Разсудив о ситуации, сложившейся в наших епархиях в Америке, Канаде и Российской Федерации, принимая во внимание то, что находящиеся на покое архиереи Андроник (бывший Сиракузский и Свято-Никольский) и Софроний (бывший Санкт-Петербургский и Северно-Русский) не признали Постановлений Церковного Суда о них, и, вопреки этим Постановлениям ведут себя как правящие архиереи. Архиепископ Андроник своими беззаконными священнодействиями, и, вместе с архиепископом Софронием, лже-учительством и административными действиями продолжая вводить в смущение паству, чем, согласно канонам, заслужили наказание вплоть до лишения священного сана. Учитывая то, что лукаво призывая к миру, они не желают вести переговоры со священноначалием РПЦЗ и отказались прибыть на Архиерейский Собор, а также делают всё от них возможное, чтобы не состоялось примирение в лоне Святой Церкви, стремятся учинить разделение, основываясь на еретическом лже-учении, специально для этого ими придуманным.
Исчерпав все возможности для достижения мира и согласия, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей принял решение предать их воле Божией с тем, чтобы они сами решили свою дальнейшую судьбу.
Архиерейский Собор призывает всех, поддерживающих архиепископов Андроника и Софрония оставить свои намерения устраивать самочинное сборище, именуемое ими "Всезарубежным Собором" и распустить так называемую "Предсоборную комиссию". Такое сборище, созываемое без благословения Архиерейского Синода, в случае его собрания, явится актом раскола и зримым свидетельством отпадения от Церкви. В случае созыва этого сборища, все, пожелавшие на нем присутствовать, засвидетельствуют, что, будучи предупреждены, сознательно и по своей воле отделяются от Церкви, что будет подтверждено со стороны Архиерейского Собора изданием Указов о запрещении в священнослужении архиепископов Андроника и Софрония, принявших участие в сборище священнослужителей – запрещением в священнослужении со стороны их законных правящих архиереев, а всех принявших участие в сборище мирян – отлучением от Св. Причастия, для чего издано специальное Соборное Постановление.
Архиерейский Собор призывает архиепископов Андроника и Софрония, а также всех поддерживающих их священнослужителей и мирян, отрекшись от еретического лже-учения о том, что Единая Церковь Христова в наши дни видимо не существует, а существует в виде разделившихся и не имеющих общения между собой "осколков", отказаться от бунта против законной Церковной власти, и приступить к подготовке настоящего законного Всезарубежного Собора, состоящего из всех архиереев, представителей епархий, клириков, монашествующих и мирян, через которых, по вере Церкви, только и может осуществиться Воля Божия.
14/27 октября 2016 года
Председатель Собора: Митрополит Агафангел,
Члены Собора: Архиепископ Георгий (Секретарь), Епископы Григорий (Заместитель председателя), Афанасий, Никон, Николай, Анастасий, Роман и Анфим. Архиепископ Иоанн и Епископ Кирилл (участвовали в работе Собора по Скайпу)
***
Appeal Council of Bishops
After discussion about the situation in our dioceses in America, Canada and the Russian Federation, have taken into account, that retired bishops Andronik (formerly of Syracuse and St. Nicholas Monastery), and Sofrony (formerly of St. Petersburg and Northern Russian) have not recognized the Resolutions of the ecclesiastical Court concerning them, and are behaving themselves as ruling bishops contrary to these Resolutions.
Archbishop Andronik in his lawless ministry, and, together with Archbishop Sofrony, by false teaching and administrative actions are continuing to confuse the flock, which according to the canons, deserve the punishment of deprivation of the priesthood. Considering that they are cunningly calling for peace, they are unwilling to negotiate with the hierarchy of ROCOR and refused to come to the Bishops Council. They are doing all they can to prevent reconciliation taking place in the bosom of the Holy Church, aiming to inflict division, based on their especially invented false heretical teaching.
Having exhausted all possibilities for peace and reconciliation, the Council of Bishops of the Russian Orthodox Church Outside of Russia has decided to leave them to the will of God, so that they themselves may decide their own fate.
The Council of Bishops calls upon all people supporting archbishops Andronik and Sofrony, to abandon their intention to organize an arbitrary gathering, calling it the "All-Diaspora Council", and to dissolve the so-called "Pre-Council Committee". Such a gathering convened without the blessing of the Synod of Bishops, in the case of occurring, would be an act of schism and visible evidence of falling away from the Church. If this gathering is convened, all who wish to be present, testify that being warned, they have knowingly and willingly separated from the Church; which will be confirmed by the Council of Bishops by a decree prohibiting archbishops Andronik and Sofrony from serving, the prohibition from serving by their respective ruling bishop of all priests who take part in the unlawful gathering, and for all laity who participate - excommunication from Holy Communion; for which a special Conciliar Decree has been issued.
The Council of Bishops calls archbishops Andronik and Sofrony, and all their supporting clergy and laity, to renounce the heretical false doctrine that the One Church of Christ presently does not visibly exist, but rather exists in the form of separated fragments , which have no communion between each other, to abandon this rebellion against lawful Church authority, and to begin preparations for a genuine and lawful all-Diaspora Council, consisting of all the bishops, diocesan representatives, clergy, monastics and laity, through which only, according to Church faith, the will of God can be realized.
14/27 October 2016
Council Chairman: Metropolitan Agafangel
Council members: Archbishop George (Secretary), Bishop Gregory (Vice Chairman), Athanasy, Nikon, Nicholas, Anastasy, Roman and Anfim; Archbishop John and Bishop Cyril (participated in the work of the Council via Skype)
В своём слове к прославлению св. прав. Иоанна Кронштадтского, произнесённом в 1964 году, будущий святитель выразился о тезоименитом с ним и очень почитаемом им святом так:
«...Он праведник великий. Он всю свою жизнь старался соблюдать заповеди Божии и творить всё, как Бог заповедал. Он благоговейный священнослужитель Церкви ... по искреннему стремлению служить Богу он стал священником. Горячо он возносил молитвы Богу, старательно соблюдал устав церковный, воистину был образец и пример всем священнослужителям ... Он был воплощением милосердия, всех жалел, всем помогал. Не только отзывался он на просьбы о помощи, но он сам отыскивал нуждающихся. Снисходил ко всем, старался всем помочь ... Великий чудотворец, он чудесами своими наполнил весь мир, подобно св. Николаю Чудотворцу...»
В некотором смысле, эти слова оказались пророческими. Они описывают самого святителя Иоанна: открывают нам, как он сам понимал святость, к чему стремилась его душа, каким примерам он подражал в своём служении Богу.
Тропарь святителю Иоанну начинается словами: «Попечение твое о пастве в странствии ея, се прообраз и молитв твоих...». Святая Церковь тут говорит, что главным делом жизни свят. Иоанна было именно попечение о пастве, забота о тех душах, которые вверил ему Господь. Мы, живущии здесь, в Западной Европе, сподобились быть частью паствы этого любвеобильного, многопопечительного пастыря, ибо верим, что он по сей день не оставляет в своих молитвах нас, потомков той паствы, которая знала его при жизни, в годы его служения в Западной Европе. Быть чадом великого святителя—великая честь, но и обязывает ко многому. Мы должны знать его житие, помнить его подвиги и исполнять его заветы. Давайте вспомним о них.
По решению Синода РПЦЗ, 3 июня 1934 года святитель Иоанн был хиротонисан в Белграде во епископа Шанхайского, викария Китайской и Пекинской кафедры. В Западную Европу он был направлен в июле 1951 года и нёс здесь, на нашей земле, своё архипастырское послушание до 1962 года, в течение 11-и лет. Скончался святитель Иоанн 2 июля 1966 года. Он прослужил архипастырем почти 40 лет, из которых 11 – то есть, чуть больше четверти этого служения - прошло здесь, в Западной Европе.
Уже в своём «Слове при наречении во епископа» свят. Иоанн указал, каким будет его служение:
«... Христос пришел на землю восстановить осквернившийся образ Божий в человеке, призвать людей, соединить их во единого человека, едиными усты и единым сердцем прославляющего своего Творца.
Задача каждого пастыря привлекать людей к тому единству, перерождать и освящать их. Что может быть более великим, чем воссоздать создание Божие! Какую большую пользу можно принести своему ближнему, чем подготовив его к вечной жизни! Нелегко выполнение сей задачи — приходится бороться с испорченной грехом природой человека. Часто встречается непонимание, а иногда сознательное сопротивление, ненависть со стороны тех, кого любишь и о ком заботишься. Велико должно быть самопожертвование пастыря и велика любовь к своему стаду. Все готов должен быть перенести он ради его пользы, и каждая овца должна найти место в его сердце… Если же столь трудны и сложны обязанности обычного пастыря и велика его ответственность за спасение им пасомых, что можно сказать об архипастыре? ...
Архипастырь ответствен не только за всех агнцев, Богом врученных ему, но и за пастырей. Взыщется с него за каждого грешника, которого во время не образумил, за каждого, кто шел путем правды, но совратился с него. Долг его болеть болезнями своих овец и тем исцелять их, подобно Пастыреначальнику Христу, «раною Которого мы исцелехом» (Исаия 53, 5). Нет у него личной жизни, весь должен он отдаться делу спасения душ человеческих и водительству их в Царство Небесное. Он должен быть готов перенести все озлобления, гонения и самую смерть ради истины, пить чашу Христову и креститься Его крещением (Матф. 20, 23; Марк. 10, 39). Он должен заботиться не только о приходящих к нему, но и сам искать и возвращать стаду заблудших овец, нося их на раменах своих. Долг его возвещать Христово учение его незнающим, памятуя заповедь Господню: «шедше в мир весь проповедите Евангелие всей твари» (Марк. 16, 15). Будучи проникнут сознанием вселенскости Церкви, он не должен ограничиться заботой только о тех, кто непосредственно поручен ему, но должен духовным оком озирать всю вселенную Церковь Христову, желать просвещения всех народов и преуспеяния их в вере истинной, ибо в Церкви «несть еллин, ни иудей, варвар и скиф», но все суть одинаково любезныя дети Отца Небесного...»
Особенно утешительно его обещание молиться за нас, его будущих пасомых:
«...В сей великий для меня час молюсь о тех, кто воспитывал меня и назидал своими наставлениями и примером, молюсь о тех, среди которых проходило до сих пор мое церковное служение, о молодежи, которую воспитывал, о моей будущей пастве, о вселенской Церкви, о страждущей земле Русской!...»
Свят. Иоанн прибыл в Париж 21 июля 1951 года и поселился при Храме Воскресения Христова в Медоне. Наш Леснинский монастырь прибыл во Францию на год раньше и к тому времени уже располагался в городке Фуркё под Парижем. Леснинские сёстры и новый правящий архиерей встретились, как старые друзья, ведь мы были знакомы еще по Сербии, где Леснинский монастырь находился с 1920 по 1950 год. Семья Максимовичей: родители Владыки, его два брата и сам будущий Святитель, - также прибыли в Белград в начале 20-х годов. В Сербии будущий святитель встретил мит. Антония Храповицкого, который, по словам самого вл. Иоанна, еще в Харькове стал руководителем его духовной жизни. Максимовичи стали прихожанами русского храма в Белграде, и в 1924 году мит. Антоний постриг Михаила Борисовича Максимовича (имя вл. Иоанна в миру) во чтецы.
Несомненно, эта благочестивая церковная семья бывала в сербском монастыре Хопово на Фрушкой горе, где тогда размещались леснинские сёстры. Там, в Хопово, в Белграде, или в Сремских Карловцах, в резиденции мит. Антония, на встречах русской церковной молодежи, Михаил Борисович наверняка встречал граф. Нину Павловну Граббе, поступившую в Леснинский монастырь к концу II-й Мировой войны, когда Хоповский монастырь уже сгорел, и сёстры жили в общежитии в Белграде. Нина Павловна, которая впоследствии стала монахиней, а потом игуменией Магдалиной, разделяла интерес и любовь вл. Иоанна к православному богослужебному уставу. Также будущий вл. Иоанн наверняка знал еще в миру близкую знакомую Нины Павловны, Елену Воробьёву, поступившую в монастырь вместе с ней, и ставшую впоследствии мон. Флавианой, сотаинницей Игумении Магдалины по постригам, иконописицей, секретарем и казначеей монастыря.
В 1926-м году мит. Антоний постриг Михаила Борисовича Максимовича в монашество с наречением имени Иоанн в память его предка - свят. Иоанна Тобольского. Постриг состоялся в Мильковском монастыре, единственном в Сербии монастыре с русским уставом и русской братией. Руководил монастырем старец схиархим. Амвросий (Курганов), духовное чадо последних оптинских старцев. Молодой иеромонах о. Иоанн в Сербии преимущественно занимался преподавательской деятельностью в сербских семинариях или «богословиях», как их называют сербы. Но летние каникулы он всегда проводил в Милькове, в монастыре, и наверняка встречал там молодую вдову, кн. Нину Николаевну Львову—будущую нашу Матушку схиигумению Феодору, которая приезжала в Мильково к Батюшке о. Амвросию, а в 1928 году поступила к Леснинским сёстрам в Хопово, и стала возглавлять там детский приют.
