. Полученныя же пожертвованія раздавалъ всѣ, до послѣдней копейки. Такъ напримѣръ, получивъ однажды при громадномъ стеченіи народа пакетъ изъ рукъ купца, о. Іоаннъ тотчасъ же передалъ его въ протянутую руку бѣдняка, не вскрывая даже пакета. Купецъ взволновался: «Батюшка, да тамъ тысяча рублей!» — «Его счастіе», спокойно отвѣтилъ о. Іоаннъ. Иногда, однако, онъ отказывался принимать отъ нѣкоторыхъ лицъ пожертвованія. Извѣстенъ случай, когда онъ не принялъ отъ одной богатой дамы 30.000 рублей. Въ этомъ случаѣ проявилась прозорливость о. Іоанна, ибо эта дама получила эти деньги нечистымъ путемъ, въ чемъ послѣ и покаялась.
Былъ о. Іоаннъ и замѣчательнымъ проповѣдникомъ, причемъ говорилъ онъ весьма просто и чаще всего безъ особой подготовки — экспромтомъ. Онъ не искалъ красивыхъ словъ и оригинальныхъ выраженій, но проповѣди его отличались необыкновеннной силой и глубиной мысли, а вмѣстѣ съ тѣмъ и исключительной богословской ученостью, при всей своей доступности для пониманія даже простыми людьми. Въ каждомъ словѣ его чувствовалась какая-то особенная сила, какъ отраженіе силы его собственнаго духа.
Несмотря на всю свою необыкновенную занятость, о. Іоаннъ находилъ, однако, время вести какъ бы духовный дневникъ, записывая ежедневно свои мысли, приходившія ему во время молитвы и созерцанія, въ результатѣ «благодатнаго озаренія души, котораго удостаивался онъ отъ всепросвѣщающаго Духа Божія». Эти мысли составили собою цѣлую замѣчательную книгу, изданную подъ заглавіемъ: «Моя жизнь во Христѣ». Книга эта представляетъ собою подлинное духовное сокровище и можетъ быть поставлена наравнѣ съ вдохновенными твореніями древнихъ великихъ отцевъ Церкви и подвижниковъ христіанскаго благочестія. Въ полномъ собраніи сочиненій о. Іоанна изданія 1893 г. «Моя жизнь во Христѣ» занимаетъ 3 тома въ 1000 слишкомъ страницъ. Это — совершенно своеобразный дневникъ, въ которомъ мы находимъ необыкновенно поучительное для каждаго читателя отраженіе духовной жизни автора. Книга эта на вѣчныя времена останется яркимъ свидѣтельствомъ того, какъ жилъ нашъ великій праведникъ и какъ должно жить всѣмъ тѣмъ, кто хотятъ не только называться, но и въ дѣйствительности быть христіанами.
Замѣчательнымъ памятникомъ святой личности о. Іоанна и неисчерпаемымъ матеріаломъ для назиданія являются также три тома его проповѣдей, содержащіе общимъ счетомъ до 1800 страницъ. Впослѣдствіи накопилось еще очень много отдѣльныхъ сочиненій о. Іоанна, издававшихся отдѣльными книжками въ огромномъ количествѣ. Всѣ эти слова и поученія о. Іоанна — подлинное вѣяніе Св. Духа, раскрывающее намъ неизслѣдимыя глубины Премудрости Божіей. Въ нихъ поражаетъ дивное своеобразіе во всемъ: въ изложеніи, въ мысли, въ чувствѣ. Каждое слово — отъ сердца, полно вѣры и огня; въ мысляхъ — изумительная глубина и мудрость, во всемъ поразительная простота и ясность. Нѣтъ ни одного лишняго слова, нѣтъ «красивыхъ фразъ». Ихъ нельзя только «прочитать» — ихъ надо всегда перечитывать, и всегда найдешь въ нихъ что-то новое, живое, святое.
«Моя жизнь во Христѣ» уже вскорѣ послѣ своего выхода въ свѣтъ, настолько привлекла къ себѣ всеобщее вниманіе, что была переведена на нѣсколько иностранныхъ языковъ, а у англиканскихъ священниковъ сдѣлалась даже любимѣйшей настольной книгой.
Основная мысль всѣхъ письменныхъ твореній о. Іоанна — необходимость истинной горячей вѣры въ Бога и жизни по вѣрѣ, въ непрестанной борьбѣ со страстьми и похотьми, преданность вѣрѣ и Церкви Православной, какъ единой спасающей.
Въ отношеніи къ нашей Родинѣ — Россіи о. Іоаннъ явилъ собою образъ грознаго пророка Божія, проповѣдующаго истину, обличающаго ложь, призывающаго къ покаянію и предрекающаго близкую кару Божію за грѣхи и за богоотступничество. Будучи самъ образомъ кротости и смиренія, любви къ каждому человѣку, независимо отъ національности и вѣроисповѣданія, о. Іоаннъ съ великимъ негодованіемъ относился ко всѣмъ тѣмъ безбожнымъ, матеріалистическимъ и вольнодумнымъ либеральнымъ теченіямъ, которыя подрывали вѣру русскаго народа и подкапывали тысячелѣтній государственный строй Россіи.
«Научись, Россія, вѣровать въ правящаго судьбами міра Бога-Вседержителя и учись у твоихъ святыхъ предковъ вѣрѣ, мудрости и мужеству... Господь ввѣрилъ намъ русскимъ великій спасительный талантъ православной вѣры ...Возстань же, русскій человѣкъ!.. Кто васъ научилъ непокорности и мятежамъ безсмысленнымъ, коихъ не было прежде въ Россіи... Перестаньте безумствовать! Довольно! Довольно пить горькую, полную яда чашу — и вамъ и Россіи». И грозно прорекаетъ: «Царство Русское колеблется, шатается, близко къ паденію». «Если въ Россіи такъ пойдутъ дѣла, и безбожники и анархисты-безумцы не будутъ подвержены праведной карѣ закона, и если Россія не очистится отъ множества плевелъ, то она опустѣетъ, какъ древніе царства и города, стертые правосудіемъ Божіимъ съ лица земли за свое безбожіе и за свои беззаконія». «Бѣдное отечество, когда-то ты будешь благоденствовать?! Только тогда, когда будешь держаться всѣмъ сердцемъ Бога, Церкви, любви къ Царю и Отечеству и чистоты нравовъ».
Послѣдующія событія кровавой русской революціи и торжества безбожнаго человѣконенавистническаго большевизма показали, насколько былъ правъ въ своихъ грозныхъ предостереженіяхъ и пророческихъ предвидѣніяхъ великій праведникъ земли Русской.
Къ тяжелому подвигу служенія людямъ въ послѣдніе годы жизни о. Іоанна присоединился мучительный личный недугъ — болѣзнь, которую онъ кротко и терпѣливо переносилъ, никому никогда не жалуясь. Рѣшительно отвергъ онъ предписанія знаменитыхъ врачей, пользовавшихъ его, — поддерживать свои силы скоромной пищей. Вотъ его слова: «Благодарю Господа моего за ниспосланныя мнѣ страданія для предочищенія моей грѣшной души. Оживляетъ — Святое Причастіе». И онъ пріобщался по-прежнему каждый день.
10 декабря 1908 года, собравъ остатокъ своихъ силъ, о. Іоаннъ въ послѣдній разъ самъ совершилъ Божественную литургію въ Кронштадтскомъ Андреевскомъ соборѣ. А въ 7 час. 40 мин. утра 20 декабря 1908 года великій нашъ праведникъ мирно отошелъ ко Господу, заранѣе предсказавъ день своей кончины.
Въ погребеніи о. Іоанна участвовали и присутствовали десятки тысячъ людей, а у гробницы его и тогда и въ послѣдующее время совершалось не мало чудесъ. Необычайныя то были похороны! На всемъ пространствѣ отъ Кронштадта до Ораніенбаума и отъ Балтійскаго вокзала въ Петербургѣ до Іоанновскаго монастыря на Карповкѣ стояли огромныя толпы плачущаго народа. Такого количества людей не было до того времени ни на однихъ похоронахъ — это былъ случай въ Россіи совершенно безпримѣрный. Похоронное шествіе сопровождалось войсками со знаменами, военные оркестры исполняли «Коль славенъ», по всей дорогѣ черезъ весь городъ стояли войска шпалерами. Чинъ отпѣванія совершалъ С.-Петербургскій Митрополитъ Антоній, воглавѣ сонма епископовъ и многочисленнаго духовенства. Лобызавшіе руку покойнаго свидѣтельствуютъ, что рука оставалась не холодной, не окоченѣвшей. Заупокойныя службы сопровождались общими рыданіями людей, чувствовавшихъ себя осиротѣвшими. Слышались возгласы: «Закатилось наше солнышко! На кого покинулъ насъ, отецъ родной? Кто придетъ теперь на помощь намъ, сирымъ, немощнымъ?» Но въ отпѣваніи не было ничего скорбнаго: оно напоминало собою скорѣе свѣтлую пасхальную заутреню, и чѣмъ дальше шла служба, тѣмъ это праздничное настроеніе у молящихся все расло и увеличивалось. Чувствовалось, что изъ гроба исходитъ какая-то благодатная сила и наполняетъ сердца присутствующихъ какою-то неземною радостью. Для всѣхъ ясно было, что во гробѣ лежитъ святой, праведникъ, и духъ его незримо носится въ храмѣ, объемля своею любовью и ласкою всѣхъ собравшихся отдать ему послѣдній долгъ.
Похоронили о. Іоанна въ церкви-усыпальницѣ, спеціально-устроенной для него въ подвальномъ этажѣ, сооруженнаго имъ монастыря на Карповкѣ. Вся церковка эта замѣчательно красиво облицована бѣлымъ мраморомъ; иконостасъ и гробница — тоже изъ бѣлаго мрамора. На гробницѣ (съ правой стороны храма) лежитъ св. Евангеліе и рѣзная митра, подъ которой горитъ неугасаемый розовый свѣтильникъ. Множество дорогихъ, художественно-исполненныхъ лампадъ постоянно теплятся надъ гробницей. Море свѣта отъ тысячъ свѣчей, возжигаемыхъ богомольцами, заливаетъ этотъ дивный сіяющій храмъ.
Такъ было! Что теперь тамъ, мы не знаемъ, и гдѣ находятся св. мощи великаго праведника Земли Русской, увѣнчавшаго собою величественный сонмъ Всѣхъ Святыхъ, въ Странѣ Россійстѣй просіявшихъ, намъ неизвѣстно. Дошли до насъ только слухи, что безбожная власть закрыла доступъ къ усыпальницѣ, но этимъ не прекратила совершенно притокъ паломниковъ. Вѣрующіе стали приходить и молиться снаружи, полагая земные поклоны у того мѣста нижней церкви, гдѣ была дорогая сердцу каждаго истинно-вѣрующаго русскаго человѣка бѣломраморная гробница.
Нынѣ великое дѣло церковнаго прославленія нашего дивнаго праведника, милостью Божіею, по постановленію Собора Епископовъ Русской Православной Церкви Заграницей отъ 3-го іюня 1964 года, совершилось. Дни торжественнаго празднованія его святой памяти установлены 19 октября и 20 декабря по нашему православному календарю, когда будетъ совершаться утвержденная нашимъ Архіерейскимъ Сѵнодомъ спеціально-составленная ему церковная служба.
О, если бы это радостное событіе воскресило въ сердцахъ всѣхъ православныхъ русскихъ людей важнѣйшій завѣтъ приснопамятнаго о. Іоанна и побудило ихъ со всею рѣшительностью послѣдовать ему:
«Намъ необходимо всеобщее нравственное очищеніе, всенародное глубокое покаяніе, перемѣна нравовъ языческихъ на христіанскіе: очистимся, омоемся слезами покаянія, примиримся съ Богомъ, и Онъ примирится съ нами!»
По молитвамъ святаго праведнаго отца нашего Іоанна, сіе буди, буди!..
Источникъ: «Лучъ свѣта». Ученіе въ защиту Православной вѣры, въ обличеніе атеизма и въ опроверженіе доктринъ невѣрія. Въ двухъ частяхъ: Часть первая. / Собралъ, перепечаталъ и дополнилъ иллюстраціями Архимандритъ Пантелеимонъ. — Jordanville: Изданіе Свято-Троицкаго Монастыря, 1970 [1971]. — С. 29-44.
В монастыре Св. Мины в Аттике (ИПЦ Греции) 15/28 октября 2016 г. отошла ко Господу игумения Филофея. Чин отпевания возглавил Митрополит Хризостом Аттикийский.
Игумения Филофея, в миру Антония Навсика, родилась на острове Самос в 1920 году. В монастыре Св. Мины она прожила шестьдесят лет. Она являлась духовной дочерью покойного старца, отца Нифонта (Астифиди), который был основателем этого монастыря.
В игуменство матушка Филофея была возведена в 1998 году, в день празднования памяти святого Мины. Доброжелательная, простая, скромная, честная, благородная, снисходительная к другим, матушка Филофея всегда была мирной, основывая все на искренней христианской любви.
Преосвященный Иоанн (в миру Николай Александрович Шмельц) родился 24.4.55 в Мельбурне (Австралия). Образование высшее, инженер. Закончил свято-Троицкую духовную семинарию в Джорданвилле (1983-1987). Монашество принял в Святой Земле в 1990 году с именем Иоанн в честь св.Иоанна Златоуста в монастыре свв.Праотцев при Дубе Мамврийском. Рукоположен в сан священника в 1991г. в Женеве, Швейцария, архиепископом Женевским Антонием.
С 1991 по 2006 год был духовником Гефсиманской женской обители с храмом св. Марии Магдалины.
С 1998 по 2000 - настоятель мужского скита при Лавре преподобного Харитона - первая Лавра на Святой Земле.
На заседании ВВЦУ РПЦЗ в мае 2008 г. избран членом ВВЦУ РПЦЗ и поставлен Администратором Австралийской епархии.
Согласно Постановлению Архиерейского Собора 30 октября 2016 года, в одесском Архангело-Михайловском храме был рукоположен Митрополитом Агафангелом и Архиепископом Георгием, во епископа града Мельбурна (Австралия), викария Председателя Синода РПЦЗ.
Тел. в Австралии +61422556968. Эл почта Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
30-го октября 1997 года претерпел мученическую кончину хранитель мироточивой Иверской Монреальской Иконы Божией Матери.