В 1934 году, ходатайством мит. Антония, иеромонах Иоанн (Максимович) был избран синодом РПЦЗ и хиротонисан во епископа Шанхайского, викария Китайской-Пекинской епархии. Мария Димитриевна Шатилова, частая паломница в Хопово, рассказывала сёстрам, что она незадолго до хиротонии случайно, как ей показалась, встретила о. Иоанна в Сремских Карловцах. Он ей рассказал, что приехал выяснить ошибку, так как по недоразумению на его имя и адрес пришло письмо из Синода о назначении какого-то о. Иоанна епископом в Китай. Но когда он опять встретил Марию Димитриевну, сказал: «Ошибка оказалась большей, чем я думал. Это именно меня назначили...»
Племяники Матушки Игумении Феодоры, оо. Леонтий и Антоний (Бартошевичи), также духовные чада и постриженики о. Амвросия, были соподвижниками о. Иоанна в Мильковском монастыре. Им тоже было суждено вновь встретиться с вл. Иоанном в Западной Европе. Вл. Леонтий в те годы был епископом Женевским. Ему часто приходилось замещать вл. Иоанна, который, помимо того, что был правящим архиереем Западно-Европейской епархии, оставался ответственным за свою китайскую паству и особенно за тех самых слабых и немощных стариков и детей, которые не смогли сами выехать из Шанхая, и которых вл. Иоанн сам эвакуировал на Филиппины, договорившись о возможности поселить их на маленьком острове Тубабао. Вл. Иоанн продолжал усиленно заниматься устроением дальнейшей судьбы многотысячного русского палатного городка, выросшего в филипинских джунглях, и часто отлучался, то в Америку для хлопот и переговоров в Вашингтоне, то на Тубабао для окормления и поддержки паствы. Вл. Антоний (Бартошевич) стал преемником вл. Иоанна на Западно-Европейской кафедре после преждевременной, ранней смерти вл. Леонтия и перевода вл. Иоанна в Сан Франциско.
В 1952 году вл. Иоанн переехал в Версаль, совсем близко от Фуркё, и стал жить при епархиальном управлении, размещенном в здании русского кадетского корпуса имени Имп. Николая II-го. Владыка стал чаще бывать в Фуркё. Эти годы—период самого тесного общения свят. Иоанна и сестер нашего монастыря.
Чаще всего наши старые сёстры вспоминали вл. Иоанна на молитве и на богослужениях. Каждый его приезд был праздником для сестёр, хотя и сильно нарушал монастырский режим. Дело в том, что после службы Владыка еще долго оставался в храме, прикладывался и молился перед иконами, не желая расставаться с храмом и наново погружаться в необходимые дела, хлопоты и вообще всю мирскую суету. Из-за этого вечерняя трапеза часто начиналась в 12-м часу ночи. Утром, после Литургии, Владыка еще дольше оставался в храме, особенно по постным дням, пытаясь оттянуть время трапезы до 9-го часа по-церковному, т.е. до 3-х часов дня.
Вл. Иоанн не любил, когда Утреня, по монастырскому обычаю, служилась с вечера, вместе с Вечерней, и часто настаивал на том, чтобы Утреню служили рано утром, как положено по Уставу. Матушка Игумения Магдалина мне рассказывала, что он ей как-то сказал: «Не зовите эту службу «утреней», если не служите её утром. Зовите хоть коровой, но только не «утреней». Если Вл. Иоанн не служил, он внимательно следил за богослужением, иногда по греческим Минеям, переводя и выписывая для сестёр тропари или кондаки, отсутствующие в славянских Минеях. Другие нужные тропари он находил в сербских богослужебных книгах. Всё это вошло в наш монастырский богослужебный чин и соблюдается по сей день. Богословские труды Владыки и его проповеди и послания пестрят цитатами из богослужебных книг; он полностью усвоил язык богослужений и мыслил именно этими категориями. У Владыки Иоанна отсутствовал музыкальный слух, но он следил за тем, что положено читать за службой, а что положено петь.
В случае несоответствий, он не останавливал и не поправлял, тем более, во время службы, но неодобрительно «цыкал». Матушка Магдалина еще рассказывала, как он однажды долго цыкал и что-то руками показывал, но объяснил только после службы. Дело было Великим постом, когда положено много земных поклонов. На службе стояли дети, и Владыка расстроился, потому что они неправильно клали поклоны: поднимаясь, опирались пальчиками, а не кулачками. Владыка очень переживал, что они могут себе сделать больно.
Я упомянула выше, что владыка Иоанн был любителем и знатоком богослужебного устава или Типикона, сложной системы составления богослужения по книгам разных циклов: Октоиха, Минеи или Триоди. Но подход у Владыки Иоанна был очень своеобразный. Он часто не считался со строгой иерархичностью Типикона, с правилами и ограничениями, которые многие считают неопровержимыми. Владыка глубоко понимал сам дух Типикона, вникал в смысл и содержание богослужебных текстов и по-своему их комбинировал. Ему всегда хотелось включить как можно больше: помянуть всех святых, празднуемых в этот день, отметить праздник, но не упустить и будничное последование и покаянные умилительные молитвы Октоиха, славить Воскресшего Христа пением богодухновенного пасхального канона преп. Иоанна Дамаскина, но и плакать у подножия Креста покаянным плачем преп. Андрея Критского. Матушка Магдалина, долголетняя уставщица монастыря, хорошо усвоила владыкин подход к уставу и постаралась передать его нам, её ученицам. Уже в те годы никто не сомневался в святости владыки Иоанна. Сёстры видели его окруженным сиянием, другие видели его стоящим в воздухе, вознесённым над землёй в молитве.
Когда требовали того обстоятельства, вл. Иоанн служил полным архиерейским чином, знал его хорошо. Но достаточно часто он в нашем монастыре служил просто иерейским чином в скромном иерейском облачении, повязав вместо архиерейского омофора шерстяной шарф и перекинув его через плечо. Он объяснял, что омофор символизирует ту заблудшую овцу, из-за который Добрый Пастырь готов оставить всё стадо, и обретши её, несёт на собственном плече. Позднее сёстры сшили ему омофор из толстой белой шерстяной ткани, в напоминание об этой обретённой овечке.
Владыка Иоанн придавал большое значение почитанию местных православных святых, искал о них сведения и всегда поминал их на отпусте.
Его любовь к богослужению отражена во многих указах, изданных им. В начале богослужебного года владыка изучал все необходимые переносы богослужений, в связи с временем празднования Пасхи, утверждал их указами и рассылал по епархии. Следил за юбилейными датами, назначая соответствующие службы. И особенно заботился о молитвенном поминовении, как общем для всей РПЦЗ, так и о поминовении духовенства епархии и сестёр монастыря. О каждой кончине кого-нибудь из клира или монашествующих сообщалось всей епархии, и всему духовенству ставилось в обязанность их поминать.
Святитель Иоанн особо чтил память св. Царственных Страстотерпцев (Мучеников - ред.), и особенно заботился о достойном поминовении Царской семьи в день их мученической кончины 4/17 июня. Вспомним, что именно во время его пребывания на Западно-Европейской кафедре приступили к строительству Храма-Памятника в честь св. Иова Многострадального в Брюселле, где впоследствии Зарубежная Церковь служила торжественное отпевание Царской семьи.
В Леснинском монастыре почти с самого начала вошло в практику приглашать правящего архиерея совершать монашеские постриги.
По нашим записям, за 11 лет своего пребывания на Западно-Европейской кафедре, вл. Иоанн совершил 8 постригов в рясофор и 7 постригов в малую схиму, в мантию, в том числе и постриг в рясофор нашей Матушки Игумении Макрины. Матушка рассказывает, что она мечтала о постриге в какой-нибудь праздник Пресвятой Богородицы, а назначили его в на день памяти св. влкмч. Артемия, день официального открытия нашего монастыря. Матушка по-монашески смирилась и никому не открыла своего желания, перенося его уже на мантийный постриг. Но вл. Иоанн прочитал её мысли и после пострига сказал ей: «Но и сегодня же хорошо?» Это был последний постриг, совершенный вл. Иоанном в нашем монастыре, в 1960-м году, незадолго до его назначения в Сан Франциско. Много лет спустя Матушка поняла, что вл. Иоанн знал, что не он будет совершать её постриг в мантию. Совершился он в 1967-м году, после кончины святителя, в день иконы Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радость», храмовый праздник собора, воздвигнутого святителем Иоанном в Сан-Франциско, под которым его тогда погребли и в котором сегодня лежат его святые мощи.
Свт. Филарет (Вознесенский) с сестрами
Другое запомнившееся всем событие был постриг в рясофор матушки Надежды Соловьевой, вдовы священника, который скончался при монастыре, заповедав своей матушке остаться у нас и принять постриг после его смерти. О. Константин и матушка Надежда знали вл. Иоанна и раньше; он и определил о. Константина в Леснинский монастырь, когда тот заболел уже к смерти. Отношения у них были хорошие, но одно огорчало о. Константина: добрый и обыкновенно очень внимательный архипастырь никак не мог запомнить, что матушку зовут Надеждой, а не Наталией. Даже поздравления ко дню Ангела он несколько раз присылал ко дню св. муч. Адриана и Наталии, после чего о. Константин даже письменно ему выражал своё недоумение.
Матушка Надежда исполнила завет своего Батюшки и поступила в монастырь. Схиигумения Феодора решила довольно скоро её постригать в иночество, так как она уже много лет послужила Церкви и была уже в возрасте. Кто знает хорошо наши леснинские традиции, знает, что у нас сохранилась практика дореволюционной Церкви не менять имя сестры при постриге в рясофор, так как монашеские обеты она на этой стадии еще не произносит. Представьте всеобщее удивление, когда вл. Иоанн вдруг при постриге назвал её не Надеждой а... Наталией. И новопостриженная инокиня Наталия тут же разревелась. Но чин был совершен, и так она осталась с. Наталией. Через несколько лет настало время мантийного пострига. Вл. Иоанн был уже в Сан-Франциско. Когда Матушка Феодора вызвала с. Наталию, чтобы объявить ей об этом, она сказала: «Я долго думала, как Вас назвать в монашестве, но решила оставить Вам имя Наталия. Я поняла, что вл. Иоанн знал, что не он будет Вас постригать в мантию, и поэтому тогда в рясофоре нарек Вас Наталией. Он ведь давно сам Вам выбрал это имя...»
С матушкой Надеждой и о. Константином связан и другой яркий случай поразительной прозорливости вл. Иоанна. Однажды он приехал к ним на приход к празднику Покрова Божией Матери. Прибыл накануне, к Всенощной. Праздник выпал на будний, рабочий день, и на службе почти никого не было. После отпуска о. Константин спросил владыку: «Владыко святый, Вы, вероятно, завтра будете служить иерейским чином?» Ведь не было ни диакона, ни прислужников, на клиросе—только матушка Надежда и старенький псаломщик. «Служба полным архиерейским чином, - объявил Владыка—архиерейская встреча в 9:30 утра.» И удалился к себе на покой, не обращая внимания на волнение и возражения о. Константина. Дома взволнованный и недоумевающий батюшка рассказывал о странных требованиях архиерея своей матушке, как вдруг зазвонил телефон. Звонил диакон из соседнего прихода. У них по каким-то обстоятельствам отменили службу, и он просил благословения приехать завтра к о. Константину служить, тем более, что узнал о приезде архиерея. О. Константин немного успокоился - хоть диакон будет на службе. Чуть позже позвонил старший алтарник, он в последнюю минуту всё же решился отпроситься с работы ради праздника, и завтра будет на Литургии. Также неожиданно появился второй прислужник, и какая-та семья решила детей не посылать в школу, а прийти на праздничную Литургию. Мальчики знают службу, могут прислуживать... О. Константин воспрял духом: всё неожиданно устроилось. Оставалась только проблема с хором: неужели матушке и старому псаломщику придется петь Литургию? Вдруг раздался стук в дверь. Там стоял незнакомый человек, он обратился к о. Константину: «Вы настоятель русского храма? Да? Разрешите представиться, я регент казачьего хора, мы здесь в городе на гастролях. Завтра будет служба? Нам очень хотелось бы спеть Литургию. Вы же знаете, как казаки чтут праздник Покрова...» И всё случилось точно так, как предсказал Владыка. Встреча архиерея состоялась в 9:30 утра, при пении мощного казачьего хора, и Литургия была отслужена невероятно торжественно, полным архиерейским чином.
К концу пребывания свят. Иоанна на Западно-Европейской кафедре стал вопрос поиска более прочного места для Леснинского монастыря, так как хозяева общежития в Фуркё, где монастырь прожил уже более 10-и лет, отказались продлить аренду. С благословения вл. Иоанна, сестры приступили к поискам жилья, и с его же благословения был произведён денежный сбор на покупку подходящего места под монастырь. Переведенный на Сан-Францисскую кафедру в 1962 году, владыка Иоанн продолжал следить за процессом поиска, и одним из последних его деяний перед смертью было письмо матушке Феодоре с благословением покупать (за невероятно низкую цену!) найденное монахиней Магдалиной имение в деревне Провемон. Письмо пришло через несколько дней после кончины святителя.