Узнав о смерти Лазаря, Господь прослезился, и стоящие вблизи люди воскликнули: как Он его любил!
И мы сегодня, плача по брату Иосифу, видим на лицах у всех присутствующих свидетельство о любви к нему!
Нам трудно осознать, что мы больше не увидим его приветливой улыбки, его кроткого взора, не услышим его мягкого голоса, не ощутим исходящей от него духовной теплоты. Брат Иосиф закончил свое земное странствование. Его кончина, неожиданная и мученическая, так потрясла всех, такой тяжелой болью легла на нас, что она стала в какой-то мере нас мысленно искушать: Как это могло случиться? Почему Господь это попустил? Но перед нами встает область Божественной тайны, заглянуть в которую нам дано лишь по благоволению Божьему.
Вспомним саму историю Иверской иконы Божией Матери. Явилась она чудесно на Афоне в XII веке, как свидетельство покровительства Божией Матери этому месту. Она появилась на побережье Иверской обители с великим знамением: возвышающимся над ней огненным столпом. Когда монахи захотели двинуться к ней навстречу, она стала от них удаляться. Во сне она явилась благочестивому иноку Гавриилу и доверила себя ему. Он по морю, как по суше, прошел к ней и принес на своих руках святую икону...
Монахи внесли ее в церковь, но она трижды появлялась на вратах обители, указывая всем и во сне извещая самому иноку Гавриилу, что она явилась не для того, чтобы быть хранимой, а для того, чтобы их охранять. И на протяжении всей истории Афонской Горы святая икона возвещала инокам надвигающиеся беды, ограждала их от варварских нашествий, восполняла их житницы мукой и маслом, предохраняя их от голодной смерти. Божия Матерь, как поется в акафисте, насадила на горе сад духовный и обещала инокам, что никакой беды не случится, пока Она будет с ними.
И вот в нашу эпоху Божия Матерь являет вновь Свое заступление роду человеческому Своей Иконой Вратарницей мироточивой. Она доверяет Свое изображение чилийцу испанского происхождения Иосифу Муньозу, всем сердцем принявшему святое Православие трудами благочестивого архиепископа Леонтия Чилийского, и призывает его к всемирной проповеди. Она не поручила себя ни священнику, ни епископу. Она не избрала для себя место хранения в храме или в монастыре, но возложила особую миссию на человека простого и смиренного, благочестивого и исполненного страха Божьего. И он послужил Божией Матери, как апостолы послужили Господу, идя в концы вселенной, повсюду проповедуя Слово Божие и принося чудотворной иконой душевные и телесные врачевания. Как некогда Божия Матерь насадила на горе Афонской сад духовный, так ныне чудотворная её икона, носимая её служителем, осеняла чудесным явлением верующих во всем мире.
Икона Божией Матери Иверская мироточивая, посланная в Зарубежную Церковь чрез брата Иосифа в 1982 году, вскоре после прославления новомучеников и исповедников российских, многими из нас была принята как свидетельство о необычайном Божьем благоволении, преподанном нашей Церкви за ее исповедание истинной православной веры.
К прискорбию нашему, мы должны признаться, что мы видимо привыкли к явленному нам чуду и стали к нему относиться без должного внимания и трепета, хотя многие из нас понимали, что оно имеет глубокое значение, вероятно как предвестие великих потрясений, и многие укреплялись в вере.
Внезапно все изменилось: оборвалась жизнь верного раба Божией Матери и был отнят от нас Ее чудотворный образ. Вернется ли Икона к нам, одарит ли нас вновь благовонным миром? – Только одно нам известно: нет больше того странника, которому было поручено нести утешение миру.
История брата Иосифа - история незаурядная: это история любви человека к Богу. В тот день, когда в афонском скиту его взор встретил дивную Икону Божией Матери, он почувствовал, как горело его сердце. Возможно, что тогда установилась у него с Иконой нерушимая духовная связь: судьба бр. Иосифа была с тех пор скреплена с Иконой. Сначала игумен скита решительно отказал просьбе бр. Иосифа приобрести икону, не давая ему ни малейшей на то надежды: Икона должна была оставаться при монастыре, как первое произведение его иконописца. Покидая скит с сокрушенным сердцем, мучаясь и скорбя, брат Иосиф был потрясен первым чудом: его догоняет игумен и вручает ему Икону со словами: таково повеление Божией Матери... Так началось необычайное служение бр. Иосифа.
Но почему такая жестокая смерть? Мы не сможем этого понять, если не учтем, что великая злоба возникает у сатаны от просвещения людей светом Божиим, тогда как он уже думал иметь над ними полную власть. Появление Иконы Божией Матери мироточивой, исцеляющей души и телеса, зарождающей веру, укрепляющей надежду и порождающей любовь, — это, несомненно, сильно раздражало врага рода человеческого, и он ополчился на Иосифа всей своей хитростью и жестокостью.
Мы не сможем этого понять, если не вспомним житье св. прав. Иоанна Кронштадтского. Свет его воссиял над всей вселенной — в составленной ему службе он так и именуется светильником земли Русской и всей вселенной. Он явился в то время, когда уже были устранены все препятствия, сдерживающие беззаконие, когда торжествовало насилие и братоубийство, когда широко распространялось безбожие, разрушалась семья, расшатывалось общество и государство. О. Иоанн многих обратил к вере, широко сеял мир и любовь, учил страху Божию, помогал больным и страждущим, призывал ценить и хранить церковные и государственные порядки. И это, несомненно, вызывало безграничную злобу сатаны. Однажды о. Иоанна страшно избили, он был увечен и лишь чудом избежал мученической кончины.
Мы не сможем этого понять, если не вспомним о бесчисленных Новомучениках и Исповедниках Российских, принявших мучения за веру во Христа. Можно ли забыть об этой кровавой мести сатаны?
Не будем же больше спрашивать: «почему Господь позволил это»? Мы знаем, что мученики за Христа ныне на небесах радуются и веселятся. Они предстоят престолу Божьему и молятся за нас. И мы сегодня можем воззвать к нашему брату из глубины души: «Брате Иосифе, моли Бога о нас»! Аминь.
Храм Всех Святых в Земле Российской Просиявших, Париж, 1997 г.
Тула. 31 октября. ИНТЕРФАКС - Прокуратура Тульской области реабилитировала 42 монахини Успенского женского монастыря Тулы, которые были осуждены в 1931 году за агитацию против партии и советской власти, сообщила пресс-служба областной прокуратуры.
Установлено, что постановлением тройки при ПП ОГПУ МО от 9 августа 1931 года 42 монахини Успенского женского монастыря Тулы были осуждены по ст.58-10 УК РСФСР за систематическую агитацию, направленную против проводимых мероприятий партии и советской власти.
Монахини были лишены права проживания в Московской, Ленинградской и Западной областях, на Украине, в Закавказье, Узбекской, Таджикской, Армянской республиках, а также в Красноводске, Чите, всех центральных округах, областях, краях, автономных республиках и погранокругах сроком на три года.
На основании закона РФ "О реабилитации жертв политических репрессий" в связи с тем, что они осуждены во внесудебном порядке и инкриминируемый им состав преступлений декриминализирован, прокуратура приняла решение о реабилитации каждой из 42 монахинь.
Всего в Тульской области реабилитировано свыше 30 тыс. человек, отметили в прокуратуре.
Успенский монастырь - упраздненная женская обитель, находится на центральной площади Тулы. Монастырь был основан в XVII веке у стен Тульского кремля. Его несколько раз перестраивали, были возведены семиярусная колокольня, церковь Спаса Преображения, Знаменская церковь. К началу XX века в монастыре было около 400 монахинь.
После установления советской власти монастырь был упразднен, а собор закрыт. В 1930-х годах его пытались взорвать, но собор оказался очень прочным и выстоял. Тогда с него сбили купола и разместили филиал государственного архива.
В сентябре 2006 года собор был возвращен верующим, а 24 января 2007 года престол нижнего храма освятил архиепископ Тульский и Белевский Алексий, и туда были перенесены мощи святого Иоанна Тульского.
В настоящее время в Свято-Успенском кафедральном соборе проходят основные службы Тульской епархии.
Согласно Постановлению Архиерейского Собора, в одесском Архангело-Михайловском храме Митрополитом Агафангелом и Архиепископом Георгием, по окончании Всенощного бдения и часов, совершён чин наречения игумена Иоанна (Шмельц) во епископа Богоспасаемого града Мельбурна (Австралия), викария Председателя Синода РПЦЗ.
***
ROCA: The rite of Election of Abbott John for the bishopric of Melbourne
According to the Decree of the Council of Bishops, in the Odessa Archangel Michael Cathedral, at the completion of the All-Night Vigil and the hours, Metropolitan Agafangel and Archbishop George performed the rite of Election of a Bishop over Abbot John (Smelic), naming him Bishop-elect of the God-preserved city of Melbourne (Australia), to be vicar Bishop of the President of the Synod.
15.05.2016 г. Визит Первоиерарха Болгарской Православной Старостильной Церкви - Митрополита Фотия и правящего архиерея Кишиневской и Молдавской епархии РПЦЗ - архиепископа Георгия в с. Конгаз (Гагаузия, РПЦЗ).
На встрече Королевы Елизаветы с мировыми религиозными лидерами шло обсуждение надвигающейся мировой войны. Как утверждает королева, речь идет о “конце времен” для человечества.
На встрече с российским Патриархом Кириллом и архиепископом Кентерберийским Королева сказала: “Теперь надобно сделать необходимые приготовления и попрощаться с близкими, так как никто не может предположить, кто будет жить, а кто умрет. Многие погибнут в эти последние дни”.
“Моя любимая страна собирается в скором времени войти в самый мрачный период своей истории, поскольку примет участие в жестокой и апокалиптической войне, развязанной на востоке”.
“Меня не волнуют мелочи на Рождество. Я обеспокоена ужасными последствиями с которыми мы столкнемся, так как боевые барабаны бьют все сильнее...” - сказала напоследок Королева.
Архиепископ Серафим Угличский был расстрелян 9 ноября 1937 г.
Письмо ссыльным архиереям
Со скорбью мы видим, что дезорганизующая деятельность Нижегородского митр. Сергия и его, так называемого, Временного Патриаршего Синода, всё больше и больше затемняет правильное самосознание православно верующего христианина.
Ряд увещаний архипастырей, богомудрых отцов и православных мужей Церкви Российской ни привели к сознанию митр. Серия, продолжающего пагубную деятельность потрясения всех основ Православия Со всею снисходительностью Ярославская Церковь в лице Ее архипастырей и митр. Иосифа дважды своим протестом от 24 янв./6 февр. 1928 г . и разъяснением от 28 апр./11 мая того же года, и лично я, неоднократно еще в 1927 г . и 27 янв./9 фев. 1928 г ., своими увещаниями призывали митр. Сергия отказаться от того рода деятельности, которая причинила такую скорбь Православной Русской Церкви.
В этого рода деятельности митр. Сергия сказалось: по одним — узурпаторство (захват) власти, произведшее раскол; по другим — ересь, а по третьим и отступничество. Лично же я считаю, что митр. Сергий узурпировал власть, учинил раскол, впал в ересь и отступил от исповедничества православия.
Узурпаторство власти мы признаем: в организации незаконного Синода 5 мая 1927 г . протоколом №1 на правах соуправляющего Заместителю Патриаршего Местоблюстителя и обнародованием декларации от 16/29 июля 1927 г . без благословения на сие митр. Петра, Патриаршего Местоблюстителя, в которой явно оказывается, при посредстве незаконного Собора, определить форму правления Церкви, конечно, заместить Патриаршество Коллегией.
В нарушение 34 апост. Правила и Антиохийского Собора 9-го правила, во второй половине их, митр. Сергий знал, что не все примут его декларацию и не признают его Синода, боясь быть участниками греха, отойдут от него согласно 15-му правилу (второй половины) Двукратного Собора, и, не смотря на это, остался упорно при своем мнении и произвел раскол.
Многие архипастыри целыми областями, и пастыри отдельными приходами отошли от митр. Сергия.
Своим деянием митр. Сергий исказил учение о Спасении в Церкви, находя спасение только в видимой организации Церкви, таким образом отвергая внутреннюю силу Благодати Божией, при которой Церковь может существовать и в пустыни.
Отступничество вытекает из еретического учения митр. Сергия о спасении и о Церкви, как земном учреждении, при существовании которого можно идти на все уступки, чем искажается самый призыв Христа к исповедничеству, так Господь Иисус Христос осудил Петра, сказав: «отойди от меня сатана...»
Отказавшись от призыва Христа к исповедничеству, митр. Сергий произнес хулу на Церковь, и в лице Ее, на исповедников, а в расточении Церкви и хулу на Духа Святаго (Мф. 12, 30, 32).
Хула на Церковь и Ее исповедников осуждается 6-м правилом 2-го Вселенского Собора и 63-м правилом 6-го Вселенского Собора.
Указом от 8/21 окт. 1927 г . совместно со своим, так называемым Синодом, митр. Сергий ввел новую формулу поминовения и этим исказил самый чин богослужения и нарушил внутренний дух его, смешав сынов человеческих с сынами Божиими.
Своими прещениями, запрещением в священнослужении без суда и следствия и лишением их кафедры, митр. Сергий нарушил 14-е Апостольское Правило и 17-е Правило Сардикийского Собора.
Все хиротонии, совершенные в период от подписания протокола об организации Синода от 5/18 мая ( 1927 г . — ред.) подлежат рассмотрению Собора епископов, ввиду нарушения 30-го апост. Правила и 3-го правила 7-го Вселенского Собора.
Не входя в рассмотрение остальных деяний митр. Сергия за тот же период времени, Мы, по благодати, данной нам от Господа нашего Иисуса Христа, объявляем митр. Сергия лишенным молитвенного общения с нами и со всеми православными Епископами Русской Церкви, предаем его церковному суду с запрещением в священнослужении. Епископы, единомышленные с митр. Сергием принимаются нами в молитвенное и каноническое общение, по чиноприему из обновленчества и занимающие вдовствующие кафедры, остаются на своих местах.
Настоящее деяние мы совершаем в строгом сознании нашего архипастырского долга стоять в послушании Церкви Христовой в подчинении церковным правилам Вселенских и Поместных Соборов и Собора Российской Церкви 1917-18 гг., возглавляемой нашим патриаршим Местоблюстителем Петром, митр. Крутицким.
Управление Российской Церкви, за невозможностью обращаться к первоиерарху Местоблюстителю митр. Петру Крутицкому, переходит, до возвращения его к своему деланию, к Старейшему иерарху Русской Церкви, руководствуясь на сей случай указанием Собора Русской Церкви 1917-18 гг. и актами Св. Патриарха Тихона и митр. Ярославского Агафангела об автономном управлении епископам на местах в своих епархиях.
Смиренный Серафим, архиеп. Угличский 4/17 декабря 1933 г ., г. Архангельск
В Престольный праздник в храме мч. Димитрия Солунского (настоятель протоиерей Василий Забуряный) Митрополит Агафангел отслужил Божественную Литургию. В богослужении принял участие протодиакон Михаил Торба.
Трудами Епископа Кирилла и помощью наших прихожан в домовом храме в честь Жен Мироносиц в Синодальном доме на Лэйк Роуд, 65, в Валлей Коттедж, Нью-Йорк, США, оборудован иконостас.
Иконы: Царские врата с изображением Благовещания, Диаконские двери с изображением архидиаконов Стефана и Лаврентия и Надвратная сень с изображением Евхаристии изготовлены в Одессе и присланы в Нью-Йорк, а сборка и установка иконостаса сегодня окончена Епископом Кириллом.
Очередной выпуск информационно-аналитической программы, посвящённый прошедшему Архиерейскому собору. Гость студии игумен Иоанн (Шмельц). Автор и ведущий игумен Мефодий.
Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго, за всѣхъ молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего, и всѣмъ твориши спастися, въ державный Твой покровъ прибѣгающимъ (Троп. Каз. Божіей Матери).
Слышите, братія и сестры, что воспѣваетъ св. Церковь о Пресвятой Госпожѣ нашей, Царицѣ Богородицѣ: она поетъ: «Заступница наша усердная, за всѣхъ молиши Сына Твоего, Христа Бога нашего, и всѣмъ твориши спастися, въ державный Твой покровъ прибѣгающимъ». Эти слова пресвятой матери Церкви о Пресвятой Матери Божіей — самая чистая истина, они говорятъ то, что бываетъ непрестанно на самомъ дѣлѣ, ибо Пресвятая Богородица, въ матерней любви Своей къ намъ, предстательствуетъ объ насъ предъ престоломъ Божіимъ день и ночь: день и нощь молишися о насъ, говоритъ Ей св. Церковь въ богослуженіи полночномъ, и скиптры/с. 522/ царствія Твоими молитвами утверждаются. Каждый изъ васъ видалъ и видитъ часто, что Пресвятая Богородица изображается на иконахъ или съ обѣими молебно простертыми къ Сыну Своему и Богу руками, или съ одною простертою на молитву къ Нему рукою, ибо въ этомъ послѣднемъ случаѣ она на другой рукѣ держитъ вседержавнаго Сына Своего, держащаго всю тварь горстію [1]. Это видимое изображеніе наглядно показываетъ намъ невидимое дѣло, непрестанно совершающееся въ мірѣ духовномъ, на небѣ, неусыпную молитву о насъ предъ Богомъ Божіей Матери; ибо на небѣ не знаютъ почнаго успокоенія, какъ у насъ — на землѣ; тамъ вѣчный день, вѣчное бодрствованіе, вѣчное всерадостное славословіе Творца, непрестанная молитва о насъ. О, какъ утѣшительно, братія мои, думать и быть увѣрену, что на небѣ есть такая всегдашняя, усердная и неусыпающая Заступница и Ходатаица о насъ грѣшныхъ предъ Богомъ! Чего не можетъ Она исходатайствовать роду христіанскому, присно Ее блажащему, прославляющему, величающему? Да, можетъ все исходатайствовать, впрочемъ только тѣмъ изъ христіанъ, которые не уснули въ грѣховной смерти, которые сами съ вѣрою простираютъ къ Ней свои руки съ молитвою о помощи, или въ молитвѣ славословія и благодаренія, которые сами стараются по христіански жить, Христовы заповѣди исполнять и, хотя согрѣшаютъ по немощи человѣческой и по нѣкоторому забвенію, — но вскорѣ востаютъ, познавая лесть грѣха, и снова принимаются за добрыя дѣла, за свое спасеніе. Такимъ христіанамъ много помогаютъ молитвы Божіей Матери, но не дѣйственны молитвы Божіей Матери для нерадивыхъ къ мо/с. 523/литвѣ и ко всякому доброму дѣлу, по нерадѣнію падающихъ изъ одного грѣха въ другой, изъ одного порока въ другой, ибо дары Божіей благодати воспринимаются нами чрезъ вѣру, чрезъ наше собственное желаніе и исканіе ихъ: Богъ не мечетъ бисеровъ Своихъ предъ свиньями, да не попрутъ ихъ ногами своими (Мѳ. 7, 6). Впрочемъ, что я говорю не дѣйствительна? — Нѣтъ, даже и для нихъ дѣйствительна молитва Божіей Матери, ибо Она проситъ и о нихъ Сына Своего, чтобы Онъ еще и еще потерпѣлъ имъ, — не очнутся ли они отъ сна грѣховнаго, не познаютъ ли бездну зла, въ которой они прогрязли, не пожелаютъ ли небесной помощи, не воздохнутъ ли къ Богу? И сколь же многихъ Она воздвигла молитвами Своими изъ глубины грѣховной! — Примѣромъ тому можетъ служить преподобная Марія Египетская, которая изъ величайшей блудницы сдѣлалась величайшею праведницею, равноангельною. Именно молитвы Божіей Матери сдѣлали то, что она очнулась отъ сна грѣховнаго, притекла къ покаянію и рѣшилась измѣнить свою жизнь.
Братія мои! Пресвятая Богородица есть Царица и Матерь наша по благодати; Она — исполненная любви Матерь Всетворца и Спасителя нашего, — по человѣчеству Его; никто больше Ея, послѣ Спасителя, не любитъ людей; никто больше Ея не болѣзнуетъ объ нихъ, — никто больше Ея не печется о ихъ вѣчномъ спасеніи; какъ же Ей не молиться объ нихъ матерски, да не вринутся они въ адъ, и въ огонь геенскій на вѣки? И — прибавлю, какъ же намъ то не молиться о себѣ, какъ же намъ-то не позаботиться о себѣ, о своемъ вѣчномъ спасеніи, вѣчномъ блаженствѣ, и если Она Царица и Матерь /с. 524/ наша и Матерь Божія, то да чтимъ Ее по достоянію, не устами только, — но особенно дѣлами — кротостію, смиреніемъ, воздержаніемъ, чистотою, послушаніемъ Богу, соблюденіемъ Его заповѣдей, преданностію Его волѣ, терпѣніемъ. Она Начальница мысленнаго назданія, т. е. Она первая по святости и величію въ Церкви Христовой, какъ Царица, но и мы — члены Церкви Христовой, хотя и немощные; постараемся же вести себя достойно такой великой Начальницы нашей, — да ревнуемъ, по силѣ своей подражать Ея кротости, смиренію, чистотѣ, преданности волѣ Божіей, терпѣнію, любви къ Богу и ближнимъ. Не забудемъ прибѣгать чаще въ державный покровъ Ея съ вѣрою, упованіемъ и любовію, и Она будетъ непрестанно заступать всѣхъ, прибѣгающихъ съ вѣрою въ державный покровъ Ея, — всѣхъ въ напастяхъ и скорбяхъ и болѣзняхъ, обремененныхъ грѣхами многими, предстоящихъ и молящихся Ей умиленною душею и сокрушеннымъ сердцемъ предъ пречистымъ Ея образомъ со слезами и невозвратно, — несомнѣнно, — полагающихъ на Нее надежду; Она подаетъ избавленіе отъ всѣхъ золъ и всѣмъ полезное даруетъ, ибо Она божественный покровъ рабомъ Своимъ. Аминь.
Примѣчаніе: [1] Празд. Обрѣз. Госп., стих. на Госп. воззвахъ.
Источникъ: Полное собраніе сочиненій Протоіерея Iоанна Ильича Сергіева. Томъ 1-й. — Изданіе второе. — СПб.: Типографія В. Ерофеева, 1893. — С. 521-524.
19 октября/ 1 ноября 2016 г. Праздник перенесения св. мощей прп. Иоанна Рыльского в одноименном храме прошел в Болгарской Православной Старостильной Церкви.
20 октября/ 2 ноября 2016 г. с большой торжественностью ИПЦ Греции отпраздновала память прп. Матроны Хиосской на острове Хиос.
Накануне совершалась праздничная Вечерня в одноименном монастыре в Халандри, а в сам день Праздника Божественная литургия прошла в церкви Св. Матроны в Хиосе, которую совершил Митрополит Хризостом Аттикийский и Беотийский вместе с игуменом монастыря Святых Отцов - архимандритом Афанасием и священником Матфеем.
По окончании литургии состоялся крестный ход вокруг храма с иконой святой Матроны.
Памятник культурной жизни Киева начала ХХ века: поэтический альбом схиигумении Софии (Гринёвой)
Письменные памятники минувших эпох нередко приоткрывают завесу над целым пластом культуры. Таков поэтический альбом преподобноисповедницы Софии (Гринёвой), схиигумении Киевского Покровского монастыря, жившей в конце XIX – первой половине XX века. Альбом хранится в личном архиве родственников одного из послушников игумении Софии, которые любезно предоставили его нам для изучения и публикации. В настоящее время находится в печати полное издание альбома, мы же предваряем его выход в свет обзорной статьей о преподобноисповеднице Софии и созданном ею альбоме.
Впрочем, нельзя в полной мере назвать схиигумению Софию создательницей, творцом этого мозаичного сочинения. Альбом представляет собой сборник стихов разных авторов, собранных под одной обложкой игуменией Софией и объединенных размышлениями о Боге. Это цельное большое произведение словесного искусства, составленное заботливым собирателем в традициях русских дворянских альбомов, которые велись дворянками как полудневник-полусборник автографов современных поэтов. Но настоящий альбом более приближен к дневнику, выраженному поэтически. Перелистывание этого альбома доставит читателю удовольствие тихого размеренно-молитвенного чтения и погружения в культуру конца XIX – начала XX века. Альбом является уникальным образцом этой, невозвратно ушедшей от нас, культуры.
София Евгеньевна Гринёва родилась в 1873 году в Москве в семье юриста. Семья много раз переезжала, и когда Софии исполнилось семнадцать, Гринёвы жили в Киеве. София росла общительной, веселой, очень одаренной и глубоко верующей девушкой. Она имела незаурядное музыкальное дарование, и профессора Киевской консерватории, в которой училась будущая игумения, пророчили ей блестящую карьеру оперной певицы. Но Господь судил иначе.
Однажды после занятий София не побереглась, простудилась, опасно заболела и вследствие этого совершенно потеряла голос. Горе молодой талантливой девушки было велико, сколько ни трудились самые лучшие врачи, пытаясь помочь обретению голоса, все было тщетно; более того, болезнь усугублялась, так что родные начали опасаться за жизнь Софии и по совету врачей решили отправить ее на лечение в Швейцарию. Перед дорогой девушка пожелала провести несколько дней в небольшой обители. Там здоровье Софии вдруг резко ухудшилось, и к ней пригласили священника для последней исповеди и Причастия…
Нам не дано знать, какие молитвы возносила тогда больная к Богу, но эти молитвы были горячи и искренни, ибо Господь сотворил с ней чудо: проснувшись на утро, София неожиданно обрела голос, заговорила, и после этого начала быстро поправляться. Однако о возвращении в мир после этого не было и речи. Девушка избрала для себя иноческий путь.
Побывав в нескольких монастырях, желая найти тихую обитель, София и несколько ее духовных сестер поселились возле одной запущенной церкви в Калужской области. Они основали там обитель в честь находившейся в церкви иконы Богородицы «Отрада и Утешение». Матушка София обладала особым талантом привлекать людей к Богу, собирать их вокруг себя и устраивать жизнь приходящих по заповедям Божиим. За несколько лет обитель стала довольно известным монастырем с организованным при нем детским приютом и гостиницей для частых гостей и паломников. София Гринёва единодушно была выбрана настоятельницей этого монастыря. Сергий Нилус, переписывавшийся с матушкой Софией и питавший любовь Христову к ней и ее монастырю, оставил потомкам воспоминания о чудной настоятельнице и об обители, которая очень запала ему в душу.
«Не монастырь, – пишет он, – даже еще и не община. Смиренное это общежитие жен и дев, пожелавших уневестить себя Христу, а в нашем сердце ему отведено такое обширное место, что хоть бы и великой лавре впору. Такова сила и власть любви, живущей и управляющей этой обителью в лице ее настоятельницы, человека исключительной духовной красоты и разума Христова, и единодушных с нею и единонравных сестер ей о Христе Иисусе» [1].
Во время жизни в обители «Отрады и Утешения» матушка София установила прочную связь с Оптинскими старцами, особенно же – со старцем Нектарием. Сестры обители нередко бывали в Оптиной, обращались к старцам за советами, переписывались с ними. Часто приезжала в Оптину и сама настоятельница, считавшая Оптинских старцев своими духовными наставниками и руководителями.
В конце декабря 1912 года матушку Софию неожиданно для нее назначили настоятельницей большого общежительного Покровского монастыря в Киеве. Это назначение очень огорчило матушку, которая срослась душой со своей обителью, и стоило ей многих слез.
Покровский монастырь был одним из крупнейших в Российской империи. Его основательницей была Великая княгиня Александра Петровна, во инокинях Анастасия. Ею при обители был устроен целый комплекс благотворительных учреждений: больница с домовой церковью, церковноприходская школа для девочек, приют для сирот и бедных детей, приют для слепых и неизлечимых больных, бесплатная амбулаторная лечебница, аптека с бесплатной выдачей лекарств, странноприимная [2].
Великокняжеская семья уделяла много внимания монастырю и нередко сюда приезжала. И этим монастырем должна была теперь управлять молодая, энергичная, но чрезвычайно горюющая о своей маленькой обители матушка София.
Она быстро вошла в доверие сестер, ее полюбили «и капризные старушки, и приютские дети […], ее приход вызывал всюду восторг и ликование», – вспоминает Елена Александровна Нилус, бывавшая у матушки в Киеве [3].
На долю молодой игумении выпали самые тяжелые годы в жизни обители. Вскоре началась Первая мировая война, и незамедлительно монастырские больницы были преобразованы в лазарет для больных и раненых. После Февральской революции, вынужденного отречения от престола Императора Николая II и октябрьского переворота произошло крушение всех устоев монастырской жизни.