Рассказ о связи нашего монастыря со святителем Иоанном будет неполным без упоминания его чада, с. Екатерины Глатоленковой, нашей с. Кати-огородницы, которая уже 64-й год живёт в монастыре. С. Катя—одна из шанхайских сирот вл. Иоанна, принятая им в приют свят. Тихона Задонского. С. Катя—одна из тех, кого Владыка вывез на остров Тубабао. Там она провела несколько лет в палаточном городке в джунглях и была свидетельницей тайфуна, грозившего полным уничтожением русскому лагерю. Но вл. Иоанн остановил тайфун своей молитвой. Болезни с. Кати сделали невозможным её въезд в Америку вместе в другими беженцами, и вл. Иоанн попросил матушку Феодору принять девочку в Лесну.
Прозорливый владыка предвидел, что здесь она приобретёт настоящий дом и семью, будет много трудиться и станет полноценным членом нашего сестричества. С. Катя любила владыку как родного. В Фуркё, где она работала в трапезной, нередко старшие трапезарки подсылали её, когда Владыка долго не выходил из церкви, и она громко звала: «Владыка, я голодная!» И владыка Иоанн улыбаясь выходил из церкви, сказав Кате, «хорошо, я напишу воззвание, скажу, что леснинские сёстры голодают...»
Помимо с. Кати Владыка просил матушку Феодору временно принять 4-х монахинь, последних беженок из Китая, уже после массового отъезда на Тубабао. Они были из монашеской общины Владимирской иконы матушек Руфины и Ариадны и прожили у нас больше года. Эти сёстры ждали разрешение на въезд в Америку, чтобы вернуться в свой монастырь. Одна из них была глухонемой, и только по молитвам Вл. Иоанна смогла она пройти медицинскую комиссию и беседу с сотрудником консульства, без того, чтобы заподозрили о её состоянии и выдали бы без проблем разрешение на въезд и поселение в Америке. В это же время поступили в Леснинский монастырь 3 послушницы из китайской паствы владыки Иоанна: сёстры Серафима, Валентина и Людмила.
Также по просьбе и с благословения вл. Иоанна провели 2 года в Лесне беженки со Св. Земли: Матушка Игумения Елизавета (Ампенова) и 6 сестёр. Изгнанные из своего родного Горненского монастыря из-за нежелания присоединиться к МП после захвата монастыря, они впоследствии основали Благовещенскую обитель в Лондоне.
В свою очередь, леснинские сёстры, как могли, заботились о владыке. Я уже упомянула особый шерстяной омофор, который ему сшили. Кроме того, монастырская иконописица м. Флавиана рисовала церковные грамоты для владыки. Леснинский монастырь участвовал в покупке дома для устройства храма в Париже, на улице «Сlaude Lorrain». Известно, что вл. Иоанн старался ходить босиком, а также никогда не ложился в постель, а отдыхал сидя. От этого, как и от долгого стояния на молитве, у него открылись кровоточивые раны на ногах, которые владыка упорно отказывался лечить, пока матушка Феодора не объявила ему: «Владыко святый, властью, данной мне как настоятельнице монастыря, приказываю Вам лечь!» Примерный послушный монах, владыка повиновался - лег в постель и разрешил вызвать врача.
На фотографиях владыкиных канцелярий и келий в доме свят. Тихона Задонского в Сан Франциско и при храме в Сеаттле, в красном углу видны репродукции Леснинской иконы, вставленные в рамочки. Это видимый знак того, что вл. Иоанн не забывал нашу святыню, знакомую ему еще с молодости в Сербии, и конечно же, когда он обращал свой молитвенный взор на эти карточки, он молился о нашей обители и наших сёстрах, и о всех своих чадах в Западно-Европейской епархии. Мы знаем, что свят. Иоанн отошел ко Господу перед Курской иконой Пресвятой Богородицы, положив перед Ней земной поклон. Я думаю, что мы можем надеяться, что обращаясь к Пресвятой Богородице незадолго до этого, он взглянул и на Леснинскую икону и в последние минуты своей земной жизни вспомнил о нас.
И после смерти вл. Иоанн не оставляет наш монастырь. В трудный момент он явился во сне матушке игумении Магдалине, подкрепил и подбодрил её. В 2006 году смотритель часовни, устроенной в бывшей усыпальнице свят. Иоанна направил матушке Макрине крупное пожертвование. В сопроводительном письме было рассказано, что вл. Иоанн явился смотрителю во сне и повелел, чтобы все средства, собранные в часовне за тот год, были бы отправлены в Леснинский монастырь. И с тех пор регулярно поступают нам пожертвования из часовни, в память о заботе владыки о нашем монастыре. И за неделю до нашего сегодняшнего торжества владыка послал нам своё благословение. Как раз в тот момент, когда я раскаивалась в задуманном усложнении нашего праздника и спрашивала себя: «Ну зачем я это всё затеяла?», совершенно неожиданно пришла посылочка из Сан Франциско с маслом от мощей, со множеством иконочек, освященных на мощах, которые мы сегодня раздаём, и с другими иконочками и фотографиями. Я и не подумала попросить кого-нибудь в Сан Франциско об этом, и вот, сам святитель позаботился о нас и дал видимо знать о своём благословении на этот труд.
Спросим теперь себя, а что нам владыка Иоанн заповедал? Какими бы он хотел бы видеть нас, нас всех: священнослужителей, монашествующих и подвизающихся в миру? Что мы должны исполнить?
Во-первых, владыка Иоанн призывает нас к наиболее частому и наиболее осознанному участию в богослужениях. Служба Божия была самым важным делом его жизни, и все его труды, всё его расписание, строилось вокруг них. Известно, что при нём всегда был полный комплект богослужебных книг, и если он по обстоятельствам не мог быть на службе, он всю службу вычитывал. Рассказывают, что как-то в Париже вл. Иоанн спутал поезда, и вместо поезда на Женеву в Швейцарии, сел в поезд на Геную в Италии. На границе обнаружилась его ошибка, и его сняли с поезда. Пришлось ехать за ним на машине, и Владыка ждал много часов. Его нашли на вокзале, совершенно не возмущенным и не расстроенным, а обложенным книгами, за чтением службы. Никто ему не препятствовал заняться самым главным его делом, и он был спокоен. Мы знаем, что владыка Иоанн не был статным, красивым архиереем, не было у него какой-нибудь особой «школы» богослужения. У него полностью отсутствовал музыкальный слух и служил он без всякого «эффекта». Но его служение и участие в богослужении оставляло незабываемое впечатление, и по сей день тысячи людей с большим трепетом слушают старинные любительские звукозаписи с пением очень посредственных эмигрантских хоров или леснинских старушек и с еле разбираемыми возгласами и проповедями, лишь бы хоть как-то приобщиться к служению и молитве этого святителя.
Во-вторых, владыка Иоанн призывает нас постоянно изучать и хорошо знать нашу Православную веру. Несмотря на свою скромность и истинное монашеское смирение, вл. Иоанн отнюдь не был простецом или невеждой. Вспомним, что он окончил военную школу--кадетский корпус и имел два высших образования: юридическое и богословское. Он немало лет проработал преподавателем и воспитателем.
Его богословские статьи, написанные по просьбе и под руководством другого выдающегося русского богослова, вл. мит. Антония (Храповицкого), а также его проповеди, открывают нам хорошего знатока Священного Писания, богословски образованного человека. Вл. Иоанн не мог бы так любить и глубоко понимать православное богослужение без тщательного изучения Церковной истории и патристики, без хотя бы поверхностного знакомства с древними языками. Его проповеди, посвященные русским святым, указывают на хорошее знание русской истории и на осмысление духовного пути русского народа. Его почитание местных святых и желание просвещать всех окружающих его светом Истины заставляло его знакомиться с историей и культурой стран и народов, среди которых ему приходилось служить: будь то Сербский Православный народ, языческий Китай, прекрасная Франция или новый мир—Америка. И путём обретения таких познаний Святитель Иоанн всех нас призывает к миссионерству, к проповеди Православия.
Словом, свят. Иоанн призывает нас к подлинному благочестию и к святости. Почему именно его пример может нас подбодрить и вдохновить? Как у многих из нас, у вл. Иоанна не было каких-то явных, ярких талантов или способностей. Маленький, невзрачный, неуклюжий и не музыкальный. Даже любящий его мит. Антоний сказал о нём: «Этот маленький, слабый физически человек, по виду почти как дитя». Но добавил: «...он есть чудо аскетической стойкости и строгости». И отсылал он его в Китай «как свою душу, как своё сердце...» Пришел вл. Иоанн к этому не сразу и нелегко. Сам он говорил в своём слове при наречении:
«Плохо я представлял себе в начале путь, которым нужно идти. Подрастая, думал себя посвятить военной или гражданской службе Отечеству, являвшемуся тогда оплотом и хранителем истинного благочестия».
И хотя духовная жизнь всегда влекла Владыку, но только в эмиграции, к концу учебы, в 30 лет он решился на монашество:
«Совершившееся крушение государственной мощи нашего Отечества убедило меня окончательно в непрочности всего земного и слабости человеческих сил и способностей, и я решил отречься от сует земного мира, посвятив себя едино служению Богу».
Впоследствии вл. Иоанн никогда не сторонился людей и не осуждал мирскую жизнь, был всем доступен. Он ходил в гости к знакомым. Бывшие его прислужники рассказывали, что он им давал деньги на кино, если считал фильм полезным. Матушка игумения Александра (Чернявская), вспоминая своё детство при вл. Иоанне, рассказывала, как он смеялся над её детскими проказами и как он с ней вместе мечтал, что он будет приезжать к ней на ослике с провизией, когда она станет монахиней-подвижницей в пустыне. В благодарственных речах на свой день Ангела он благодарил не только тех, кто пришел помолиться, но и тех, кто устроил торжество, позаботился о приеме посетителей. Своим чадам и пасомым он давал советы не только о духовной жизни, но и о работе, женитьбе, учебе, о визах и налогах.
Как у всех людей, были у вл. Иоанна недостатки и слабости. Он не был хорошим администратором, бывали конфликты. Он не всегда разбирался в людях, был наивен и доверчив, и это иногда приводило к серьёзным ошибкам. Некоторые называли его юродивым, и хотя вл. Иоанн никогда не позволял себя поступки, которые могли бы умалить или скомпрометировать архиерейское достоинство, его всецелое погружение в жизнь Церкви и безразличие ко всему суетному и земному, часто делали его неудобным и неудовлетворительным собеседником или сотрудником. Один из его диаконов сказал: «Со святыми упокой, да. Но жить с ними—не дай Бог!»
Но все эти немощи становились неважными и блекли в свете самого выдающегося качества владыки Иоанна: его бесконечной, всеобъемлющей любви. Он не мыслил себя вне служения людям:
«... служение Богу, властно призывая мою душу «отречься себя, взять крест свой и идти за Христом» (Матф. 16, 24; Марк. 9, 24), в то же время накладывало внутреннюю необходимость стать ловцом людей... Не смею помыслить себя достойным сего сана, сознавая греховность свою, но боюсь и отрекаться от него, слыша слова Господни, обращенные к согрешившему, но кающемуся Петру: «Аще любиши Мене, паси агнцы Моя, паси овцы Моя». Святой Иоанн Златоуст, объясняя настоящее место Евангелия, обращает внимание на то, что в доказательство любви Господь потребовал не иного подвига, а именно подвига пастырства. Почему же так велико в очах Господних пастырское служение? Потому, что пастыри, по выражению апостола Павла, суть «Богу споспешницы» (I Кор. 3)».
Будучи великим подвижником и молитвенником, владыка святитель Иоанн сумел соединить этот подвиг с непосредственным участием в жизни своей паствы. Он сам объяснял:
«Заботясь о спасении людей, должно применяться к их понятиям; дабы привлечь всякого, подражая в том апостолу Павлу, и подобно ему нужно быть способным сказать: «Быть Иудеем яко иудей, да иудеи приобрящу, беззаконным яко беззаконен, да обрящу беззаконныя. Бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу: всем бых вся, да всяко некия спасу» (I Кор. 9, 21-22).
Заботясь о спасении душ человеческих, нужно помнить, что люди имеют и телесные потребности, громко заявляющие о себе. Нельзя проповедовать Евангелие, не проявляя любовь в делах. Но при том нужно опасаться, чтобы заботы о телесных потребностях ближних не поглотили все внимание пастыря и не шли бы в ущерб попечению о духовных нуждах, помня слова апостолов: «не угодно есть нам оставльшим слово Божие служити трапезам» (Деян. 6, 2). Все должно быть направлено к снисканию Царства Божия и исполнению Христова Евангелия. Истинное христианство не состоит в умоотвлеченных рассуждениях и учениях, а воплощается в жизни. Христос сходил на землю не для того, чтобы преподать людям новые знания, а чтобы призвать к новой жизни. К вечной жизни мы приуготовляемся в жизни земной. Обстоятельства и события временной жизни влияют и на духовную жизнь человеческую. Сильные характером преодолевают влияние окружающей среды, а слабые поддаются ему. Сильные духом закаляются при гонениях, но слабые падают. Потому нужно, насколько возможно, создавать условия, в которых бы возможно больше людей могло духовно созидаться.