Предположительно в это время, до 1930-го года, матушка София приняла постриг в великую схиму, но, к сожалению, точную дату пострига, а также информацию о том, кто его совершил, пока не удается восстановить.
В 1923 году, когда в Киеве прочно установилась советская власть, Покровский монастырь был передан обновленцам, а игумения София – «уволена от исполнения обязанностей» [4] настоятельницы монастыря. После этого матушка София, духовник обители протоиерей Димитрий Иванов и часть сестер Покровского монастыря переехали в село Ирпень под Киевом [5], где обитель тайно просуществовала до 1937 года.
Когда в 1927 году митрополит Сергий (Страгородский) обнародовал Декларацию о лояльности к советской власти, многие архиереи, священники, монашествующие и миряне отказались подписать ее. В Русской Церкви произошло разделение на «сергиан», подписавших Декларацию, и «иосифлян», последовавших за Петроградским митрополитом Иосифом (Петровых), не подписавшим Декларации и возглавившим духовную оппозицию. Начались гонения на иосифлян, которым пришлось уйти в церковное подполье. Схиигумения София и часть монахинь Покровского монастыря, близких к матушке, примкнули к иосифлянам и с тех пор вынуждены были скрываться и служить тайно [6].
Архиепископ Леонтий Чилийский, очевидец того времени, вспоминал: «Владыка Иосиф [Петроградский] принял на себя, как митрополит, всех отделившихся от митрополита Сергия и потому их стали называть иосифлянами, а оставшихся – сергианами. Как в Петербурге были отделившиеся, так были и в Киеве. Среди них протоиерей Димитрий Иванов, наш Покровский монастырь, мать игуменья София с приближенными 20 сестрами, о. протоиерей Виктор, настоятель Александро-Невской церкви, о. Анатолий Жураковский, о. Л., настоятель Покровской церкви, и один профессор Академии. Не откладывая, сестры Покровского монастыря себе избрали в игуменьи мать казначею, старицу 75-ти лет Антонию, а матушка София приобрела себе дачу вблизи Киева в дачном месте Ирпень, там устроила церковь и при ней находились сестры и о. Димитрий Иванов» [7]. Катакомбная община в Ирпене просуществовала несколько лет: днем дача имела вид обычного загородного дома, а ночью центральный зал превращался в храм, в котором совершалось богослужение. Настоятелем тайного храма был отец Димитрий, поселившийся там же со своей семьей.
Первый раз схиигумения София была арестована еще в 1924 году – на шесть недель [8]. Настоятель храма в Покровском монастыре отец Димитрий Иванов разделил с матушкой горькую участь и также отбывал заключение.
В тюрьме матушка тяжело заболела и была отправлена для выздоровления в с. Ирпень. После 1927 года, когда начались гонения на «иосифлян», матушка, скрываясь от нового ареста, взяла себе чужой паспорт и без прописки поселилась в Ирпене по улице Толстовская, 10, у прихожанки Ирпеньской катакомбной общины Елены Бабенко. Здесь схиигумения София прожила до 1931 года, ежедневно опасаясь нового ареста. «Иосифляне» не посещали открытых «сергианских» храмов, молились по домам и старались поддерживать общение между собой. В доме на Толстовской улице, где жила матушка София, совершались тайные ночные богослужения, собирались верующие для бесед с матушкой, сюда приезжали многие гонимые священники и монахи, миряне, не признавшие Декларацию митрополита Сергия, здесь они окормлялись и имели возможность причаститься Святых Христовых Таин, как вспоминает об этом Елена Юрьевна Концевич [9].
В 1931 году накануне праздника Покрова Пресвятой Богородицы схиигумению Софию арестовали в последний раз. Это случилось в Ирпене в доме на Толстовской улице, 10, где проживала тогда матушка у прихожанки Ирпеньской катакомбной общины Елены Бабенко, и где совершались тайные богослужения. Живший в том же доме матушкин послушник, 17-летний юноша Михаил Нечитайленко, вспоминал, что вечером после богослужения матушка вдруг отправила его и еще нескольких обитателей этого дома, в том числе иеромонаха Савву, на ночь к разным знакомым. Каким-то чудесным образом ей удалось предвидеть, что в эту ночь произойдет арест, и спасти своих близких от этой участи. Уходя, они видели некий огненный столп, прошедший сквозь крышу дома, в котором оставалась матушка. А наутро от хозяйки дома узнали, что схиигумению арестовали, и все поняли, от чего она их уберегла [10].
Матушке предъявили обвинение в контрреволюционной деятельности.
На допросе схиигумения София отвергла это обвинение, но подчеркнула, что на коммунистическое течение смотрит как на течение антихристианское, которое враждебно христианским идеям.
Преподобноисповедницу первоначально приговорили к высылке в Казахстан, но потом смягчили наказание, разрешив ей жить в центральной части России, однако запретив проживание в Украине и в столичных городах [11]. По воспоминаниям членов Ирпеньской общины, смягчение приговора произошло стараниями одного прихожанина. Сохранилось лишь его имя – Калинник. Он со своей женой собрал довольно крупную сумму денег и заплатил одному из чиновников, чтобы приговор был смягчен [12]. Так поступали древние христиане, подкупая стражников, пронося мученикам еду, лекарства, выкупая их тела после мучений и т.п.
До 1933 года схиигумения София жила в Путивле, лишенная общения со своими сподвижниками. Она многократно писала письма в органы ГПУ с просьбой разрешить ей вернуться на прежнее место жительства [13]. Письма оставались без ответа. В досрочном освобождении из высылки матушке отказали.
Ирпеньская община просуществовала без матушки еще несколько лет, окормляемая в разное время разными священниками. Но как бы потаенно они ни жили, в 1937 году община была раскрыта.
Схиигумения София выехала в село Покров Ростовского (ныне Жуковского) района Московской (ныне – Калужской) области. Со свойственной ей дружелюбностью и привлекательностью матушка быстро расположила к себе общину верующих в этом селе. С их помощью был обретен дом для проживания схиигумении и выехавших с нею сестер. Природная доброта преподобноисповедницы настолько располагала к себе окружающих, что в любом месте своего пребывания матушка оказывалась в кругу доброжелателей и проповедовала Христа.
Преподобноисповедница преставилась в 1941 году, мирно отойдя ко Господу на 69-ом году жизни. В последние свои минуты на земле матушка, как и всегда, была окружена любящими ее людьми. Русская Зарубежная Церковь в 1981 году причислила игумению Софию (Гринёву) к лику Святых Новомучеников и Исповедников Русской Церкви, Украинская Православная Церковь Московского Патриархата канонизировала преподобноисповедницу Софию в 2012 году.
Матушка оставила потомкам свой архив. В тридцатых годах она, опасаясь новых арестов, передала его одному из прихожан катакомбного Ирпеньского храма, семнадцатилетнему юноше, своему послушнику Михаилу Нечитайленко, будущему священнику Катакомбной Церкви. Михаил Данилович, после ареста и ссылки схиигумении Софии, поддерживал с нею связь по переписке. От него и попал к нам альбом матушки. Можно предположить, что альбом был для святой игумении постоянным спутником, и она очень дорожила им; недаром, опасаясь ареста, позаботилась о его сохранности.
В 1998 году В.В. Шумило, собирая материалы о приходах Катакомбной Церкви на Украине, обнаружил в архиве Михаила Даниловича этот альбом, после чего началось изучение рукописи и подготовка ее к публикации.
Прежде чем рассказать о содержании альбома, сделаем несколько предварительных замечаний общего характера. Альбом писался приблизительно с 1904 по 1911-13 годы. Начиная записи, схиигумения София сделала указание: «Несколько стихотворений, написанных мною в 1902-м, 1903-м, 1904-м годах». Первые страницы, таким образом, – это ретроспективная запись написанных ранее произведений. О том, что альбом был начат именно в 1904 году, может свидетельствовать выгравированный на обложке год: «1904». Очевидно, поначалу матушка не собиралась записывать сюда чужие стихи: на первых страницах помещены только ее оригинальные произведения. Затем более размашистым почерком, то есть быстро, сделаны записи чужих стихотворений. Именно в этот момент авторский поэтический сборник превращается в традиционный альбом XIX века, в который заносится все интересующее, и свое, и чужое. Сложно установить точные даты написания тех или иных стихотворений, большей частью схиигумения София не подписывает их. Рассчитанный на личное пользование, альбом не нуждался в таких условностях, как датировка. Приблизительно с 1910 года автор начинает датировать свои стихи и, более того, тщательно подписывает авторов, а под своими стихотворениями ставит собственную подпись. Круг авторов, чьи стихи появляются в альбоме, к 1911 году становится очень широким, и матушка сама чувствует необходимость оригинальные стихи подписывать и датировать.
Тем не менее, вопрос об авторстве некоторых стихотворений остается открытым. Неоднократно в альбоме встречаются стихотворения, которые никак не подписаны, но на самом деле являются произведениями малоизвестных авторов XIX-XX веков. Среди друзей матушки Софии были поэтически одаренные люди, стихи которых она записывала в альбом. Имена этих людей не всегда удается восстановить, поэтому при публикации стихов мы лишь предположительно некоторые произведения указываем как сочиненные преподобноисповедницей Софией.
Перелистывая поэтический альбом матушки Софии, с самой первой его страницы, с эпиграфа, ловишь себя на странном ощущении: вдруг начинают всплывать в памяти стихи известных русских поэтов. Читаешь эпиграф – а вспоминается Лермонтов… Почему? Эпиграф к альбому звучит так:
Так я прошу Твоей любви
С слезами жаркими, с мольбою
Так чувства лучшие мои
Я изливаю пред Тобою.
Это четверостишие очень близко к последней строфе известного стихотворения М.Ю. Лермонтова «Нищий»:
У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою! [14]
Стихотворение Лермонтова посвящено девушке, отвергшей любовь лирического героя. Для описания внутреннего состояния героя поэт использует сюжет из Евангельской проповеди – камень, данный вместо просимого хлеба: «Котораго же вас отца воспросит сын хлеба, еда камень подаст ему?» [15] Лермонтовский герой как бы отвечает на этот риторический вопрос: да, нашелся такой человек, который дал камень вместо хлеба, – это моя возлюбленная. Пылкий юношеский ум не скупится на сравнения.
Схиигумения София берет за основу своего эпиграфа последнее четверостишие лермонтовского произведения и переделывает в нем одну – последнюю – строчку: «Обмануты навек тобою» – «Я изливаю пред Тобою». Кроме того, она вносит еще одну едва заметную поправку: пишет слово «Ты» с заглавной буквы. В итоге стихотворение становится обращенным к Богу, меняет свой смысл. Матушка София как бы прочитывает дальше евангельский подтекст: «Аще убо вы зли суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, кольми паче Отец, иже с небесе, даст Духа Святаго просящим у Него?» [16] Схиигумения словно говорит: люди бывают отвергнуты, подобно лермонтовскому герою, потому что не у того просят. Нужно просить у Того, Кто всегда любит и не отвергает никогда. Эта мысль прочитывается в эпиграфе благодаря двум возникающим за ним подтекстам: лермонтовскому и Евангельскому. Она становится основной идеей всего поэтического альбома: все самые лучшие, чистые чувства человеческого сердца здесь посвящены Богу и никогда не бывают отвергнуты Его любовью.
Таких стихотворных уподоблений и переделок в альбоме очень много, именно из-за них возникает странное ощущение постоянного припоминания чужих стихов, своеобразного просвечивания через одно произведение – другого.
Ярким примером этого «просвечивания» может служить стихотворение, адресованное Всеволоду Александровичу Верховцеву. Верховцевы, глава семьи которых был устроителем знаменитой Екатерининской железной дороги, были очень набожны и особенно почитали Покровский Киевский монастырь, где и заповедал себя похоронить Александр Аполлонович Верховцев, отец Всеволода. Знакомство же с матушкой Софией продолжалось еще со времен ее пребывания в обители «Отрада и Утешение». Стихотвороение, адресованное Всеволоду Александровичу, очень коротко и является почти дословным воспроизведением нескольких строк А.Н. Апухтина. У матушки оно звучит так:
Скажи, когда из вражеского стана
Ты убежишь, израненный боец,
Из власти тьмы прельстившего обмана
Полуживой спасешься, наконец?
В твоей груди ни злобы нет, ни лицемерья
На труд любви и жертвы ты готов…
Обитель Чистого, святого Утешенья,
Прими разбитого под свой Смиренный Кров!
По сравнению с апухтинскими строками изменения здесь очень невелики. У Апухтина в поэме «Год в монастыре» читаем:
О, наконец! Из вражеского стана
Я убежал, израненный боец...
Из мира лжи, измены и обмана
Полуживой я спасся наконец!
В моей душе ни злобы нет, ни мщенья,
На подвиги и жертвы я готов...
Обитель мира, смерти и забвенья,
Прими меня под твой смиренный кров! [17]
Матушка София совсем иначе воспринимает монастырь, нежели А.Н. Апухтин, для нее это не «Обитель мира, смерти и забвенья», а «Обитель чистого, святого утешенья». У преподобноисповедницы был совсем не тот опыт знакомства с монастырем, что у лирического героя Апухтина, и все же сходство с апухтинским произведением настолько сильное, что, думается, в этом есть свой смысл. Читая такое произведение, В.А. Верховцев, его адресат, не мог не вспомнить содержание поэмы Апухтина.
Поэма написана в виде дневника молодого человека, который вдруг, ничего не сказав родным, пришел в монастырь и ревностно взялся за послушания. На первых порах он воодушевлен, весел и искренне радуется монастырским распорядкам и общению со святыми старцами. Но через некоторое время выясняется, что не святые побуждения подвигли его оставить мир, а сложные взаимоотношения с любимой женщиной. Мысли об этом все сильнее овладевают умом несчастного послушника, и через год, накануне своего пострига, он получает письмо от этой женщины и решает позорно бежать из монастыря. Совесть останавливает его, но теперь уже монастырь кажется ему какой-то жуткой карой, мертвенным склепом, в котором он будет обречен доживать свои дни, не живой и не мертвый. Автор хорошо описывает помутненное страстное состояние героя, его душевные муки, страдания от неверия. Они кажутся еще страшнее оттого, что несколькими строками выше герой был упоен чистотой монастырской жизни и восхищался своей новой обителью.