Пастырю нельзя уклоняться от участия в общественной жизни, но участвовать в ней нужно в качестве носителя Христова закона и представителя Церкви.
Священнослужитель не смеет превращаться в обыкновенного политического или общественного деятеля, забывая главную сущность своего служения и его цель. Христово Царство «не от мира сего» (Иоан. 18, 36), и Христос не устроял земного царства. Не делаясь политическим вождем и не вдаваясь в партийные распри, пастырь может давать духовное освящение явлениям жизни, дабы его пасомые знали путь, которого держаться, и являлись бы христианами как в своей личной жизни, так и в общественной. Архипастырь должен уметь каждому дать совет духовный: и монаху отшельнику, очищающему душу от помыслов, и царю, устрояющему державу, и военачальнику, идущему на брань, и обычному гражданину...»
Мы упомянули о человеческих недостатках вл. Иоанна, но я не могу припомнить случая, чтобы он кого-либо обидел или огорчил, чтобы его обвинили в пренебрежении кем-либо, в отсутствии внимания или заботы. Можно предположить, что именно эта горячая любовь, это постоянное стремление служить людям и призвали на святителя особую благодать Божию и сподобили его дара чудотворения, исцеления и прозорливости.
Господь Сердцеведец знал, что вл. Иоанн никак не возгордится, никак не возомнит о себе или прельстится, а всё направит исключительно на благо своей пастве. В тропаре свят. Иоанну мы поём «...тако веруем, познавше любовь твою, Святителю Чудотворче Иоанне!...» Помолимся ему, чтобы он вымолил нам хоть малую долю этой наивысшей добродетели, такой подлинной христианской евангельской любви. И обратимся к нему его же словами, некогда сказанными в «Слове на прославление св. прав. Иоанна Кронштадтского», с чего я начала это выступление:
«...Воззовем же к нему ныне, когда он пред всеми воссиял на духовном небе: «Молись о нас святителю Отче Иоанне, обрати всех нас на путь спасения... да радостно воззовем тебе: Радуйся святителю Отче Иоанне, пречудный чудотворче, и о нас к Богу молитвенниче! Святителю Отче Иоанне, спасай нас молитвами твоими!»
Спасаясь от насильственной репатриации, бесправные русские беженцы, или, как их называли в Синоде Русской Зарубежной Церкви, «православные безподданные», прибегали к защите Церкви. «При массовых выдачах в лагерях ... священники с крестом в руках вставали впереди своей паствы. Они стояли перед британскими танками или солдатами американской военной полиции, беззащитные, но уповавшие на милость Божию. Многие священники были избиты, кто-то был насильно взят и увезён в СССР» (Корнилов). Русские беженские общины старались зарегистрироваться у оккупационных властей как православные, поскольку те, кто называл себя просто русскими, относились к советским гражданам и должны были быть возвращены в СССР.
В 1940-50-е в Советский Союз не пожелали вернуться сотни тысяч советских людей: военнопленные, ост-арбайтеры и беженцы. По советским официальным данным, после Второй мировой войны в Европе осталось 130 тысяч бывших советских подданных, по оценкам экспертов – от 300 до 500 тысяч.
К маю 1945 года в Германии и оккупированных ею странах находилось более 5 миллионов перемещённых из СССР лиц (Геллер, Некрич С. 498). «Разве это можно назвать эмиграцией в сегодняшнем понимании? Это был ИСХОД, не в сорок четвёртом или сорок третьем начавшийся, а ещё в сорок первом, во всех этих бесчисленных и бессмысленных ‘’котлах’’и ’’окружениях’’. В конце войны уходили не гордые одиночки, не эксплуататорские сословия, не высокообразованный интеллигентский орден – уходило НАСЕЛЕНИЕ, уходило в буквальном смысле – пешком и за обозами...» (Вступая в новое десятилетие С. 252).
Если бы после войны в Европе остались все желающие, то число невозвращенцев было бы большим, возможно, в десятки раз, но 11 февраля 1945 года главы трёх держав Антигитлеровской коалиции подписали на конференции в Ялте советско-английское и советско-американское соглашения о «безусловной и всеобщей репатриации всех находящихся в их оккупационной зоне советских граждан», по состоянию границ на 1 сентября 1939 года (Романько С. 4).
Практические шаги выполнения соглашений, которые вскоре стали восприниматься как единый документ, были закреплены в Галльском договоре от 23 мая 1945. По этому договору, «репатриации подлежали те советские граждане, которые желали возвратиться на родину», а насильственная репатриация касалась только тех, «кто был взят в плен в немецкой военной форме» (Геллер, Некрич С. 498).
На самом деле, насильственно репатриировали всех. Английские власти передали СМЕРШу даже тех эмигрантов, которые никогда не жили в СССР, хотя офицеры советских миссий по репатриации не скрывали от англичан, что многим возвращённым грозит смерть (Tolstoy, 185). [СМЕРШ – Смерть шпионам – название трёх независимых друг от друга контрразведывательных организаций, которые работали в СССР во время Второй мировой войны: главное управление СМЕРШ - военная контрразведка, управление наркомата военно-морского флота и отдел наркомата внутренних дел].
С помощью английских и американских военных властей, к 1 января 1953 года было репатриировано 5 миллионов 457 тысяч 856 советских и «приравненных» к ним граждан, из них 2 миллиона 272 тысячи военнопленных и членов их семей (Геллер, Некрич С. 499, 500). Самыми жестокими были выдачи казачьего стана в Лиенце (24 тысячи военных и гражданских лиц), кавказцев в Обердраубурге (4 тысячи 800) и казачьего кавалерийского корпуса в Фельдкирхене (примерно 35 тысяч) (Хоффманн С. 236). Все эти люди рассчитывали на статус военнопленных и были уверены, что англичане не выдадут их на верную смерть, но надежды их не оправдались.
Какова была их судьба на родине? 20% из числа возвращённых в СССР военнопленных получили смертный приговор или 25 лет лагерей; 15-20% - 5-10 лет лагерей; 10% высланы в отдаленные районы Сибири минимум на 6 лет; 15% посланы на принудительные работы в районы, разрушенные войной, из них только 15-20% вернулись после работ в родные места. Из оставшихся 15-20% одни были убиты или умерли в дороге, другие бежали (Tolstoy, 379).
Но не только военнопленные отказывались ехать в СССР, ост-арбайтеров тоже приходилось депортировать насильно. Вот свидетельство английского лейтенанта Майкла Бейли: «Нам пришлось ходить по фермам, собирать работавших там русских, и нас немало смущало, когда эти люди, в основном немолодые, бывшие буквально рабами на немецких фермах, падали перед нами на колени, молили разрешить им остаться здесь и плакали — не от радости, но от горя, узнав, что их отсылают назад в СССР... Мы не могли этого понять, но поляки - вероятно, из танковой дивизии - сказали нам, что в Германии русским крестьянам живется лучше, чем на родине, и поэтому нам лучше всего оставить их» (Толстой-Милославский).
Поведение советских представителей в западной зоне напоминало остовцам о том, что их ждёт на родине. Рассказ капитана британской армии Энтони Смита: «Перемещённые лица были посажены в вагоны, им разрешили взять с собой одежду и мелкие бытовые предметы, и вся их поклажа состояла из узелков и старых чемоданов. Когда транспорт прибыл на сборный пункт, все вещи были сброшены в одну кучу, а затем сожжены. Это страшно огорчило привезённых, но потом стало еще хуже. Начали разбивать семьи, отбирая людей по полу и возрасту -отдельно трудоспособных мужчин, отдельно - детей, женщин и стариков. По словам старшего сержанта, англичан под угрозой оружия заставили уехать, но все же солдаты видели, как насиловали девушек, как уводили куда-то группы стариков - и вскоре вслед за этим раздавались выстрелы» (Толстой-Милославский).
Советские источники подтверждают нежелание ост-арбайтеров возвращаться в СССР. Помощник советского уполномоченного по делам репатриации на территории Западной Европы писал в своём отчете: «Разделение на добровольно едущих и невозвращенцев имеет лишь ту разницу, что первые (за некоторым исключением) тоже не хотели ехать и также не пришли сами к нам на сборные пункты, но они сразу дали согласие ехать домой, а вторые - невозвращенцы - эти категорически отказывались» (Насильственная репатриация). Отказывались, но были вывезены насильно, если не сумели найти способ избежать репатриации. Такие способы всё же существовали.
Сравнительно надёжным средством избежать возврата в СССР был документ о гражданстве в одной из областей, присоединённых к Советскому Союзу после 1 сентября 1939 года: по ялтинскому соглашению, западные украинцы, белорусы и прибалтийцы, не подлежали выдаче. Кроме того, русские эмигранты, которые до войны жили в странах Европы, не должны были репатриироваться. Многие советские «безподданые» старались добыть фальшивые документы или подделать свои.
Два монаха
В Гамбурге целый лагерь невозвращенцев избежал выдачи советским органам усилиями архимандрита Нафанаила (Василий Владимирович Львов, 1906-86, в 1946-81 епископ Западно-Европейский, с 1981 архиепископ Венский и Австрийский), пастыря второй волны русской эмиграции. Он рассказывал: «В конце мая один лагерь в Гамбурге, предназначенный к вывозу, Квер-камп или Функтурм, выкинул чёрный флаг и составил прошение по-русски и по-английски, в котором решительно просил английские власти расстрелять их на месте, но не отправлять на родину. Под прошением было поставлено 268 подписей, так как не все 600 человек в этом лагере решились подписать такое категорическое заявление. С этим документом я пошел к начальнику репатриационного отдела, полковнику Джеймсу. Ответ из Главного Военного Управления был получен 1 июня. Его я помню наизусть: – No person, who is not a war criminal, or was not a Sоviet citizen by the first of September, 1939, is to be repatriated against his wish (Никто из тех, кто не является военным преступником или советским гражданином к 1 сентября 1939 года, не должен быть репатриирован против своей воли). Это значило, что советские граждане, бывшие таковыми к 1 сентября 1939 года, подлежали репатриации и против своей воли» (Нафанаил С. 269).
Архимандрит Нафанаил и его соратник, иеромонах Виталий (Ростислав Петрович Устинов , 1910-2006, впоследствии 4-ый Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви, в 1986-2001 Митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский), довольно быстро нашли выход из положения и сообщили полковнику Джеймсу, что все люди в Квер-кампе – польские подданные, но документов у них нет, так как немцы отбирали документы у всех ост-арбайтеров. Полковник предложил составить список насельников лагеря и подать его польскому офицеру, служащему при репатриационном отделе. Офицер-поляк, убеждённый антикоммунист, признал всех 618 человек в списке польскими подданными, и полковник обещал перевезти всех во вторник, 5 июня, в польский лагерь. Это было в субботу, 2 июня. Люди в Квер-кампе ликовали. Священники быстро устроили походный алтарь и иконостас, отслужили всенощную и исповедали около 400 человек. Отслужив Литургию и причастив исповедавшихся, о. Нафанаил и о. Виталий крестили 30 детей и повенчали 12 пар. Очень усталые, они покинули Квер-камп, обещав приехать на следующий день. Но уже в 7 часов вечера к ним примчались посланцы из лагеря, куда приехали 30 английских грузовиков, чтобы увезти людей.
Священники застали в лагере около сотни полицейских, которые оцепили лагерь и принуждали всех уезжать. О. Нафанаил спросил, куда их везут, но не получил ответа. Тогда он попросил разрешения поехать вместе с людьми. О. Виталий остался в лагере, чтобы обратиться к английским властям, если случится что-то неожиданное. Грузовики помчались и вскоре влетели в широко распахнутые ворота лагеря, окружённого тремя рядами колючей проволоки. Ворота закрылись. О. Нафанаил увидел красное знамя с серпом и молотом. Подошёл офицер и объявил по-русски, что все приехавшие на следующий день будут отправлены в советскую зону. Люди из Квер-кампа спускались из грузовиков с посеревшими лицами.
О. Нафанаил не растерялся и добился встречи с британским представителем, которому сообщил, что привезённые люди – польские подданные. Вызвали польского офицера. Тот приехал, и англичанин приказал ему проверить приехавших. Офицер вышел, вскоре вернулся и заявил, что это советские граждане - по-польски никто не говорит. С ужасом священник увидел над верхним карманом поляка красную звёздочку, но всё же продолжал настаивать и требовал связаться с полковником Джеймсом. Британский офицер смотрел на него с подозрением и держался очень холодно, однако, обещал расследовать дело. Подошли несколько человек из Квер-кампа и сказали, что администрация уже начала составлять список, в который их записывают как советских. Это был удар. Доказывать, какой из двух официальных списков соответствует истине, было бы неизмеримо труднее. Наступила ночь. Смертельно усталый, о. Нафанаил стал терять надежду. И тут его позвали к британскому офицеру.
Держась по-прежнему холодно, англичанин потребовал объяснить, в присутствии польского и советского офицеров, почему приехавшие польские подданные не говорят по-польски. О. Нафанаил сказал: известно, что в Польше до войны жили около 8 миллионов русских, украинцев и белорусов, и у них не было необходимости учить польский язык, потому что они жили на отдалённых от центра страны территориях. Советский и польский офицеры стали резко возражать, и священник, перебивая их обоих, закричал: раз я говорю, что они польские граждане, значит, они польские граждане! Обращаясь к англичанину, он крикнул: как Вы можете играть жизнями польских граждан и угрожать им вывозом на советскую территорию? Тем же холодным и высокомерным тоном англичанин объявил: никто не поедет в советскую зону, завтра в 7 утра все ваши люди едут в польский лагерь.