Эта печальная история из модной в то время поэмы Апухтина должна была живо припомниться Всеволоду Александровичу, когда он получил матушкино стихотворение. Оно призывало молодого человека вернуться в Церковь, от которой он отпал в юношеские годы и теперь мучается, как герой апухтинской поэмы. История Всеволода Александровича очень трогательна и знаменательна для раскрытия характера преподобной Софии.
Всеволод Александрович рос благочестивым и очень веселым человеком. В юношестве общение с высшим светом, увлечение «передовыми» идеями и начало стремительной карьеры совершили переворот в душе Всеволода. Он стал исповедовать атеизм, порвал отношения с глубоко верующей матерью и постепенно превратился в замкнутого, душевно страдающего и, наконец, нервно больного человека. Его мать, тяжело переживая отпадение сына, однажды решила вместе с дочерью провести зиму в обители «Отрада и Утешение». В это самое время приехавший домой Всеволод Александрович никого не застал и был вынужден для встречи с родными поехать в монастырь. Там он познакомился с игуменией Софией. Последняя, узнав историю Всеволода и увидев на его лице отображение тяжелых душевных переживаний, очень жалела молодого человека и горячо молилась о его обращении. Молились об этом и все сестры обители, которые со временем также узнали о его душевной трагедии и успели полюбить его за порядочность и доброту. У матушки Софии даже стояла на столе фотография Всеволода Александровича, которую ей подарила его мать для усугубления молитв о сыне. Однажды, призвав Всеволода к себе в келью, матушка София при нем приложилась губами к его фотографии и после этого просила исполнить одну ее просьбу. Всеволод, умиленный таким поступком матушки, сразу же согласился. Тогда игумения просила его на всенощной приложиться к святому образу преподобного Серафима Саровского так же, как она сейчас приложилась к его фотографии. Всеволод был расстроен этой просьбой, но отказать не смог. Во время всенощной весь храм был свидетелем его глубочайшей внутренней борьбы, с которой он то подходил к иконе, то в неуверенности отступал. На его лице отражались сильнейшие муки совести, внутренняя борьба была очень велика, и все с замиранием сердца ждали и надеялись на благополучный исход этой борьбы. И все же сила Божия перемогла, он перекрестился и приложился к образу. С этого момента началось его медленное возвращение в Церковь. Со временем он стал послушником в одном из мужских монастырей и скончался очень рано, в возрасте 35-ти лет, завершив свой жизненный путь благочестиво, с радостью о Господе [18].
Вопрос об уходе в монашество и о светской жизни не однажды становится темой стихотворных размышлений схиигумении Софии, ее стихов-наставлений, стихов-утешений и стихов-писем друзьям и близким. В альбом помещено, как минимум, два стихотворения, адресованных родной сестре преподобноисповедницы, Марии Евгеньевне Гринёвой-Поповой и являющихся ответом на недоуменные вопросы сестры о выборе иноческого пути. Одно из стихотворений так и называется «Ответ»:
Прости меня! Поведать мне
Моей больной души волненья
И дух молитвы передать
Мне не велит мое смиренье.
Ты поняла – я умерла,
И всё покинувши в том мире,
Я Богу в жертву принесла
И сердца жизнь и звуки лиры.
Прости! Я пред Тобой молчу…
Благослови мое молчанье!
И дай мне Господу принесть
Мое безмолвное страданье.
Сестры Гринёвы были очень близки в детстве и всю жизнь, до отъезда Марии Евгеньевны в эмиграцию, поддерживали связь. Когда в тридцатых годах матушка София чудом получила весточку о сестре через Елену Концевич, она бесконечно радовалась об известии и скорбела о разлуке с любимой Машенькой [19]. Скорбела она и о том, что сестра избрала иной путь. Мария Евгеньевна опубликовала одно из стихотворений матушки Софии, адресованное ей. Это стихотворение матушка не стала записывать в альбом в том виде, в каком отдала его сестре. В публикации Марии Евгеньевны оно звучит так:
МОЕЙ СЕСТРЕ
Любила ль Ты Христа всей силой помышленья?
Стремилась Ты к нему в надежде и с тоской?
Просила ль Ты Его в слезах и умиленьи
Той силою любви, высокой и святой?
Тобой любимый свет Тебя втянул без спора,
Ты не смогла понять в нем жизни пустоты,
И над Твоей головкой непокорной
Летели мимо лучшие и светлые мечты.
Ты сознавала ли, что у Тебя две силы
Боролись трепетно в измученной груди:
Одна – на небеса к Нему Тебя манила,
Другая – не смогла подняться от земли.
Думается, это стихотворение было написано до 1904 года, поскольку, начиная записи в альбоме, схиигумения София первым записывает именно его, но – в расширенном и переделанном варианте. В альбоме это уже не просто обращенное к сестре стихотворение, а стихотворение-размышление о сути монашеской жизни. В альбоме в этом произведении матушка не столько сожалеет об избранном сестрой светском жизненном пути, сколько утешает ее словами о Господе, о Его спасительной силе:
ДРУГУ
Любила ль ты Христа? Всей силой помышленья
Звала ль Его к себе слезами и тоской,
Молилась ли Ему порывом восхищенья,
Всей радостью любви высокой и святой?
Искала ль ты Его везде под небесами:
В мерцании луны за дальнею горой,
В глубокий ночи час под кроткими звездами,
В румяном блеске зорь вечернею порой?
Глядя на чудный Лик Господень на иконе
Божественный, благой… ты в сладостной мольбе
Вверяла ли Ему души смиренной долю
И преданность назначенной судьбе?
Ты сознавала ли, что у тебя две силы
Боролись трепетно в измученной груди –
Одна на небеса к Нему тебя манила,
Другая не могла подняться от земли?
Рыдала ль ты пред Ним, в тоске сжимая руки,
Несла ль к Его ногам восторги и цветы
И забывала ли свои земные муки,
Когда младенчески Ему вверялась ты?
О, да! Он нес тебе всегда успокоенье,
Дарил тебе любовь, отраду и покой,
И горе тяжкого и горького сомненья
Блаженно отводил спасительной рукой.
Стихи Матушки Софии просты и бесхитростны, мы не найдем в них каких-то особенных изысков словесного искусства, столь популярных в поэтической среде начала XX века. Мы не найдем в них и того бережного отношения к авторскому праву, к точности написания и воспроизведения, которые характерны для людей, профессионально занимающихся поэзией. Очевидно, поэзия преподобноисповедницы далека от притязаний на то, чтобы «сказать свое слово в искусстве», стихи для матушки – это способ размышлений, образ написания писем и изящных посланий друзьям, тип дневниковых записей. Именно поэтому авторское право в поэтическом альбоме не играет никакой роли: стихи переделываются, заимствуются у других поэтов, редактируются, переадресовываются, получают новое название. Автор может быть не всегда подписан под стихотворением… Но именно этот способ «свободного стихотворного мышления» составляет особое благоухание альбома, делает его законченным поэтическим произведением во всей полноте мирового литературного опыта, к которому прибегает схиигумения София.
Можно предполагать, что этот способ поэтического мышления, когда одно произведение «просвечивает» через другое, записывается в разных вариантах, редактируется, схиигумения София позаимствовала из православного богослужения. В средневековье, когда создавались основные богослужебные тексты, отношение к авторству принципиально отличалось от современного. На первом месте было создаваемое произведение и его польза для спасения души. За всем этим было совершенно неважно, кто является создателем произведения и кто сколько раз его подправил, переписал, переделал в соответствии с назначением. Так возникали произведения поучительного, толковательного и литургического значения. Их авторство большей частью условно, каждый новый переписчик считал возможным исправить неудачный или не подходящий по ситуации фрагмент.
То же самое делает со стихами схиигумения София. Так, в стихотворении Алексея Степановича Хомякова «Вечерняя песнь», аккуратно переписанном в альбом матушкиной рукой, авторское слово «братья» зачеркнуто и исправлено на «сестры», что вполне соответствует реальности женского монастыря. В стихотворении Владимира Сергеевича Соловьева, чьи стихи матушка не раз вписывает в свой поэтический дневник, слова «милый друг» исправлены на «нежный друг». Это небольшое исправление так хорошо показывает настроенность матушкиной души, готовой, как Серафим Саровский, всех приходящих любить и всем говорить: «Радость моя», «Мой нежный друг». Через исправление одного только этого слова проглядывает нежная женская душа; автор-мужчина, наверное, не вписал бы такого трогательного слова в серьезное стихотворение.
Традиция проникновения одного текста в другой, напоминания и редактирования произведений играет большую, можно даже сказать, принципиальную роль в богослужении. Все православное богослужение построено на таких текстуальных и музыкальных уподоблениях, восходящих в своей сути к самому акту создания человека: «И рече Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию» [20]. По подобию с важнейшими праздничными песнопениями пишутся и поются песнопения менее значительных праздников, новые святые в таких богослужебных произведениях намеренно уподобляются древним, известным святым: Иоанн Креститель – Господу Иисусу Христу, святые преподобные жены – Марии Египетской и так далее. Уподобление намеренно вводится в службу, когда то или иное песнопение Иоанну Крестителю, например, кондак рождеству Предтечи, по содержанию, структуре и напеву почти полностью, с небольшими изменениями, копирует кондак Иисусу Христу на Рождество Христово. Точно также песнопения Кириллу и Мефодию отчасти позаимствованы, но с редакцией, из богослужения апостолам Петру и Павлу. Это своеобразная подсказка автора службы: относитесь к Иоанну Крестителю как к самому близкому сподвижнику Христа, а к его рождеству как к прообразу Рождества Христова. Или: относитесь к святым братьям Кириллу и Мефодию, проповедниками и просветителям славян, как к проповедникам Древнего мира апостолам Петру и Павлу. Они также велики и едины, как святые Петр и Павел. Уподобления и напоминания, выраженные на музыкальном уровне богослужения, имеют и термин для своего обозначения – «подобен», так называется напев, указывающий, что послужило образцом для данного песнопения на музыкальном и смысловом уровне. Так, стихиры на Рождество Пресвятой Богородицы подобны стихирам на Благовещение, что указывает на истинный смысл Ее рождества и на Ее великое предназначение; стихиры на погребение человека подобны песнопениям Страстной Пятницы и Великой Субботы, что указывает ближним на грядущее воскресение всех умерших и на Того, благодаря страданиям Которого мы имеем упование на это воскресение. Примеров можно приводить множество. Вся средневековая литература, все богослужение пронизано уподоблениями, прообразами, напоминаниями, и держится на них. Прообразование и уподобление является одним из основополагающих принципов православного мировоззрения.
Думается, матушка София в альбоме использует тот же принцип уподобления, «подобна», когда берет за основу чужое стихотворение, переделывает его в соответствии с обстоятельствами своей жизни. Нередко стихи, адресованные каким-либо поэтом любимой женщине, матушка переделывает в стихи, обращенные к Богу, изменяя при этом лишь написание слова «Ты» (матушка пишет с заглавной буквы) и внося небольшие поправки в текст, как это было показано на примере эпиграфа. Этим преподобная как бы указывает на истинную Любовь – на ту, что подобна земной любви между мужчиной и женщиной, но во много раз выше, чище и значительнее. Как бы подчеркивая параллель и прообразовательность между земным браком и тем, как она уневестилась Христу, схиигумения София использует известные стихи великих поэтов для создания новых – о монашеской любви и небесном чаемом браке.
Так, например, схиигумения София берет за основу стихотворение Алексея Константиновича Толстого, обращенное к женщине:
На нивы жёлтые нисходит тишина;
В остывшем воздухе от меркнущих селений,
Дрожа, несётся звон. Душа моя полна
Разлукою с тобой и горьких сожалений.
И каждый мой упрёк я вспоминаю вновь,
И каждое твержу приветливое слово,
Что мог бы я сказать тебе, моя любовь,
Но что внутри себя я схоронил сурово!
Известно, что А.К. Толстой посвятил эти строки своей жене, Софье Андреевне Миллер. Очень трогательное стихотворение передает тончайшие оттенки чувств искренне любящего сердца: лирический герой упрекает себя за неумение любить и ненужную суровость к любимому человеку, из-за которых он переживает разлуку с возлюбленной. Это тонкое чувство вины и самоукорение очень близко к тому, в каком отношении к Богу обычно оказывается верующий человек: и хочет любить, да не умеет, и рад бы слезно молиться и благодарить, но лишь сурово и сухо твердит слова молитвы. Взаимоотношения между мужчиной и женщиной в этом случае очень похожи, опять же, прообразовательно, на взаимоотношения между Невестой Христовой и ее Небесным Женихом, между душой человеческой и Христом. Вероятно, именно поэтому схиигумения София переписывает данное стихотворение Толстого в альбом, но не просто переписывает, а изменяет, как она это обычно делает, прописную «т» в слове «ты» на заглавную и, таким образом, адресует стихотворение Богу.
Конечно, для прочтения этих поэтических подтекстов: Лермонтова, Соловьева, Мережковского, Толстого – нужны определенное литературное чутье и хорошее знание русской и мировой литературы. Но это не означает, что прочтение подтекста обязательно и что стихи схиигумении сколько-нибудь сложны для восприятия. Нет, они просты и легки, даже без знаний о каком-либо прообразе стихотворения, о том, что за эпиграфом скрывается Лермонтов, за поэтическим посланием – Апухтин и так далее. Стихи в альбоме доступны любому читателю и настраивают на мирный и молитвенный лад. То же можно сказать и о церковном богослужении, которое имеет бесконечную глубину, множественную символичность и для понимания этого требует колоссальных познаний в области истории, богословия, патристики, искусства и так далее. Но даже без всех этих познаний любого зашедшего в храм богослужение умиляет и настраивает на молитву. Иными словами, альбом матушки Софии – это тоже одна большая молитва, в которой на задний план отошли вопросы авторства, точности, редакции. Это общечеловеческое благодарное возношение всей земли к небесам, выраженное, благодаря заботливой собирательнице и поэтессе, в стихотворной форме. Такой альбом могла собрать только непрестанно молящаяся душа, для которой весь мир – как храм, все стихи – как молитва, все человечество – как единое воззвание к Богу, вся жизнь – как большое богослужение.
Для XX века такое «богослужебное» отношение к стихам, рассмотрение всего стихотворного мирового опыта с позиции богослужебной молитвы, является уникальным и делает альбом схиигумении Софии неповторимым и единственным образцом ушедшей от нас навсегда культуры дореволюционной России.