Выйдя к своим, о. Нафанаил сообщил им новость, но они не поверили: никуда нас не повезут, опять обманут, мы сами знаем, что делать. Священник с ужасом осознал, что речь идёт о коллективном самоубийстве (было известно, что в американской зоне самоубийства принимают массовый характер), собрал все свои силы и попросил: ребята, сейчас ничего с собой не делайте, подождите до утра, а там я сам дам вам благословение резать друг друга, если опять обман. Ночью он молился из самых глубин души, и в 5 часов утра приехал о. Виталий. Оказалось, что это он добился, чтобы полковник Джеймс дал распоряжение перевезти людей в польский лагерь.
В 7 часов грузовики помчались. О. Нафанаил поехал вместе с людьми, о. Виталий остался в лагере, чтобы принять меры, если опять случится непредвиденное. В польский лагерь и в советскую зону вёл один и тот же путь, с развилкой в самом конце. Вот и развилка. Грузовики повернули к польскому лагерю. О. Нафанаил перекрестился, лица у всех просветлели. Силами священников Зарубежной Церкви, в этот лагерь вскоре собралось около 2 тысяч русских людей, а потом возник и собственно русский лагерь, в котором из двух бараков соорудили храм, а при храме создали две школы – русскую и украинскую (Нафанаил С. 270-79).
Это был далеко не единственный случай помощи Русской Зарубежной Церкви невозвращенцам. Более того, многие священники этой Церкви жили в лагерях перемещённых лиц и «поддерживали своим пастырским трудом тот религиозный подъем, который охватил русских беженцев, пожелавших остаться жить в странах Запада» (Корнилов).
Источники:
«Вступая в новое десятилетие: Граням 40 лет» Грани 141 (1986): 252-53.
Геллер, Михаил Яковлевич и Александр Моисеевич Некрич Утопия у власти: История Советского Союза с 1917 года до наших дней [1982] 2е изд. London: Overseas Publications Interchange Ltd.
Нафанаил, Архиепископ «Воспоминания о борьбе с насильственной репатриацией в 1945 году» [1976] Беседы о Священном Писании и о вере и Церкви Т. 5. Нью-Йорк: Комитет русской православной молодежи заграницей 1995 C. 267-79.
Романько Олег Валентинович «Невыученный урок Ялтинской конференции» Военно-исторический архив 4(2013): 4-21 См. также его «Забытый урок Ялтинской конференции» Крымское эхо 7 октября 2008 www.kr-eho.info/index.php Обращение к источнику 22 сентября 2014.
Tolstoy, Nikolai Victims of Yalta London: Hodder and Stoughton 1977.
Толстой-Милославский, Николай Дмитриевич Жертвы Ялты Пер. с англ. Елены Самуиловны Гессен Париж: YMCA PRESS 1988. Цитирую по тексту на сайте Сергея Владимировича Сколкова: swolkov.org/doc/nt/132.htmОбращение к источнику 20 сентября 2014.
Хоффманн, Йоахим История власовской армии (Die Geschichte der Wlassow-Armee, 1984) Пер. с нем. Елены Самуиловны Гессен Париж: YMCA PRESS 1990.
... Британские офицеры, отвечавшие за пленных на берегу, были твердо настроены доставить их на борт в целости и сохранности, поскольку советские представители все утро занимались тем, что составляли списки — «тех, кто воевал на стороне немцев, и других, кто не хотел возвращаться».
Но большинство репатриантов радовались возвращению домой и завершению хождений по мукам. Первый день плавания прошел мирно и спокойно. Русские загорали на палубе, пели, всячески развлекались; появление в море китов вызвало всеобщее оживление. На другойдень на горизонте возникла полоска русской земли. Пленные поспешно приводилив порядок свои отрепья, на мачтах весело трепетали советские флаги. Недалекоот Кольского полуострова стоял на якоре советский военный корабль «Архангельск».На палубе было полно моряков. При виде соотечественников, с которыми они столько времени были разлучены, пленные на «Конг Даге» пришли буквально в неистовство — стали радостно махать руками, что-то кричать. Ответом было зловещее молчание. «Архангельск» безмолвствовал. Неподвижно замершие на палубе моряки молча смотрелина проходящий мимо «Конг Даг». Недобрые предчувствия охватили пленных, бурная радость сменилась апатией и страхом, который отнюдь не рассеяло прибытие в Мурманск.Целую ночь они прождали, пока разгружался второй корабль, и только утром их суднопришвартовалось.
Едва спустили трап, как один из пленных вырвался из толпы и бросился к набережной, где его поджидала машина. Как выяснилось впоследствии, это был секретный сотрудник СМЕРШа, несомненно, подготовивший обычные в таких случаях списки. В отличиеот прежних конвоев, которым устраивали торжественную встречу, «Конг Даг» избавилиот этого потемкинского представления. На причале было полно военных и милиции, район высадки был обнесен колючей проволокой. После томительного ожидания — во время которого ни один советский представитель не подошел к кораблю — было дано разрешение на высадку. Все личные вещи приказали сложить в одну кучу на причале. После поверхностного медицинского осмотра всех пленных построили группами за колючей проволокой. Человек двадцать отделили от общей массы и посадили в грузовик с охраной.Затем, после очередного ожидания, всех пленных увели под вооруженной охраной —в исправительный лагерь, как объяснили майору Николсу переводчики. Больше он своихподопечных не видел.
В середине следующего месяца из Тромсе отошел еще один конвой с русскими пленными. Их ждал такой же прохладный прием. В досье английского МИДа хранится рапорт молодого английского офицера, бывшего на борту одного из судов. Он с ужасом описывает бесчеловечное обращение с несчастными, настрадавшимися в немецком плену людьми. Никто не помог им сойти на берег; калеки были вынуждены справляться собственными силами. Даже «молодые девушки в форме — как нам сказали, медсестры в ранге сержанта», относились к пленным равнодушно и жестоко. Такая бессердечность советских представителей явно озадачила автора рапорта. Он замечает, что простые английские солдаты, ставшие очевидцами этих сцен, «почувствовали это даже, может, сильнее, чем некоторые офицеры, и тут же сделали выводы».
В составе этого конвоя было медицинское судно «Аба». На его борту находились больные русские, которых еще раньше забрали в Гулле. Сопровождал судно английский лейтенант из группы связи с советскими представителями, Владимир Бритнев, сам русский по происхождению. Он вспоминает, в каком ужасном состоянии были его подопечные:
Все они были обречены, и, мне кажется, большинство это понимало. Они были либо изувечены, либо умирали от туберкулеза. Чтобы облегчить их страдания, я помогал им ежедневно, а то и дважды в день, протыкать иглой легкие, чтобы выпустить гной.
В Тронхейме Бритнев сошел с корабля, его ждали новые обязанности, а на его место заступил уже знакомый нам Чеслав Йесман, работавший с русскими военнопленнымив Англии. Он хорошо говорил по-русски и за прошедший год выслушал от пленных сотни историй о том, как тяжко им пришлось при немцах. В Тронхейме «Аба» взяла на борт еще какое-то количество больных русских (всего на корабле находилось 399 пациентов). Ав Мурманске судно ждал обычный холодный прием. Для тех, кто не мог ходить, советские власти выделили несколько сломанных носилок, но одеял не дали. «Аба» простоялав Мурманске четыре дня, и когда она отходила в море, с палубы можно было видеть несчастных, все еще лежавших на набережной там, где их выгрузили в первый день. Многие умерли — некоторые от болезни, другие же, в буквальном смысле слова, от жажды. Английские матросы и медсестры с корабля делали все, что могли, чтобы помочь несчастным — хотя никто не просил их об этом, — но их возможности были крайне ограничены. Иногда посмотреть на раненых приходили молодые советские женщиныв форме и с жесткими лицами. Йесману сказали, что это любовницы высокопоставленных офицеров. Лишь одна из них на минуту обнаружила интерес к происходящему: когда английский матрос обносил водой умиравших от жажды людей, молодая дама выразила возмущение некультурностью матроса, который поил всех с одной ложки.
Однако в целом советские власти не бездействовали. Мы уже убедились, что обычно офицеров, возвращавшихся на родину, расстреливали тут же по прибытии. Но средижалких человеческих обрубков на борту «Абы» офицеров не было. Впрочем, сотрудники НКВД справились и с этой задачей: двух русских врачей и фельдшера отвели в сарайметров за сорок и расстреляли: ленинцы свято блюли свои заповеди. До Йесмана донеслисьих крики и проклятья; позже он видел тела расстрелянных. Многие члены команды корабля тоже слышали приглушенный залп.
Покончив со всеми делами, «Аба» и сопровождавшие ее суда вышли в норвежские воды. Рапорт о приеме, оказанном советскими властями больным согражданам, был передан в МИД, и Томас Браймлоу заявил, что все это «отвратительно и очень грустно» и рапорт может пригодиться для служебного пользования при подготовке ответа на утверждения генерала Голикова, будто родина принимает своих сынов с распростертыми объятиями. МИД, однако, не мог позволить себе такую «бестактность», как прямой упрек в адрес советских представителей...
Некий батюшка все никак не мог унять нескольких неофитов в своем приходе. Им слово – они в ответ десять, да все из святоотеческого писания, и даже чуть свысока на простеца-священника поглядывая, не понимая, что даже азов веры еще не постигли. В какой-то момент им показалось, что они совсем его одолели, но тут отче достал большую стеклянную банку и, наполнив ее камнями, спросил у неофитов: – Полна ли банка? – Да, полна, – услышал он уверенный ответ. Тогда высыпал в нее немалое число гороха и потряс. Естественно, горошек занял свободное место между камнями. И еще раз спросил священник неофитов: – Полна ли банка? – Полна, – хором отвечали они, впрочем, уже с меньшим апломбом, чем прежде, чувствуя каверзу, которая не заставила себя ждать. Священник высыпал в банку целый куль песка, уточняя: – А теперь? – Полна... – раздался уже один-единственный неуверенный голос. А батюшка уже лил в банку один за другим стаканы воды, приговаривая: – Камни – это то, что вы прочли о вере, горошек – ваши дела, песок – опыт, вода – благодать Божия. Чем раньше вы решите, что «все познахом», тем меньше у вас надежды по-настоящему наполниться.
В марте 1929 года я приехала в Петроград, рассчитывая там обосноваться окончательно. Очень скоро удалось найти прекрасную комнату на Лиговской улице у вдовы барона Гревенец (крестницы императора Николая II, дочери генерала Мина). Она очень хорошо меня приняла, так как боялась принудительного заселения, которое тогда широко применялось, и понимала, что от меня зла ей не будет. Приближалась моя первая экзаменационная сессия в Институте истории искусств: мечта, казалось, начинала сбываться. Я поселилась в чудесном, на этот раз северном городе, полном для меня нераскрытых тайн, со множеством неизвестных мне, но теперь доступных храмов, дворцов, музеев. Здесь же находился храм Воскресения на Крови с исключительным составом духовенства: о. Феодор Андреев, о. Василий Верюжский (настоятель), о. Сергий Тихомиров, о. Николай Прозоров, о. Никифор Стрельников. Все они, кроме о. Василия Верюжского, погибли. Там же служил епископ Гдовский Димитрий (Любимов). Когда он выходил, благословлял народ, то за словами архипастырской молитвы: «Да будут милости великого Бога… со всеми вами», — чувствовался настоящий служитель Великого Бога.
Я ощущала себя счастливой в этом храме, где меня никто не знал и где моя душа предстояла только перед Всевышним. В Киеве было много знакомых и среди духовенства, и среди мирян — это меня отвлекало. Поэтому на новом месте я решила не вступать ни в какие контакты с духовенством вне храма. Но я привезла из Киева от священника Анатолия Жураковского и ряда других документы с изложением причин их разрыва с митрополитом Сергием и с официальной Церковью, с просьбой принять их под руководство митрополита Иосифа. Я попыталась передать их о. Феодору, но он сказал, что в храме это неудобно, и просил принести бумаги к нему домой. «Опять домой», — подумала я, но в назначенное время пришла к нему на квартиру (Лиговка 21, квартира 7).
Я пробыла там очень недолго, даже не садилась. Мы поговорили с о. Феодором, стоя у окна. Во время краткого разговора я подумала, что если бы я пришла к нему с какими-то личными вопросами, то мне не надо было бы ни о чем спрашивать, такой ясный и тихий свет исходил от него, и в этом свете без слов становилось ясно, что правда и что неправда. Во время нашей беседы произошло еще одно с виду незначительное событие, которое, однако, сильно отразилось на моей дальнейшей судьбе.