В любом произведении какого-либо автора, как и в речи любого человека, есть несколько слов, являющихся ключевыми и встречающихся чаще всего. Эти слова выражают самую суть человеческой души и способны охарактеризовать главные устремления человека. Если мы задумаемся над тем, какие слова в нашей речи являются наиболее употребительными, мы увидим свой словесный портрет и поймем, что для нас главное в этой жизни. Для заботливой матери таким наиболее частым окажется слово «ребенок», для увлеченного ученого такими словами будут определенные термины, для крестьянина – наименования каких-то предметов его хозяйства, для опустившегося человека – соответствующие, может быть, бранные слова. И каждый раз эти ключевые слова будут отражать самое главное, что есть в мыслях и в душе человека. В поэтическом альбоме Софии (Гринёвой) тоже есть одно слово, которое присутствует буквально на каждой странице и, следовательно, является главным предметом ее душевных забот. Это слово – Любовь. Матушка почти всегда пишет его с заглавной буквы. Все ее основные стихотворные молитвы – либо о стяжании любви, либо излияние этого небесного чувства. Монашество для нее неразрывно связано с любовью к Богу, к Его творению – человеку, ко всему мирозданию. Она постоянно исполнена чувства благоговейной благодарности Господу за это святое блаженство – любить.
БОГУ
Люблю Тебя, как солнца свет,
Как радость жизни и блаженства,
Как то, чему сравненья нет
В святыне вечной совершенства.
Как утра нежное дыханье,
Когда, сверкая и горя,
В победном свете ликованья
Встает красавица заря.
Люблю Тебя, Великий Боже,
Отец людей, Царю миров.
Твой Суд и правда мне дороже,
Чем слава тленная рабов.
Тебе души моей стремленье
И думы чистые мои.
В блаженном чувстве откровенья
Как близок сердцу, сладок Ты!
Отрадно мне с Тобой сливаться,
Тобой дышать, Тобою жить,
Надеждой светлой восхищаться
И без конца любить, любить!
«И без конца любить, любить!» – вот то самое главное, к чему стремится святая и о чем радуется ее душа. Это высокое чувство сопряжено у нее с необыкновенной простотой и ощущением близости Господа и Его святых: «Как близок сердцу, сладок Ты!», – пишет матушка София. Кто из нас может вот так просто и искренне сказать, как она: «Люблю Тебя, как солнца свет…» Как бы при жизни находясь среди небожителей, святая игумения с необыкновенной открытостью и, можно сказать, с родственным чувством обращается и ко Христу, и к угодникам Божиим, например, к святой Великомученице Варваре:
СВ. ВЕЛИКОМУЧЕНИЦЕ ВАРВАРЕ
Ты моя сладкая, чистая, нежная,
Светлая зорька моя!
Ранней весною Тебя лишь узнала я,
Сердцем скорей полюбила Тебя.
Что в Тебе было, скажи мне, родимая,
Свет ли божественный жил,
Или Жених Твой, Христос и Спаситель наш,
Душу Твою полюбил?
Только с тех пор за тобою, желанная,
Тихо, покорно иду,
Ручкой лелейною твердо управлена,
Может быть, к Счастью приду.
Там всё любовь и покой совершенства,
Дивные песни небес,
Ликов бесплотных восторг и блаженства,
Тайны высоких чудес.
Живя в Киеве, матушка София часто бывала у мощей Великомученицы Варвары, покоящихся во Владимирском соборе, и относилась к Варваре как к своей небесной наставнице и руководительнице, ощущала ее постоянное незримое заступничество, ее присутствие где-то рядом, ее понимание и поддержку. Иначе как объяснить этот настоящий порыв нежности и сладкого благоговения: «Ты моя сладкая, чистая, нежная, светлая зорька моя!» Родственное чувство к святой Варваре было настолько сильно, что София называет Варвару «моя», «родимая», «желанная». Сколько умиления и чистой простоты в этих обращениях. С одной стороны – совершенно неземное ощущение родства с Великомученицей, а с другой – абсолютное отсутствие высокопарности и экзальтации.
Отсутствие экзальтации, простота, умеренность и изящество – вот главные черты, которыми можно было бы охарактеризовать святую игумению, прочитав ее альбом. Но эта характеристика будет несколько внешней, если не добавить сюда самого главного – любвеобильность. Матушка жила стремлением к познанию любви, ее мысли были прикованы к этому, она будто бы всю жизнь искала ответа на вопрос: «Что такое любовь?» Не есть ли это заповеданное нам святыми отцами непрестанное богомыслие и богопознание? Ибо Бог есть Любовь.
В альбом включен отрывок (по-видимому, из одного письма), который лучше всего отражает искания святой исповедницы. Перед нами своего рода поэтическая проза, эссе, в котором Бог или иносказательно скрыт за словом «Любовь», или, что вероятнее, назван одним из Своих имен – по Дионисию Ареопагиту, – назван Любовью.
ЛЮБОВЬ
Как часто я просила тебя – расскажи мне о любви, и ты, наконец, исполнила мое желание. «Любовь, – говорила ты, – это нежная неуловимая гостья на Земле. Ее одежды блестящие и сотканы, как лепестки хрупких цветов; ее уборы просты, но исполнены самого тонкого изящества; вся она – чистое духовное благоухание, в котором соединился аромат природы и нежные волны всех лучших стремлений. Ее взор, сразу проникающий, очень глубок; редкий кто выдержит ее могущественные токи; ее форма непременно прекрасна, и нежные руки, будто слабые в своих объятиях, бесконечно сильны в безграничной работе; ее взоры светятся, как радостные лучи солнца.
Мои святые книги говорят мне, что живет она очень высоко, там, куда не может и не смеет проникнуть неосвященное, неподготовленное сердце, но я чувствую, дитя, как светла, тепла, благоуханна ее родина и как полна непередаваемых звуков дивной музыки. Во всей силе царит она там одна, и никто, поднявшись к ней, не может передать всего очарования, принести сюда все ее величие… Кроме Одного… Кроме Одного…
Однако на Земле и в других лучших мирах чувствую ее живоносное веяние, ее духовно-гармоничный образ и ее глубину. Люди о ней всегда мечтают, воспевают ее в радужных тонах, другие силятся передать ее Царство в сложных, невыразимо грациозных созвучиях, как ты, ее жадно ищут и ждут в жизни все (и тонко-нежные, и грубые души); одни стремятся дать форме хоть искру ее взгляда, и многие, многие бессильно бьются, подымая залитое слезами лицо к небу… Она неуловима, эта любовь… Она далека от всех вне Христа – Великого Бога, явившегося к людям как полное божественное откровение Любви и Истины.
Зачем же она не спускается к слабым людям, это будто эфемерное создание, эта их бесконечная мечта? Разве она сказка или действительный бред обманутого больного сердца? Разве боится она запачкать свои блестящие одежды, измять свою лилейную белизну небесного происхождения или сомневается в силе и власти своего бездонного взгляда?
Милое дитя, она никого и ничего не боится… Она все переносит, во всем возмогает. Покидая свое блаженное Царство, где все напоено ее дыханием, она забывает гармонию непередаваемых звуков, теплый оживляющий свет своей Сферы, богатые разнообразные краски, безмятежное счастье высшего существования, она все оставляет, и сходит с высоты…
Посмотрите! Ее руки любовно протянуты, глаза напоены лазурью бесконечного участья и снисхожденья, походка остается легкою, прикосновенья нежными. И люди встречают ее…
Ее встречает хор насмешек, жестоких слов и унижений, суровые руки безумцев небрежно раздирают ее одежды, не щадят ее стыд, не щадят ее терпенье и ее гибкую покорность, ее красивая форма не останавливает легкомысленных, они бывают довольны и спокойны, когда забрасывают ее пылью и грязью своего пути. Мало этого! Они преграждают ее царственное шествие, ей роют ямы, наполняя их острыми кольями, ей сплетаются колючие терния и усыпают дорогу камнями. Униженная, оплеванная и израненная, она тихо поднимает голову и продолжает свой путь. Ей подносят яды в напитках, на нее обрушивается дождь метких стрел, она царственна в своем страдании, не замечая ран, забывая об оскорблениях, исполнена все тех же сладких звуков, благоуханных молитв и неистощимой энергии вдохновенья. Отчего же так случается, что ее, божественную посланницу, так встречают люди, о которой просили, плакали и пели? Или перестало струиться к ним ее очарованье, как только она подошла к ним близко? И они позабыли ее святую область? Нет, дитя, люди по-прежнему славят, ожидают и тоскуют о ней, и никто, никто не замечает, что она на земле, что вняла она мольбам исстрадавшегося сердца. Но сходя в чуждый ей мир, она скрыла свои царские покровы под самой простой одеждой, умерила силу своего взгляда, она стала маленькой, тихой, незаметной, нежной, кроткой гостьей и сохранила только высокую идею и святое стремление. Когда пишут, говорят о ней, когда поют и страдают, она становится пред ними и с бесконечной лаской, доверчиво протягивает свои объятия, но ее отталкивают, ненавидят и иногда чуть не проклинают [как] самозванку.
Она же истинная Царица, дитя!
Ей нельзя явиться к нам в царской одежде, т.е. в полной красоте и силе своего духовного образа. Она является нам такой, какой мы можем ее понять, какой мы ранее хотели ее около себя видеть, но всегда она божественная посланница.
Если мы поймем, оценим, приютим ее у себя в смиренном образе, тогда мы почувствуем ее неземное благоухание, постигнем мудрость ее взгляда, великодушие ее сердца и могущество ее благодетельного присутствия.
Она поднимает наши усталые сердца, наполняет и ободряет измученные пустые души, очищает измятую земную одежду и утешает надеждой на лучший исход.
Она целует и закрывает наши раны своими легкими прикосновениями. И теперь она с нами, ибо она приходит не в буре и смятении жизни, не в горящем пламени, не в роскоши, не в забвении, она всегда в тишине, в кротости, в восторженном обожании, в прощении, в нежной ласкающей дружбе, в духовном смирении, в проникновенном участии и в твоих раскаянных слезах!
Она с Нами, дитя!»
23 декабря 1911 года.
Вот этими мыслями и жила святая исповедница, этими чувствами было преисполнено ее сердце: любовь ко всем и скорбь о мире, отвергшем Божию любовь, не умеющем увидеть ее и жить с нею в блаженстве. Отсюда, очевидно, и постоянное желание матушки утешить, приободрить, согреть. Современники вспоминают, что вокруг созданной матушкой обители «Отрады и Утешения» быстро образовалось целое поселение простого народа, перебравшегося поближе к полюбившейся настоятельнице, к восстановленному ею храму и помогавшего обители, кто чем может. Небольшая молодая обитель, «нищая», как откровенно пишет о ней С.А. Нилус, просуществовав буквально пару лет и даже не успев еще оформить все необходимые бумаги о владении землей, храмом и о своем существовании, была вынуждена быстро построить гостиничные корпуса. Значит, был большой приток паломников-богомольцев, которых срочно нужно было где-то размещать. Что же так сильно привлекало людей к этой удивительной игумении, если не излучаемая ею любовь и не утешение, которое она умела дарить людям?
Вот еще одно небольшое прозаическое сочинение, помещен¬ное в альбоме, которое можно было бы назвать «Утешением всех скорбящих и ободрением всех унылых». Это отрывок из пьесы А.П. Чехова «Дядя Ваня», последний монолог Софьи. Напомним, что в пьесе Софья произносит эту речь, обращаясь к своему дяде, главному герою пьесы, и успокаивая его и себя после того. Как обоим становится ясно, что их самые светлые мечты о любви несбыточны, им обоим предстоит скучная и нелегкая уединенная жизнь. Они оба остаются в полупустом доме и видят впереди лишь одинокую старость. Оба плачут во время этого монолога, который звучит не столько утешительно, сколько грустно и безысходно. Однако в момент безысходности Софья вдруг, впервые во всей пьесе, начинает говорить о вечности, о Боге, о Небесном царстве. Именно этот отрывки привлек внимание схиигумении, однако, переписывая его, она оформляет речь Софьи как отдельное произведение, дает ему название, убирает из нее обращения к дяде Ване. Вырванный из произведения, этот монолог утрачивает оттенок безысходности и звучит утешительно и жизнеутверждающе.
МЫ ОТДОХНЕМ
Надо жить! Надо жить! Мы будем жить!
Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам жизнь, будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя… А когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько!
И Бог сжалится над нами, и мы с тобою, милый, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастия оглянемся с умилением, с улыбкой и отдохнем. Я верую, я верую горячо, страстно…
Мы отдохнем! Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка.
Я верую, верую, бедный, бедный, ты плачешь… Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди…
Мы отдохнем! Мы отдохнем! Отдохнем!
Такие слова утешения, взятые из произведения А.П. Чехова, хранила в своем сердце святая игумения для скорбящих и унылых. И не только утешить и приободрить, но совершенно изменить душевный настрой человека, превратить его из атеиста в глубоко верующего, из тепло-хладного – в горячего ревнителя о Боге могла матушка София. К ней обращались с просьбами вразумить, поговорить, переубедить: матери – неверующих сыновей, жены – мужей-атеистов; известен случай, когда матушка так благодатно подействовала на присланного к ней в обитель священника, страдающего пристрастием к спиртному, неблагоговейного, священника по профессии, а не по призванию, что он совершенно переменился после одного разговора с матушкой. А она, ничего особого ему тогда не сказав, лишь от души посочувствовала одному случившемуся с ним несчастью. И этого искреннего сочувствия было достаточно для того, чтобы человек коренным образом переменил свою жизнь. Сколько же любви было в этом сочувствии?..
Случаи обращения матушкой Софией к вере неоднократны. Один из них заслуживает особого внимания, тем более что он получил отражение в альбоме.
Схиигумения София как-то познакомилась с известным спиритом Владимиром Павловичем Быковым. Он долгое время являлся одним из теоретиков модного в то время спиритизма, написал несколько книг об этом, выпускал регулярные спиритические журналы, состоял в масонской ложе. Иными словами, в возможность обращения такого человека, казалось бы, сложно поверить. Но в результате бесед с матушкой Владимир Павлович обрел православие и не только отвратился от спиритизма, но издал труд «Спиритизм под судом науки, общества и религии». Впоследствии Владимир Быков стал священником и написал еще несколько книг о православии, в частности, об Оптиной пустыни. Надо думать, это обращение стоило немалых душевных сил матушке Софии, в память о нем она переписывает в альбом часть стихотворного письма Владимира Павловича. Оно дышит благоговением к милостивой наставнице, восторгом перед вдруг открывшейся Истиной и радостью о Господе. Завершая письмо, новообращенный пишет: «Вот как я живу, о чем думаю и куда стремится мое сердце. Туда, туда в голубую высь…», – и вдруг снова переходит на стихи:
Где в безбрежном просторе
С родною и близкою душой
Все выше и выше взлетать,
Как в нежно ласкающем море,
Спасаясь в той песни святой;
«Помилуй нас, Боже!» – за ней повторять…
Эти немного экзальтированные, но бесконечно искренние стихи, очевидно, дороги преподобной благодетельнице, поскольку выстраданы взыскующей Бога запутавшейся душой. Матушка прощает Владимиру Быкову его экзальтацию, не обращает на нее внимания, но аккуратно переписывает его письмо в альбом со всеми сложными эпиграфами, полустихами-полупрозой.
Так любовно она относится ко всем людям, именно этой любовью она приводит их к Богу. Послушник схиигумении Софии Михаил Данилович Нечитайленко, о котором написано выше, вспоминает: «Я очень любил матушку Софию – как Ангела Божия, и она, конечно, этого заслуживала» [21].
Отдельно стоит сказать о тех стихах в альбоме, которые не принадлежат схиигумении Софии и не переделывались ею, а просто были переписаны в альбом по памяти или с листа. Таких стихов очень много. Особенно во второй части альбома, когда он перестает быть ретроспективным и становится своеобразным поэтическим дневником матушки. Среди поэтов, стихи которых переписывает преподобная, встречаются Михаил Юрьевич Лермонтов, Яков Петрович Полонский, Алексей Константинович Толстой, Алексей Степанович Хомяков, Константин Константинович Романов, малоизвестные современному читателю духовные поэты конца XIX – начала XX века Елена Федотова, Константин Фофанов, Виктор Жуков и многие другие. Обращение к стихам великих русских поэтов свидетельствует о хорошей интеллектуальной и эстетической образованности матушки и вполне сочетается с ее биографией: из аристократической семьи, студентка консерватории, подававшая большие надежды. Гораздо удивительнее тот факт, что в альбоме неоднократно встречаются те поэты, которые во времена монашества и игуменства преподобной только начинали становиться популярными, едва успевали напечатать свои первые стихи в литературных журналах. В начале XX века восходит на пик своей славы В.С. Соловьев, становится популярным Д.С. Мережковский, печатает свои первые произведения Т.Л. Щепкина-Куперник. Иными словами, уже будучи монахиней и игуменией, матушка София продолжала интересоваться живым литературным процессом, читала популярные литературные журналы, общалась с пишущими людьми (давала им альбом для автографа). Так, в альбоме помещены стихи, которые в начале века печатались в журнале «Нива», газете «Утро России» и в других изданиях. В альбом переписан ранний вариант стихотворения «Слова» Поликсены Соловьевой, которого нет в доступных печатных изданиях, поскольку автор в другие сборники давал сокращенную редакцию произведения. Нужно было жить в русле своей поэтической эпохи, чтобы стать обладательницей ранней редакции стихотворения знаменитого автора, какой тогда становилась П.С. Соловьева. Таким образом, перед нами вырисовывается замечательный портрет преподобноисповедницы: активной, энергичной, нежной, любящей, непрестанно молящейся, заботливой и дорожащей своими близкими.
Может быть, этот образ не вполне сочетается с классическими представлениями о монашеском аскетическом житии, о смиренном и самоуглубленном молчании, о неспешности упразднившегося от мира инока. Это ощущение некоторого несоответствия ригористическим представлениям об иночестве и тем, какою мы видим схиигумению Софию, не случайно.
Действительно, к началу XX века в России сформировался некий новый тип монастырей, который, если бы не случилось революции, мы могли бы со временем увидеть во всем блеске благочестия. Сейчас же можно лишь констатировать, что к рубежу эпох монашество, особенно женское, вышло в Российской империи на новый этап развития. Монастыри прекратили быть сугубо отшельническими аскетическими заведениями для молитвенников и нестяжателей, обители начали нести активное социальное и миссионерское служение, живо участвовать в жизни своего народа. Самым ярким примером такого служения может быть знаменитая Марфо-Мариинская обитель преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы Феодоровны. При обители Великая основательница устроила приют для бездомных, лечебницу, лазарет, курсы для девочек. Обитель занималась тем, что подбирала на улицах бездомных детей. Иначе говоря, была организована деятельная христианская помощь всем несчастным и обездоленным, требовавшая от основательницы огромного физического и душевного труда. Елизавета Феодоровна, ощущая некоторую новизну, привнесенную ею в монашеское устроение обители, заботилась о возрождении древнего чина диаконис, который наиболее соответствовал такому активному образу жизни и общения с миром [22].
Преподобномученица Елизавета была в этом не одинока: целая волна подобных преобразований охватила тогда русскую монастырскую жизнь. При монастырях создавались дома трудолюбия (вспомним опыт святого праведного Иоанна Кронштадтского), лазареты, школы для сирот. Чаще всего это касалось именно женских монастырей, и чин диаконисы действительно стал необходимостью для них. О возрождении этого чина писала еще одна молодая и деятельная игумения – преподобная Екатерина Леснинская (прославлена во святых Зарубежной Церковью). Она также при монастыре создала приют для сирот, организовывала детские праздники, ввела в традицию монастыря заботу об обездоленных детях [23].
В 1909 году в Сергиевом Посаде вышла работа игумении Екатерины Леснинской «Диакониссы первых веков Христианства» [24]. Игумения Екатерина посвятила работу одной главной идее: чин диаконис необходим нынешнему обществу, он превосходит собой монашеский подвиг и является более высокой степенью совершенства. Автор довольно резко критикует монастыри тогдашней России за их бездействие, необразованность руководства и насельниц. «Россия, дорогая великая Россия, – пишет игумения Екатерина, – […] неужели в чадолюбивом лоне твоем не окажется ни одной истинно-православной дочери наподобие тех, которых нам уже подарила Церковь [автор имеет в виду диаконис первых веков христианства] […] Нет, много их, […] знают они, что наступили решительные времена, что теперь, может быть, так же, как и тогда, нужны мироносицы, нужны диаконисы» [25]. Сама игумения Екатерина создавала свой монастырь именно как древнюю обитель диаконисс – по образу деятельности и социальной активности.
По тому же типу создавала свой монастырь и Великая княгиня Анастасия (Романова) Киевская. Она явилась инициатором создания в Покровском монастыре лечебницы, которая вскоре стала одной из лучших в тогдашней Российской империи, приюта и прочих богоугодных заведений. Схиигумения София продолжила это дело, активно трудясь над образованием девочек из приюта (они заканчивали земледельческую школу при монастыре), оборудованию больницы по последнему слову медицинской техники. Деятельный подвиг помощи всем нуждающимся стал стержнем монастырской жизни.
Всех названных святых: преподобномученицу Елизавету, игумений Екатерину Леснинскую, Анастасию Киевскую и преподобноисповедницу Софию – объединяет несколько общих черт. Это аристократическое происхождение, прекрасное интеллектуальное и эстетическое воспитание, тяга к красоте природы и слова, забота об обездоленных, особенно же о детях, и активная деятельная монастырская жизнь, каким-то чудом сочетающаяся с подвигом молитвы, поста и уединения. Поясняя суть жизненного принципа диаконисы, Екатерина Леснинская писала: «Монашество для диаконисы было первым условием, необходимым для посвящения в этот сан. Вторым условием было известное образование, известные познания, без которых она, при всем желании, не могла бы не только нести налагаемых на нее рукоположением многочисленных обязанностей, но не сумела бы и приступить к ним [очевидно, игумения Екатерина имеет в виду обязанность диаконисы проповедовать и воспитывать и обучать детей] Третьим условием была полная невозможность вести обособленную, затворническую жизнь, в силу этих же обязанностей…» [26].
Работа игумении Екатерины, разошедшаяся по Российской империи большим тиражом, новые «деятельные» обители – Марфо-Мариинская, Леснинская, Покровский монастырь, Трудовой дом Иоанна Кронштадского – готовили определенный переворот в жизни русского монашества, которой, может быть, оказал бы значительное влияние на русскую культуру. Этот новый тип женского монашества лишь начинал расцветать в начале XX века и, не успев достигнуть вершины – возродить чин диаконис, войти в традицию Русской Церкви – он погиб из-за политических катаклизмов [27]. Мы могли бы увидеть, какие великие плоды принесет такая деятельность, скольких людей спасет и приведет к Богу, если бы революция не разрушила самые основания той жизни.
Вместе с монастырской традицией погиб и тот пласт культуры, отголоском которого является альбом преподобноисповедницы Софии. Недаром в нем так много стихов религиозных мыслителей: что бы сейчас ни говорили о сомнительности их мировоззренческих установок, но в наше время не найти ни одного подобного философа, который бы так привлекал внимание людей к Богу и одновременно писал бы такие глубокие религиозные стихи. Рядом с этими глубокими произведениями в альбоме изобилуют простые, почти сельские стихи на духовные темы. Все это: и религиозная философия, и сельские идиллии, и монашеское одеяние и обеты, и экзальтированное письмо Владимира Быкова – как-то уживается в любящем сердце матушки Софии, которое вмещает в себя очень многое и очень многих. Здесь нет места холодной и чопорной аскезе, но в воспоминаниях о схиигумении сохранились указания на ее строжайшие посты. Нет места холодности, но с ранней юности она дала обет безбрачия. Нет места скудости красок, но с молодости она в черном монашеском одеянии. Ее сердце намного больше и выше всех этих внешних строгостей, оно где-то очень близко к Богу, ко всевмещающей Любви.
***
Приведенные сочинения схиигумении Софии цитируются по единственной дошедшей до нас рукописи, о которой говорилось вначале. За помощь в составлении биографической справки о преподобной Софии мы искренне благодарим инокиню Киевского Покровского монастыря Наталию (Кацаренко). За помощь в компьютерном наборе стихов выражаем благодарность Юлии Одинец.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Нилус С.А. Полное собрание сочинений: В 5 т. – М.: Сибирская Благозвонница, Город, 2009. – Т. 4: На берегу Божьей реки: Записки православного. Часть I. 1910 год. – С. 631.
[3] Концевич Е. Схиигумения София, Настоятельница Покровского Монастыря в Киеве. – Форэствиль, Калифорния: Свято-Ильинское издание, 1976. – С. 23.
[4] ЦГАООУ, г. Киев. Автобиография схиигумении Софии (Гриневой): Ф. 263. – Оп. 1. – Д. 460. – Л. 18-22. (Далее – Автобиография Софии Гринёвой).
[5] Концевич Е. Схиигумения София… – С. 23.
[6] См. подробнее: Шкаровский М.В. Иосифлянское движение в Киеве в первой половине 1930-х годов: Священник Димитрий Шпаковский и епископ Дамаскин (Цедрик) // Труди Київської Духовної Академії. – 2011. – № 14. – С. 204-222.
[7] Цит. по: Концевич Е. Схиигумения София… – С. 25.
[8] Автобиография Софии Гриневой: Ф. 263. – Оп. 1. – Д. 460. – Л. 18-22.
[11] ЦГАООУ, г. Киев. – Ф. 263. – Оп. 1. – Д. 460. – Л. 43.
[12] Воспоминания Михаила Даниловича Нечитайленко.
[13] ЦГАООУ, г. Киев. – Ф. 263. – Оп. 1. – Д. 460. – Л. 46.
[14] Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений: В 5 т. – М., Л.: Академия, 1935-1937. – Т. 1: 1828-1835. – С. 142.
[15] Матф. 11:11.
[16] Матф. 11:13.
[17] Апухтин А.Н. Сочинения. – М.: Тип. А.С. Суворина, 1896. – С. 2.
[18] См. подробнее: Милосердия Божие: Из воспоминаний Н.А. Верховцевой // Даниловский благовестник. – 1998. – № 9. – С. 102-106.
[19] Игумения София Покровского монастыря города Киева: Воспоминания родной сестры Марии Евгеньевны Поповой (урожденной Гринёвой) // Православная жизнь (Джорданвилль, США). – 1956. – № 1. – С. 10-15.
[20] Быт. 1:26.
[21] Воспоминания Михаила Даниловича Нечитайленко.
[22] См. подробнее: Миллер Любовь. Святая мученица Российская Великая княгиня Елизавета Федоровна. – Frankfurt am Main: Посев, 1988.
[23] См. подробнее: Преподобная Екатерина Леснинская: Наставница современного женского монашества. – Provemont: Свято-Богородицкий Леснинский монастырь, 2010.
[24] П.Е. [Послушница Екатерина]. Диакониссы первых веков христианства. – Сергиев Посад: Типография Св.-Тр. Сергиевой Лавры, 1909.
[25] Там же. – С. 49.
[26] Там же.
[27] Номинально проект о возрождении чина диаконисс был одобрен Святейшим Синодом в 1908 году и рассматривался на Поместном Соборе 1918 года, но по политическим причинам указ о возрождении чина не был приведен в исполнение. Исключением стала Марфо-Мариинская обитель, проведшая в жизнь служение диаконисс, иногда даже без монашеского пострига, еще до решения Синода.
Согласно Постановлению Архиерейского Собора, 30 октября, за воскресной Божественной Литургией, Митрополит Агафангел и Архиепископ Георгий рукоположили игумена Иоанна (Шмельц) в сан епископа.
Перед хиротонией, после часов, совершен чин исповедания веры игумена Иоанна, в ходе которого он принес Присягу на верность и послушание Архиерейскому Синоду РПЦЗ.
Епископ Мельбурнский Иоанн будет викарием Председателя Синода РПЦЗ Митрополита Агафангела.
***
ROCA: Ordination of Bishop John
According to the Decree of the Council of Bishops, on October 30th, at the Sunday Divine Liturgy, Metropolitan Agafangel and Archbishop George ordained Abbot John (Smelic) to the rank of bishop.
Before the ordination, after the hours, the rite of confession of the faith of Abbot John was performed, during which he took the oath of allegiance and obedience to the Synod of Bishops of the ROCA.
Bishop John of Melbourne will be the vicar bishop of the Chairman of the Synod of ROCA, Metropolitan Agafangel.