Кто-то вызвал о. Феодора из соседней комнаты буквально на одну минутку, а когда я уходила, то в передней услышала детский возглас «Валя!» и топот убегающих ног. О. Феодор усмехнулся, но ничего не сказал. Потом я узнала, что это две его дочери-близнецы пяти или шести лет. Понаблюдав за мной через щелку двери, они вызвали отца, чтобы узнать, как зовут «новую тетю», заинтересовавшую их, по-видимому, тем, что она по своему возрасту была к ним ближе, чем посещавшие их дом солидные люди. Как-то на Невском незнакомая девчушка вдруг преградила мне дорогу и сказала: «Ты нам нравишься больше всех тетей, которые у нас бывают». Я в недоумении остановилась. Но тут подошла тоже незнакомая мне дама и, смеясь, объяснила, что со мной разговаривала одна из дочерей о. Феодора и что девочки-фантазерки слагают про меня легенды. Мы посмеялись, и казалось, что на этом все закончилось…
Я дважды исповедовалась у о. Феодора. Не знаю, узнавал ли он меня, но оба раза он говорил мне примерно одно и то же: «Живите просто, изо дня в день творите молитву Иисусову». Причем в молитве Иисусовой он советовал делать ударение на словах «Сыне Божий». Последняя моя исповедь у него пришлась на последний день его служения, в Великую среду. Он долго исповедовал, в храме было холодно, откуда-то особенно дуло в том месте, где он стоял. Я хотела сказать ему об этом, но постеснялась. Отец Феодор простудился и заболел воспалением легких, к тому же у него было больное сердце.
… <Однажды> утром раздался телефонный звонок (до сих пор не могу понять, откуда узнали мой номер телефона, я сама его тогда не знала, так как телефон находился в комнате у хозяев, и я им не пользовалась). Мне сообщили, что тяжело заболели о. Феодор и обе девочки, которые просят разыскать киевскую Валю. Этот телефонный звонок был призывом о помощи. И я пошла к Андреевым, и уйти от них уже не смогла. Девочки не отпускали меня, а о. Феодору становилось все хуже, и все заботы жены его Наталии Николаевны были направлены на него. Я кое-как сдавала экзамены и бежала к больным…
10 мая тихо скончался о. Феодор. Все последние дни, часы и минуты батюшки я проводила с его семьей. Вскоре, по настоянию его домочадцев, я совсем переселилась в их квартиру, хотя этот переезд для моей прежней хозяйки Гревенец казался целой трагедией, так как грозил ей принудительным вселением. Она горячо уговаривала меня остаться, но — победили девочки.
… Очень тяжело переживала смерть о. Феодора жена его Наталия Николаевна. Их брак был счастливым, да и сама Наталия Николаевна была человеком незаурядным, способным понять и разделить устремления мужа. Отец ее, Николай Александрович Фроловский, занимал должность воспитателя великого князя Михаила Александровича. В доме у них бывал и читал статьи философ Владимир Соловьев.
… Возвращаясь однажды после работы домой, обратила внимание на обогнавшего меня человека в кожаном пальто и с головой, как мне подумалось, древнегреческого мыслителя. Но не только я заметила его, другие прохожие также оборачивались ему вслед. Каково же было мое удивление, когда я встретила его у нас в квартире. Мне сказали, что это о. Павел Флоренский, ближайший друг о. Феодора и Наталии Николаевны. Видя, как девочки радостно меня встретили, и понимая, что в доме, где царило горе и где, кроме вдовы, жили только одни старушки (их было четверо), о. Павел завел со мной речь о девочках. Он говорил, что в общении с ними надо учитывать психологию близнецов, у которых самосознание «я» заменяется самосознанием «мы».
Отец Феодор познакомился с о. Павлом, по словам Наталии Николаевны, в 1910 году в Троице-Сергиевой лавре, когда поступил в Духовную академию, где П. А. Флоренский читал тогда курс истории философии, и они сразу подружились. Эта дружба сохранялась многие годы. Но в вопросах церковной жизни последних лет их взгляды начали расходиться. Отец Феодор не мог принять Декларацию митрополита Сергия, и был одним из тех, кто канонически обосновал правомочность отделения митрополита Иосифа и ряда других архипастырей от официальной Церкви. По мнению же о. Павла (передаю со слов Наталии Николаевны), в современной Церкви так много совершается нарушений древних канонических правил, что Декларация митрополита Сергия является, может быть, и не таким уж большим отступлением. Наталия Николаевна рассказывала, что Флоренский иногда приезжал к ним и гостил по несколько дней. И эти приезды для них становились всегда праздником.
В 1929 году положение в Церкви было тревожным и неопределенным. Митрополита Иосифа, первым объявившего о неприятии Декларации и возглавившего Церковь «отделившихся», выслали в Устюжну, но других решительных мер со стороны гражданских властей пока не последовало. Личные контакты в среде «непоминающих» были затруднены, хотя на квартиру о. Феодора, часто не зная о его смерти, продолжали писать и приезжать за разъяснением недоумений. Наталия Николаевна дважды ездила в Устюжну с поручениями к митрополиту Иосифу, наивно считая эти поездки конспиративными. Меня также дважды посылали в Старую Руссу и Великий Новгород. Квартира о. Феодора в «органах» называлась «главным штабом» и находилась под соответствующей опекой.
Мне запомнились двое длиннобородых и длинноволосых сибирских батюшек в громадных шубах, приехавших к о. Феодору, когда тот лежал уже смертельно больной. Его жена не отходила от постели больного, и мне приходилось этих и других вопрошавших знакомить с письмами и обращениями епископов, выступивших против Декларации. И таких недоумевающих и вопрошавших было много. Не все могли приехать, а почта служила ненадежной связью. Но все же какие-то контакты осуществлялись.
Я помню, меня дважды посылали в Старую Руссу к епископу Иоанникию[1]. Никаких письменных материалов мне не давали из предосторожности. Обо всем надо было сообщать только устно. Казалось, что мой вид не может вызвать подозрений: 24 года, стриженая. Когда я пришла на квартиру к епископу, и келейник с лукавым видом спросил, какое у меня может быть дело к владыке, я чуть было не бухнула ему, что хочу венчаться в посту: это, вероятно, соответствовало бы моему виду, но, к счастью, сдержалась. Сам владыка очень внимательно меня выслушал, потом встал, поклонился мне и сказал: «Я поступлю так, как вы скажете». Я чуть не зарыдала: «Владыка, я только посыльный, как посмею вам указать». Потом направили меня к нему второй раз. Он не принял Декларацию.
Дважды посылали меня в Великий Новгород, где было несколько епископов, не помню их имен. И снова нельзя везти никаких писем, а надо все передавать только устно.
Осенью 1928 года к о. Феодору приезжал из Киева о. Анатолий Жураковский для обсуждения вопросов, связанных с Декларацией. Случилось так, что в это время к о. Феодору пришли с обыском, и он был арестован. Его гость во время обыска стоял за дверью проходной комнаты, где висел телефон, который, к счастью, ни разу не зазвонил, и о. Анатолия не заметили. Следователь Макаров убеждал о. Феодора принять Декларацию, обещая за это обеспечить Церкви правовое положение. «Оставьте нам наше святое бесправие», — отвечал на это о. Феодор. Несмотря на неуступчивость, о. Феодора в тот раз вскоре отпустили, вероятно, в связи с плохим состоянием здоровья[2].
[1] Епископ Старорусский Иоанникий, в миру Иван Никанорович Сперанский, родился в 1885 году. Первоначально отрицательно отнесся к Декларации, впоследствии сотрудничал с митрополитом Сергием (Страгородским). В 1931 — занимал кафедру епископа Орловского. В 1969 — скончался.
[2] Валентина Яснопольская. Счастливый случай: воспоминания / Мироносицы в эпоху ГУЛАГа. // Сост. П. Г. Проценко. Нижний Новгород, 2004. С. 514–523, 508–509, 501–502.
Пятьдесят лет тому назад, без четверти двенадцать ночи, перед самым исходом дня Благовещения Пресвятой Богородицы, в Москве, в частной клинике Бакуниной, скончался Святейший Тихон, Патриарх Московский и всея Руси. Русская Церковь осиротела, но сам Патриарх освободился от безпримерных страданий, какие он безропотно переносил в течение семи с половиной лет. Они начались с первого дня его патриаршего служения.
Когда через несколько дней после октябрьского переворота Всероссийский Собор прекратил прения по вопросу о восстановлении Патриаршества и приступил к избранию Патриарха, то уже никто из кандидатов не мог сомневаться, что будущее сулит избраннику не столько почестей и радостей, сколько тяжелых испытаний и страданий.
История знает много возглавителей Поместных Церквей, страдавших от гонений или находившихся в затруднительных условиях. Они бывали исповедниками Истины, даже мучениками, они имели перед собой разные сложные вопросы, требовавшие для своего решения особой мудрости и твердости. Но смело можно сказать, что ни один из этих иерархов не имел перед собою такого могучего и такого лукавого врага, как тот, с которым пришлось бороться Патриарху Тихону. Он был избран в предвидении борьбы, но самое богатое воображение не могло себе представить тех условий, в которых пришлось проходить свое служение именно Патриарху Тихону.
Самая мотивировка предложения на Соборе прекратить прения и немедленно приступить к избранию Патриарха уже указывала на то, что наступает период гонений на Церковь и что Она не может вступать в него, не имея во главе духовного вождя - Патриарха.
О том, что вести об исходе жребия все три кандидата ожидали не столько как радости, сколько как приговора - говорил нам первый из них, Блаженнейший Митрополит Антоний (Храповицкий). Таково же было чувство и у новоизбранного Патриарха Тихона, хотя он и не проявлял никаких внешних признаков волнения. Он вообще был человеком исключительной выдержки и в предвидении испытаний отдавал себя в руки Божии. И в данном случае, в то время как члены Собора собирались для того, чтобы путем жребия определилось, кому Господь судил принять на себя тяжкий крест Патриаршего служения, Митрополит Тихон лег отдыхать. Что это спокойствие совсем не означало непонимания грозящих избраннику трудностей и бед, видно из тех слов, с какими новоизбранный Патриарх обратился к делегации Собора, пришедшей возвестить ему о его избрании. Отслужив положенный для этого случая краткий молебен, и в немногих словах выразив благодарность за избрание, Патриарх сказал следующее: «Ваша весть об избрании меня в Патриархи является для меня тем свитком, на котором было написано: "плач и стон и горе", и каковой свиток должен был съесть пророк Иезекииль (11, 10; III, 1). Сколько и мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, и особенно в настоящую тяжелую годину...» И далее: «Отныне на меня возлагается попечение о всех церквах Российских и предстоит умирание за них во вся дни. А к сим кто доволен, даже и из креплих меня...» О предстоящих трудностях, о тяжести служения, возлагаемого на него избранием, говорил Патриарх Тихон и после своей интронизации, когда Митрополит Киевский Владимiр вручал ему жезл Святителя Петра, Митрополита Московского.
Из трех кандидатов в Патриархи Митрополит Московский Тихон получил наименьшее число голосов. Он был менее известен, чем фактический духовный вождь на Всероссийском Соборе, тогдашний Архиепископ Харьковский Антоний, почитаемый уже всем православным мiром как великий богослов. Более известен был и Архиепископ Новгородский Арсений, второй кандидат в Патриархи. Но, указывая через жребий на Митрополита Тихона, Небесный Глава Церкви Христос, как сердцеведец знал, что за скромной внешностью у него таились именно те свойства, какие более всего нужны были для возглавителя Церкви в наступавшие дни великих испытаний.
Скромность и тихость были его главными чертами характера. До избрания на патриарший престол он не выделялся яркостью своей личности. Но у него было сильное чувство долга и ответственности. Как это часто бывает в жизни, за скромной внешностью скрывались героические свойства души. При этом он обладал железной выдержкой и осторожностью. Простота обращения, скромность и доброжелательное отношение к людям привлекали сердца к Патриарху. Во всех епархиях, где он совершал свое служение, паства скоро привязывалась к нему и расставалась с ним с большим сожалением. Когда он заявлял, что за свои решения он сам принимает всю ответственность, которая не должна ложиться на исполнителей, то в этом не было ни капли позы. Никогда он не возлагал ответственности за свои решения на своих советников. Как говорили мне и Митрополит Антоний, и очень близкий к Патриарху Митрополит Анастасий, он умел распределять свое время и принимать многих, приходивших к нему. Если он для того, чтобы принять больше лиц, ограничивал время приема каждого из них, то умел по окончании назначенного срока деликатно, но твердо напомнить собеседнику, хотя бы и епископу, что время истекает. Имея несомненный административный опыт, Патриарх в то же время не был рабом администрации. Он всегда оставался не формалистом, а живым и любящим архипастырем. Он умел делать замечания подчиненным, но в спокойной и не обидной форме.
Личность Патриарха Тихона развивалась без духовных кризисов. Он постепенно рос духовно с каждым новым годом своей жизни.
Когда мы смотрим на фотографии Патриарха Тихона, снятые в последние годы его жизни, он представляется очень старым. Мы видим сморщенное и измученное лицо глубокого старика. На самом деле он умер всего лишь шестидесяти лет от роду, но на лице его отразились страдания последних лет жизни.
Патриарх Тихон, в мiру Василий Белавин, родился 19 января 1865 г. в Торопце, Псковской губернии. Отец его был священником. По обычаю того времени готовился к такой службе и Василий. Он прошел обучение в Духовном Училище, затем поступил в Псковскую Духовную Семинарию. Он замечен был там как скромный, благонравный студент, отличавшийся глубокой и искренней религиозностью. Он был всеми любим за свой добрый нрав, внимательность к людям и трудолюбие. Василий Белавин успевал в науках и очень охотно помогал в учении своим товарищам, обращавшимся к нему за разъяснениями и помощью в составлении разных письменных работ. При этом Белавин проявлял большое терпение и свойственный ему безобидный юмор.
В учебных заведениях, особенно закрытых, часто учащиеся дают друг другу прозвища. Получил таковое и Василий Белавин, но прозвище необычное. Товарищи прозвали его "патриархом", проявляя при этом свое уважение к его добрым духовным свойствам характера и к той серьезности, с которой он давал им советы.
Василий Белавин блестяще окончил Семинарию 19-ти лет, на год моложе нормы для поступления в Духовную Академию. Это не помешало ему поступить в Петербургскую Духовную Академию. Там он тоже приобрел общую любовь и уважение. Митрополит Антоний, тогда Архиепископ Харьковский, приветствуя Патриарха Тихона по случаю его избрания, сказал: «Ваше избрание нужно назвать по преимуществу делом Божественного Промысла по той причине, что оно было безсознательно предсказано друзьями юности, товарищами Вашими по Академии». Вспоминая далее, как товарищи Свт. Тихона Задонского кадили перед ним своими лаптями, как бы предсказывая его прославление, Митрополит Антоний продолжал: «Так и Ваши собственные товарищи по Академии прозвали Вас Патриархом, когда Вы были еще мiрянином и когда ни они, ни Вы сами не могли помышлять о действительном осуществлении такого наименования, данного Вам друзьями молодости за Ваш степенный, невозмутимый нрав и благочестивое настроение».
По окончании Духовной Академии в 1888 г. Василий Белавин был назначен преподавателем Псковской Духовной Семинарии. Только в декабре 1891 г. он был пострижен в монашество и рукоположен во иеромонахи с именем Тихона. В следующем году он был назначен инспектором Холмской Семинарии, и в том же году ректором сначала Холмской, а затем Казанской Духовной Семинарии. В этой должности он пробыл пять лет, а 19 октября 1897 г. был рукоположен во епископа Люблинского, викария Холмской епархии. Не прошло и года, как он был переведен в Америку, на Алеутскую епархию. На этой кафедре он пробыл почти девять лет. На этой же кафедре он в 1905 г. был возведен в сан Архиепископа. За время своего пребывания в Америке Преосвященный Тихон открыл много новых приходов. Епархия под его управлением в значительной мере укрепила свою организацию. Память о его усердных архипастырских трудах и его привлекательной личности живет в Америке и доныне.
25 января 1907 г. Преосвященный Тихон переводится в Ярославль. Перед тем он только один раз приезжал в Россию для участия в летней сессии Святейшего Синода. Там были замечены дарования молодого епископа, и вскоре его стали продвигать по службе уже на родине. Едва успела привязаться к нему паства Ярославской епархии, как его поменяли местами с Архиепископом Виленским Агафангелом.
Виленская кафедра была не из легких вследствие того, что в Литве было смешанное население и особенно много католиков. Перед лицом инославных надо было поддерживать внешний престиж русского архиепископа. Он выполнял это, сохраняя свойственную ему простоту и непритязательность. Но вот наступает Первая Всемiрная война. Виленская епархия оказывается в пределах театра военных действий. Больше половины ее территории, и в том числе самый стольный город ее Вильно, занимается неприятелем. Архиепископ Тихон эвакуируется в Москву, вывозя с собою св. мощи трех Виленских Мучеников и другие святыни. Но в Москве он задерживается недолго и возвращается в свободную от неприятеля часть своей епархии. У него было много забот о помощи своей пастве. Кроме того, он посещал передовые позиции, ободряя солдат. При этом попадал он и под неприятельский обстрел. В этот же период времени Архиепископ Тихон был назначен членом Синода и участвовал в его заседаниях, пока после революции Синод не был разогнан обер-прокурором Временного Правительства В.Н. Львовым.
Этот же Львов удалил с кафедры Московского Митрополита Макария. По введенным Временным Правительством правилам, новый Митрополит должен был быть выбран в епархии. Таковым избирается Архиепископ Тихон, успевший полюбиться церковной Москве за время своего беженского пребывания там. Это было связано для него и с некоторой скорбью, ибо Митрополит Макарий протестовал против своего устранения и долгое время не хотел признавать законности этого акта.
Но вот подходит время Всероссийского Церковного Собора. Хлопоты по его организации и размещению его членов в значительной мере легли на плечи нового Московского Митрополита. Организация была проведена прекрасно. Не удивительно, что Митрополит Тихон был избран Председателем Всероссийского Собора почти единогласно - 407 голосов против только 33-х.
Председательствовать на Соборе было не так легко. Если большинство выборных членов Собора являли собой верных чад Церкви, то было и довольно большое число членов Собора, преимущественно по назначению Временного Правительства, которые по настроению своему были обновленцами и старались внести революцию в ограду Церкви.
Собору предшествовало немало разных съездов и собраний, на которых громко раздавались их голоса, поддерживаемые служебным аппаратом Синода. Как всегда бывает при революционных движениях, все говорили о правах и мало вспоминали об обязанностях. Такие люди старались в заседания Собора внести дух революционных собраний. Они твердо надеялись через Собор осуществить в Русской Церкви реформацию. И, конечно, более всего они боялись восстановления Патриаршества. Формально, в обширной повестке Собора и программе, охватывавших все стороны церковной жизни, о Патриаршестве не было сказано ни слова. Вопрос этот в Отделе о Высшем Церковном Управлении был поднят впервые мiрянами. Даже не все епископы поначалу сочувствовали Патриаршеству.
Отдел Собора о Высшем Церковном Управлении привлек особое внимание. В нем участвовало более двухсот членов, в том числе много профессоров. Однако были там и простые крестьяне. Противники Патриаршества вели там ожесточенную борьбу. Вождем их был будущий идеолог обновленчества проф. Титлинов. Но сколько они ни старались, идея Патриаршества все более настойчиво росла в умах членов Собора.
Когда произошел коммунистический переворот, члены Собора с особой ясностью увидели, что Церковь не может существовать в новых условиях без возглавления Ее вождем. Заседания происходили в то время, когда шла стрельба по улицам Москвы. Многие епископы и члены Собора приходили на собрания, несмотря на свист пуль. Но яркие противники Патриаршества, видимо, были менее храбрыми, и их оказалось немного, когда подано было заявление о прекращении прений и немедленном избрании Патриарха.
Однако кворум был налицо. Председательствовал Митрополит Тихон. Он вел заседание с обычным для него спокойствием, но вместе с тем с твердостью и решительно противодействовал попыткам остановить избрание Патриарха.
Но вот совершилось это великое дело. Смиренный Тихон, смиренный не только по официальной подписи, но и по существу, становится Патриархом. Я говорил уже о том, как это избрание было им принято. Но к этому надо добавить, что Патриарх Тихон ощутил себя не только каноническим возглавителем Русского епископата, но и вождем Русского народа. Его и выбрали в этом качестве. Желание иметь такого вождя при наступлении гонения на Церковь и при наличии всех преступлений советской власти явствует из многочисленных выступлений членов Всероссийского Собора, ратовавших за восстановление Патриаршества. С падением православного Царства Святая Русь была обезглавлена. Теперь возглавил ее Патриарх Тихон, и он живо чувствовал историческую ответственность, которая легла на его плечи.
Новоизбранный Патриарх слышал много выражений радости по поводу его избрания и изъявления преданности. Все это его укрепляло и утешало. Но, с другой стороны, интронизация в поврежденном бомбардировкой Успенском соборе, занятие Кремля красными войсками и встреча патриаршего шествия вокруг Кремля с демонстрацией коммунистов, - напоминали о наступившем порабощении России. Принимая от Митрополита Владимiра жезл Свт. Митрополита Петра, Патриарх высказывал вызываемую внешними событиями горечь. «Патриаршество, - говорил он, - восстанавливается на Руси в грозные дни, среди огня и орудий смертоносной пальбы». Он обращал к Богу скорбные слова: «Господи, Сыны Российские оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, стреляли по храмовым и кремлевским святыням, избивали священников Твоих». Но Патриарх чувствовал тогда, что и эти преступники подлежат его попечению, как благостного пастыря. Он продолжал: «И Господь как бы говорит мне так: иди, разыщи тех, ради коих еще стоит и держится Русская Земля. Но не оставляй и заблудших овец, обреченных на погибель, на заклание, - овец поистине жалких. Паси их, и для сего возьми жезл сей, жезл благоволения. С ним овцу потерявшуюся отыщи, угнетенную возврати, пораженную - перевяжи, больную укрепи, разжиревшую и буйную - истреби, паси их по правде».
Это сознание своей архипастырской ответственности за весь Русский народ, за всю Святую и грешную Русь - объясняет первые шаги Патриарха Тихона, когда он в грозном Послании обличал Народных Комиссаров и предавал их анафеме за их злодеяния («Властью, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым. Анафематствуем вас.., заклинаем верующих чад Православной Церкви с таковыми извергами рода человеческого вступать в какое-либо общение» - прим. Ред. «ЦВ».).
В этом замечательном Послании есть нечто очень важное и характерное для Патриарха. Он был избран еще совсем недавно. Вести о комунистических злодеяниях начали поступать, пока члены Всероссийского Собора еще не разъехались на Рождественские вакации. Настроения их были хорошо известны Патриарху, и у него не могло быть сомнений в том, что они поддержат всякий его протест или обличение Народных Комиссаров. Однако Патриарх не стал ждать возвращения членов Собора. Накануне его собрания он опубликовал свое знаменитое обличительное Послание, которое было прочитано Собору Митрополитом Кириллом в закрытом заседании. Патриарх этим показал, что ответственность за Послание и риск возможных репрессий он беретлично на себя. Собор это понял и оценил по достоинству. Он поддержал Патриарха тем, что со своей стороны тоже издал послание в том же духе.
Такую жертвенную готовность принимать на себя удары гонителей проявил Патриарх и в связи с изъятием церковных ценностей. Когда судили защитников Церкви за противодействие декрету Народных Комиссаров, Патриарх заявил, что за поступки их отвечает он и никто другой, ибо они исполняли его указания.
С каждым днем росло притеснение Церкви, и Патриарх получал все новые печальные вести о замученных священнослужителях и разграбленных святынях. Церковь отвечала на это крестными ходами и организацией объединений приходов. Когда в январе 1918 г. в Петрограде была объявлена реквизиция помещений Александро-Невской Лавры, и состоялось большое народное собрание, то оно вынесло постановление: «Разъяснить всем православным не только в храмах, но и на рынках и площадях и везде, где можно, что Церковь Православная терпит открытое гонение». Решено было напечатать листовки для широкой раздачи всем слоям населения, призывая верующих объединиться для защиты Веры и своих святынь. В других городах принимались подобные же меры. Иногда они достигали цели. Это был отклик на Послание Патриарха 6/19 января. В нем он призывал верующих: «Если нужно будет пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою». Обращаясь к архипастырям и пастырям, Патриарх писал: «Не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви Православной, немедленно устройте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброю волею становиться в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления...»
По мере роста давления на Церковь, последняя усиливала свое противодействие. По истечении года существования Советской власти, Патриарх обратился к Народным Комиссарам с новым обличительным Посланием, помеченным 26 октября 1918 г. В нем Патриарх перечислял преступления Советской власти. Он говорил о том, что большевики разделили весь народ на враждующие станы, любовь Христову заменили ненавистью и вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду. «Никто, - писал Патриарх, - не чувствует себя в безопасности, все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела». Далее Патриарх говорит о преследовании Церкви. «Мы знаем, - наконец писал он, - что наши обличения вызовут у вас только злобу и негодование, и что вы будете искать в них лишь повода для обвинения нас в противлении власти; но, чем выше будет подниматься столп злобы вашей, тем вернейшим будет то свидетельством справедливости наших обличений». Патриарх призывал Комиссаров отпраздновать годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры...
Тут Патриарх опять выступил как духовный глава Русского народа, он печаловался за него, за все бедствия, которые принес коммунизм на нашу землю.
Когда Патриарх прочитал свое Послание на соединенном заседании Синода и Высшего Церковного Совета, многие отговаривали его от его опубликования, указывая на опасность, которая угрожала бы Патриарху. Патриарх все это выслушал очень внимательно, но остался при своем.
В Москве особенно боялись за Патриарха. Прихожане назначили дежурство при его покоях с тем, чтобы поднять тревогу во всех церквах, если Патриарха придут арестовывать.
При виде собирания церковных сил для противодействия гонению, коммунисты повели атаку с другой стороны. К жестоким гонениям под предлогом изъятия церковных ценностей якобы для помощи голодающим, прибавился раскол.