Со́тник Лонги́н — римский воин, центурион (сотник), который пронзил копьем ребра распятого Спасителя (Ин. 19:34) и от истекшей крови и воды получил исцеление больных глаз (по преданию, римский сотник Гай Кассий Лонгин страдал катарактой. Во время казни Христа кровь брызнула ему на глаза, и Кассий исцелился).
Кроме того, он в составе стражи был свидетелем воскресения Иисуса Христа у Гроба Господня. Имя Лонгин предположительно произошло от латинизированного греческого слова греч. λόγχη — копьё.
Святой мученик Лонгин сотник, римский воин, нес службу в Иудее под началом прокуратора Понтия Пилата. Во время казни Спасителя отряд, которым командовал Лонгин, стоял на страже вокруг Голгофы, у самого подножия святого Креста.
Лонгин и его воины были свидетелями последних мгновений земной жизни Господа, великих и страшных знамений, явленных по смерти Его: землетрясение, затмение солнца, открывшиеся гробы и восставших из них мертвецов и распадение камней.
Он был так поражен увиденным, что хотя и не имел никакого понятия о Священном Писании, пророчествах о Христе, но внезапно уразумел истину и от всей души уверовал в Господа и всенародно исповедал, что «воистину – это Сын Божий» (Мф.27:54, ср.: Лк.23:47, Мк.15:39). Вместе с Лонгиным уверовавали во Христа и два другие воина.
После казни и погребения Спасителя Лонгин со своим отрядом был приставлен Пилатом к Гробу Господню.
Здесь воины сподобились видеть Пресветлое Христово Воскресение, когда Господь Своим чудным восстанием навел на стражу ужас (Мф.28:2,4).
Тогда Лонгин и два воина окончательно уверовали во Христа, и сделались проповедниками Воскресения Христова, – ибо они возвестили Пилату и архиереям обо всем происшедшем. Архиереи и старейшины, устроив совещание, дали воинам денег, чтобы они утаили о воскресении Христовом и сказали, что ученики Христа, пришедши ночью, украли Его, когда они спали (Мф.28:11-13). Однако Лонгин денег не взял и утаить чуда не захотел, но еще усерднее стал свидетельствовать о Нем, и свидетельство его было истинно.
Уверовав в Спасителя, воины приняли Крещение от апостолов и решили оставить службу.
Лонгин покинул Иудею и отправился с проповедью о Христе Иисусе, Сыне Божием, на свою родину, в Каппадокию. За ним последовали и два его соратника. Лонгин открыто проповедовал о Христе, что Он есть Истинный Бог, и что он, Лонгин, был самовидцем животворящей смерти Его и воскресения. Пламенное слово подлинных участников великих событий в Иудее всколыхнуло сердца и умы каппадокийцев; христианство стало быстро распространяться в городе и окрестных селениях.
Узнав об этом, иудейские старейшины убедили Пилата направить в Каппадокию отряд воинов, чтобы убить Лонгина и его сподвижников. Посланный отряд прибыл в родное селение Лонгина; бывший сотник сам вышел навстречу воинам и привел их в свой дом. За трапезой воины рассказали о цели своего прибытия, не зная, что хозяин дома – тот человек, которого они ищут. Тогда Лонгин и его сподвижники назвали себя и просили изумленных воинов, не смущаясь, исполнить свой долг воинского повиновения. Воины хотели отпустить святых и даже советовали им бежать, но сподвижники отказались это сделать, проявив твердую волю принять страдания за Христа. Святые мученики были обезглавлены, и их тела погребены там, где завещали святые, а отсеченные головы отправлены к Пилату. Пилат приказал бросить головы мучеников на мусорную свалку вне стен города без погребения.
Лонгин Сотник почитался в русском народе как целитель глазной болезни, почему в «Сказании о святых» ему была назначена особая молитва о «прозрении ослепших очес и исцелении от болезни». Основою для этого верования относительно мученика Лонгина, очевидно, послужило записанное в житии этого святого обстоятельство, совершившееся при обретении его честной главы. Одна слепая женщина из Каппадокии, христианка, пошла поклониться святым местам в Иерусалиме, чтобы помолиться там об исцелении от слепоты. Во сне ей явился святой Лонгин и сказал, чтобы она нашла его голову и погребла ее. Слепую проводили к свалке. Коснувшись головы мученика, женщина прозрела. Она благоговейно отнесла честную главу в Каппадокию и там погребла.
Православная церковь почитает Лонгина как мученика и совершает его память 16/29 октября.
Мощи святого Лонгина
Мощи, почитаемые на Западе как мощи святого Лонгина, хранятся в римской церкви святого Августина.
Церковь Святого Августина, Рим, Италия
Десница святаго мученика Сотника Лонгина покоится в сокровищнице Базилики святого Николая Мирликийского в г. Бари (Италия).
Серебряный ковчег с мощами мученика сотника Лонгина в Бари
Копьё Лонгина (Копьё Судьбы)
Копьё Лонгина
Копьё Лонгина (Копьё Судьбы) — пика, которую римский солдат Лонгин вонзил в подреберье Иисуса Христа, распятого на кресте. Является одним из орудий Страстей Христовых.
В Ватикане в Соборе святого Петра хранится наконечник копья Лонгина и установлена статуя святого, созданная Лоренцо Бернини.
Копье Лонгина является от одной из самых почитаемых христианских реликвий.
В богослужении Православной Церкви используется копие — обоюдоострый нож для изъятия частиц из просфор, который символизирует собой копьё Лонгина.
ие
Свою трансформацию в Копьё Судьбы копьё сотника Лонгина пережило в Средние века. Апокрифические сказания превратили копьё, освящённое Распятием Христа, в могущественный "магический" артефакт, обладающий сверхъестественными качествами "сам по себе".
Сформировалось предание, что изначально Копьё принадлежало внуку иудейского первосвященника Аарона и затем, переходя от владельца к владельцу, приносило каждому удачу, победы и могущество. Якобы до Распятия Копьё принадлежало царям Давиду и Ироду Великому, а потом, столетия спустя, переходило от одного великого человека к другому. В разное время копьем Лонгина, по преданию, владели Константин Великий, императорЮстиниан, Карл Мартелл, король готов Теодорих I, Карл Великий и другие великие личности. Таким образом, Копьё Судьбы стало восприниматься как залог непобедимости, что сделало его весьма желанным объектом поисков.
На самом деле, существует несколько вариантов, где находится Копьё Судьбы, равно и как несколько артефактов, претендующих на статус святыни.
Для католиков вроде бы главным претендентом должно быть копьё, хранящееся в Ватикане, в Базилике Святого Петра. Именно эта реликвия, которая была привезена в Рим из Парижа в XVIII столетии, католической церковью считается Копьём Лонгина. Считается, что это копье оказалось в Риме после падения Константинополя.
Очень похожее копьё находится в Кракове, настолько похожее, что ватиканское и краковское копьё учёными считаются копиями. Правда, существует путаница, какое из них было оригиналом, а какое источником – разные исследователи называют то ватиканское изготовленным в III веке, а краковское изготовленным в IV столетии, то наоборот.
Гораздо больше вопросов вызывает армянский претендент на звание Копья Судьбы – это хранящееся в Эчмиадзине (современное название Вагаршапат, Армения) копьё, которое, по уверениям армянских СМИ, датируется I веком нашей эры. Правда, непонятно, откуда берутся сведения о подтверждённой датировке, потому что Армянская церковь отказывается предоставлять реликвию для проверки возраста, аргументируя это тем, что если святыня обладает чудодейственными свойствами в силу веры в неё людей, то проверять её подлинность почти святотатство. А о случаях исцеления людей при обращении к святыне в Армении есть свои свидетельства.
Сторонники мнения о том, что Копьё Лонгина находится в Армении, говорят о том, что сюда его принёс апостол Фаддей, и умерший здесь мученической смертью. Более того, сообщается о том, что в 2010 году британские учёные, исследовавшие Туринскую плащаницу, обнаружили на отпечатке тела след от раны, сходной с той, что описана в Евангелии. Рана эта была нанесена особым видом копья, которое было на службе у тяжело вооружённых легионеров римских гарнизонов по всей Империи. При сравнении отпечатка раны на Туринской плащанице и Копья Лонгина в Армении, по информации армянских СМИ, было установлено соответствие не только типа раны и копья, но и размер – в обоих случаях он составил 4,5 сантиметра.
Однако в современной медийной культуре Копьё Судьбы прочно ассоциируется с четвёртым претендентом – копьём, хранящимся в Вене (Копьё Святого Маврикия).
Хотя оснований для этого ещё меньше, чем в случае с ватиканским или краковским копьями – экспертиза показала, что копьё не могло быть изготовлено раньше VII столетия. Более того, что до середины X века этот артефакт почитался как принадлежащий христианскому святому Маврикию. Но после того, как император Священной Римской империи Оттон I в 955 году одержал победу при Лехе над венграми в день памяти Святого Лонгина, копьё было «повышено в звании».
Тропарь мученика Лонгина сотника, глас 4
Мученик Твой, Господи, Лонгин,/ во страдании своем венец прият нетленный от Тебе, Бога нашего:/ имеяй бо крепость Твою,/ мучителей низложи,/ сокруши и демонов немощныя дерзости./ Того молитвами// спаси души наша.
Кондак мученика Лонгина сотника, глас 4
Весело возрадовася Церковь/ в памяти днесь приснопамятнаго/ страдальца Лонгина,/ взывающи: Ты моя держава, Христе,// и утверждение.
Молитва Мученику Лонгину Сотнику
Святый мучениче Лонгине! Призри с небеснаго чертога на требующих твоея помощи и не отвергни прошений наших, но, яко присный благодетель и ходатай наш, моли Христа Бога, да, человеколюбив и многомилостив сый, сохранит нас от всякаго лютаго обстояния: от труса, потопа, огня, меча, нашествия иноплеменников и междоусобныя брани. Да не осудит нас грешных по беззаконием нашим, и да не во зло обратим благая, даруемая нам от Всещедраго Бога, но во славу святаго имене Его и в прославление крепкаго твоего заступления. Да молитвами твоими даст нам Господь мир помыслов, воздержание от пагубных страстей и от всякия скверны и да укрепит во всем мире Свою Едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь, юже стяжал есть честною Своею Кровию. Молися прилежно, святий мучениче, да благословит Христос Бог державу, да утвердит во святей Своей Православней Церкви живый дух правыя веры и благочестия, да вси члены ея, чистии от суемудрия и суеверия, духом и истиною покланяются Ему и усердно пекутся о соблюдении Его заповедей, да мы вси в мире и благочестии поживем в настоящем веце и достигнем блаженныя вечныя жизни на небеси, благодатию Господа нашего Иисуса Христа, Емуже подобает всякая слава, честь и держава со Отцем и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Редкие фотографии 19-го века из Шанхая английского фотографа Вильяма Сандерса были представлены в Лондоне на первой публичной выставке, посвященной его работам.
Сандерс отправился в Китай в качестве инженера в 1860 году и после краткого возвращения в Великобританию, где он изучал фотографию, он снова вернулся в Китай, чтобы создать там одну из первых фотостудий. На протяжении более четверти века это была самая успешная фотостудия Шанхая.
Сандерс явился первым известным фотографом, который создавал вручную цветные фотографии в Китае. Его картины изображают различные события из личной жизни жителей Шанхая, бытовые эпизоды и каким Китай был на пороге современной эпохи.
Молодая женщина стоит рядом с кантонской (Гуанчжоу) напольной вазой и держит только зонтик от солнца.
Такие не обмотанные (лентами - ред.) ноги и косынки были характерны для женщин Гуанчжоу в то время. Шанхай не только привлекал иностранных бизнесменов, но и иммигрантов из других частей Китая. Фотографы девятнадцатого века отмечали красоту женщин из Гуанчжоу.
Эта женщина и девочка, как видно, из провинции Киангсу (Jiangsu) Шанхайской области. Их прически типичны для этого региона, и их обмотанные ноги указывают, что бинтование ног практиковалось среди более широкого круга социальных классов, чем принято считать.
Зонтики, которые были принадлежностью знати в древнем Китае, были в моде в Шанхае в конце династии Цин.
Сандерс пытался представить разнообразные региональные стили, которые сходились в международном китайском городе.
Сандерс был очарован традиционными китайскими технологиями, по его мнению, предшествовавшими подобные изобретения на Западе.
На этой фотографии два человека сидят на традиционной тачке, типичной для конца династии Цин, с мотором от автомобиля. Водитель стоит на задней панели. Напористые взгляды трех мужчин показывают их уверенность перед объективом камеры, которая была относительно редким явлением в то время в Китае.
Женщина на этом портрете, хотя и одета в традиционное шелковое платье Гуанчжоу, сидит в кресле западного стиля в профиль, в западном фотографически композиционном портретном формате.
Хотя Шанхай является огороженным китайским городом, многие китайские родственники его жителей предпочитают жить в иностранных поселениях. Так началось смешение культур, которые сформировали открытость Шанхая для иностранного влияния.
Сандерса явно привлекли прическа женщины, тонкая одежда, обувь и ее необмотанные ноги.
По словам Сандерса, женщина на этом портрете является жительницей Шанхая, носящей типичное весеннее платье. Она согласилась сфотографироваться, но только с обмотанными ногами.
На этой фотографии изображен продавец метелок из перьев.
Сандерс предполагал, что перья были получены от поваров, которые чистили птиц от их оперений. В девятнадцатом веке в Шанхае мелкие торговцы, как продавцы метелок, часто предлагали свои изделия во время прогулок по улицам города.
Это поразительный групповой портрет труппы китайских актеров в сложных костюмах.
На этом портрете человек, одетый как чиновник династии Цин, уверенно смотрит в сторону камеры, его левая рука придерживает нюхательную бутылку на столе. Весьма необычно, что человек здесь выглядит несколько расслабленным, как будто он улыбается.
Сандерс на этой фотографии показывает, как водитель тачки, типа такси, смог разобрать его конструкцию, чтобы избежать уплаты налогов, взимаемые за колесные транспортные средства, пересекающие определенные мосты.
То, что на первый план было выведено транспортное средство, закрывающее личность его владельца, говорит об анонимности таких работников в Шанхае в то время.
Этот портрет матери и детей из Нинбо (Ningbo), расположенного на побережье к югу от Шанхая, показывает типичную одежду и прически региона.
И мать, и ее дочь (справа) отводят взгляд от камеры, в то время как мальчик сидит и направляет пытливый взгляд на линзы.