Сразу после переворота в марте 1917 г. в Петрограде образовалась группа революционных священников. Они поставили себе целью произвести в Церкви реформацию и свести на нет власть епископов. Они имели большое влияние в Предсоборном Совете и в самом Синоде. Поэтому они рассчитывали, что Всероссийский Собор отразит в себе господствовавшие в России и врывавшиеся в Церковь революционные настроения. Они подготовляли материал для Собора и никак не допускали мысли о возможности восстановления Патриаршества. Но ни в одной епархии не были избраны членами Собора участники этой группы. В составе ее были лишь те члены, которые состояли в Предсобоном Совещании и Синоде. Этого было далеко не достаточно для того, чтобы повести за собою Собор, ибо избирали туда преимущественно людей консервативного духа. Очень ценными членами Собора оказались выборные от приходов крестьяне. Окончательное решение Собора восстановить Патриаршество и провал попытки свести на нет власть епископов были очень сильным ударом по сторонникам реформации. Проф. Титлинов, ожесточенно боровшийся на Соборе против Патриаршества и канонического положения епископов понял, что ему надо покинуть Собор. Он на время почувствовал свое безсилие в борьбе с православными членами Собора и иерархией. Но он и его сторонники не сложили оружия. Они замолкли только на время.
Как только оформилось столкновение между Патриархом, всей Церковью и гражданской властью, обновленцы ободрились. Они заручились поддержкой Советской власти и приступили к организации революции в Церкви. Несомненно, что в мероприятиях правительства и обновленцев было одно общее руководство.
Митрополита Вениамина привлекают к суду за противодействие изъятию церковных святынь. За то же самое привлекают к суду Патриарха и, наконец, берут его под стражу.
Патриарх арестован, членов Синода уже нет в Москве. Церковь лишена административного аппарата. Патриарх передает права на управление Митрополиту Агафангелу, а Канцелярию поручает принять явившейся к нему делегации. При Синодальном Секретаре Нумерове она должна передать ему все, когда он приедет. Полномочия самые ограниченные. Никакого управления им не поручается. Но Советская власть им помогает тем, что не допускает в Москву Заместителя Патриарха, а обновленческие делегаты трактуют свое положение как имущие власть, как якобы переданную им самим Патриархом. Вскоре был арестован и Митрополит Агафангел.
Между тем обновленцы явочным порядком образовали Высшее Церковное Управление и требуют, чтобы все им подчинились. Митрополит Вениамин, будучи еще на свободе, немедленно отлучил бунтовщиков от Церкви, но это их не остановило. Поддержанные гражданской властью, они рассылают своих уполномоченных по всем епархиям. Они являются к архиереям в сопровождении чинов Чека и местных Советов. Если им оказывается сопротивление, епископа и его сотрудников арестовывают и высылают. Захватывая власть, обновленцы или живоцерковники стараются внести свои реформы во все стороны церковной жизни. Во главе всех догматов они ставят сотрудничество с коммунизмом. Быть верным Патриарху, или, как стали называть его верных чад, тихоновцем, равносильно признанию человека контрреволюционером. Безчисленны исповедники и мученики, пострадавшие за Веру по доносам и интригам обновленцев (а позже и по доносам сергиан – прим. Ред. «ЦВ»).
А между тем, Патриарх продолжает находиться под арестом. Он знает о развале в Церкви. Знает, что уже много епископов убито или изгнано, а многие изменили ему, не выдерживая этого давления. Он слышит, что целые епархии под контролем обновленцев, что даже такие видные иерархи как Митрополит Сергий, перешли к ним. Его осведомление под строгим контролем тюремщиков. Допускают ли они до его сведения сообщения о противодействии обновленчеству со стороны верных чад Церкви? И кто возглавляет их? Ведь и Митрополит Агафангел тоже уже под стражей.
Патриарх видит, что верующие обезглавлены, что безпрепятственно распространяется ересь. Как остановить этот развал? Положение могло казаться ему даже хуже действительности.
Когда большая часть страны занята неприятелем, стараются спасти хоть остающуюся часть. Патриарх видит, что он в данных условиях не может сохранить за собою всех тех функций, какие принял на себя как Патриарх. У него нет силы сохранить свое положение православного народного вождя для всего Русского народа и оградить Церковь от волков, даже не заботящихся о том, чтобы скрыть себя в овечьей шкуре. И ради сохранения самого главного он отказывается от борьбы с коммунистической политикой. Он решил, что главная задача сейчас вернуть Русской Церкви Главу, дать верующим видимое знамя, объединяющее их в защите Православия.
Между тем, Заграничная Церковь подняла на ноги иностранцев, хлопоча о защите Патриарха. Английское Правительство, Правительства Франции, Соединенных Штатов, Чехословакии и др. посылают протесты в Москву. Держать Патриарха в тюрьме делается политической проблемой, чего сам Патриарх, конечно, не мог знать. Тогда Советская власть идет с ним на компромисс, и он сам уступает в одном, чтобы сохранить за собою остальное. Он просит освобождения, заявляя одновременно, что прекращает свою борьбу с Советской властью. Он не обещается быть ее слугой, он заявляет только, что он Советской власти более не враг и изъявляет сожаление о прошлом (это заявление Патриарха Тихона принципиально отличается от позднейшей Декларации о лояльности митр. Сергия – это был личный компромисс Святейшего Патриарха, которого он, в отличие от Сергия, не требовал более ни от кого другого из членов Церкви, и тем более от всей полноты Русской Церкви – прим. Ред. «ЦВ»).
Патриарх освобожден. Многие думают, что большевики рассчитывали, что подписанное им заявление оттолкнет от него верующих. Может быть, это и так. Может быть, они сами верили, что за Патриархом шли главным образом как за врагом их власти. Если так, то они ошиблись. От Патриарха не отшатнулись, а многие отошедшие вернулись в лоно Церкви.
Однако, симпатии коммунистов, конечно, оставались на стороне обновленцев, а не тихоновцев. Постепенно, правда, последним становилось чуть-чуть легче, и они стали отвоевывать некоторые позиции от живоцерковников.
Жестокое гонение не прекращалось в течение всего остатка жизни Патриарха. Его хотели сделать таким же послушным рабом, каким стал впоследствии Митрополит Сергий, но он оставался на страже Православия.
Никогда еще, во все времена своей истории, Церковь не имела перед собою такого жестокого и лукавого врага. Патриарх буквально заболевал от каждой встречи с Тучковым, который вел советскую церковную политику. Патриарх не боялся мученичества. Самая мучительная смерть, вероятно, была бы для него легче, чем постоянная забота о ссылаемых епископах, священниках и верных мiрянах. Тот развал, который происходил во время его заключения, с другой стороны, казалось, указывал на необходимость делать все возможное вне измены основным началам Церкви и Ее внутренней свободы, чтобы не повторилось недавнее положение, при котором овцы оказались оставленными на милость волков. Эти овцы, конечно, знали, что пастырь их не покидал и был отделен от них помимо своей воли. И они проявляли свод любовь к нему при каждом возможном случае.
Служение Патриарха в какой-либо церкви наполняло ее молящимися до отказа. Пока он был в силах посещать уездные города, его там встречали толпы верующих.
В отношении управления Патриарх, в сущности, был совершенно безсилен. Он говорил о своем положении: «Лучше сидеть в тюрьме, я ведь только считаюсь на свободе, а ничего делать не могу. Я посылаю архиерея на юг, а он попадает на север, посылаю на запад, а его привозят на восток».
Иногда Патриарх кое в чем уступал, надеясь, что его уступка не имеет принципиального значения. Но ему бывало трудно судить об этом при советской системе ложного осведомления. Вот, например, Тучков требует от него введения нового календаря. Патриарх против, он не желает уступать. Но с одной стороны употребляются угрозы, а с другой сообщают, что все Православные Церкви уже приняли этот календарь. Что он мог сказать против такого аргумента? Все же Патриарх нарочито поручает огласить своей пастве нежеланный указ кому-то со слабым голосом. Но потом Митрополит Анастасий из Константинополя посылает ему телеграмму с сообщением, что не все Церкви приняли новый календарь, а Тучков, толкнув Патриарха на непопулярное решение, уже больше этим не интересуется. В данном случае крайняя слабость административного аппарата пошла на пользу, ибо помешала распространению соблазна.
В распоряжении Управления не было типографии. Б. Председатель Епархиального Совета при Патриархе Тихоне протопресвитер В. Виноградов так определяет тактику Тучкова: «Отношение Тучкова к Патриаршему Управлению, это было нечто вроде кошки с мышкой. С одной стороны, он дает постоянно чувствовать Патриаршему Управлению то, что оно и без того хорошо чувствовало и сознавало, а именно, что оно - нелегальная организация, не имеющая в Советской России права на существование, и потому в любой момент ГПУ при малейшем неудовольствии может это Управление закрыть и всех его членов переарестовать, а с другой стороны, тот же Тучков ультимативно предъявляет к нему требования о проведении в церковную жизнь различных мероприятий и при том таких, проведение которых равносильно было бы актам сознательного саморазвала, самоуничтожения. Каждое такое требование сопровождалось обещанием дарования легализации в случае исполнения, и угрозами разгона, уничтожения органа церковного управления и ареста всех его членов - в случае неисполнения».
Такими требованиями, например, было требование о поминовении властей, введение нового стиля и др. Реформа была нужна только для замешательства в Церкви. С одной стороны не давали ордера типографии напечатать указ, и Тучков говорил, что это его не интересует: «Ну, уж вы там как знаете... дело ваше». Поместили в газетах распоряжение о введении нового стиля, когда оно было уже отменено, а затем там же напечатали Патриаршее послание с сообщением, что Патриарх нового стиля не отменял, но что на местах с разрешения местных советских властей можно Рождество Христово праздновать по старому стилю. О. Виноградов дает к этому интересное и важное пояснение: «Какого происхождения был этот документ, мне не удалось выяснить, т.к. он через Патриаршее Управление вовсе не проходил, никому он не рассылался и дальше советских газет не пошел; ни оригинала его, ни копии не имелось и, главное, никакого применения в церковной жизни он не имел». О. Виноградов далее сообщает, что Советами была сделана еще попытка провести новый стиль, для чего состоялось совещание у комиссара Смидовича. Но представитель Патриарха на этот раз ему не уступил, и реформа осталась отмененной.
Когда кошка играет с пойманной мышкой, она то отпускает ее немного, то опять ловит, пока не доведет ее до изнеможения. Так действовал с Патриархом и Тучков. Все это надо иметь в виду при суждении о посланиях Патриарха Тихона после его освобождения.
Каждый такой опубликованный акт есть плод торга с Тучковым. Но если внимательно рассмотреть его, там нигде Патриарх по существу не идет дальше негативного заявления, что он не враг Советской власти. 18 июня 1923 г. Патриарх писал: «Я, конечно, не выдавал себя за такого поклонника Советской власти, какими объявляют себя обновленцы, но зато я и не такой враг ее, каким они меня выставляют». Правда, в воззвании 1-го июня 1923 г. есть чисто советские выражения: "враги трудового народа", "монархисты и белогвардейцы", слова, чуждые Патриарху и очевидно внесенные туда из тучковского проекта, но все-таки Патриарх остался верен позиции только "не врага" Советского правительства (в частных беседах Патриарх часто говорил: «да, я написал, что отныне я советской власти не враг, но я не написал, что я ей друг» - прим. Ред. «ЦВ»). Угроза тем, что если заграничные иерархи не прекратят дальнейшую контрреволюционную деятельность, то «придется их звать для ответа перед церковным судом и просить власть о разрешении им прибыть сюда», т.е. в Москву, как будто шла навстречу желанию Советов. Однако она была и отказом от заочного суда, чего требовали большевики и что позднее исполнил Митрополит Сергий.
Еще ранее, находясь под домашним арестом, на заседании Синода в помещении, оцепленном войсками, Патриарх согласился на указ об упразднении Высшего Церковного Управления Заграницей, но это был явный акт насилия. Советский историк обновленчества Шишкин пишет, что Патриарх не хотел выступать против постановлений Первого Карловацкого Собора и сделал это только под давлением гражданской власти. Однако, в послании от 2/15 марта 1931 г. Митрополит Антоний писал, что позднее, в 1923-24 гг. Патриарх утвердил постановление того же заграничного Высшего Церковного Управления о выделении Харбинской епархии (указы Патриарха Тихона о роспуске РПЦЗ всегда понимались Зарубежной Русской Церковью как вынужденные и вышедшие из плена; для советской Московской патриархии они всегда были основным "каноническим" аргументом в полемике против РПЦЗ. Между тем добросовестное их прочтение свидетельствует не о слабости, а о мудрости Святейшего Патриарха: во всех указах РПЦЗ подвергалась прещениям не за церковные, а за контрреволюционные (т.е. политические) преступления; а по решению Поместного Собора 1917-1918 гг. любые церковные прещения, наложенные за политические убеждения или действия, не могут считаться действительными. Патриарх дал богоборцам то, чего они желали: указ против ненавистной им Зарубежной Церкви, самой же РПЦЗ дал понять, что его указы, вышедшие из плена, не могут быть исполнены архиереями, находящимися на свободе – прим. Ред. «ЦВ»).
Патриарх ни за что не хотел быть пешкой в руках Советской власти. Но эта его борьба за духовную свободу Церкви стоила ему неимоверных усилий.
Патриарх все время старался быть на виду у народа. Он посещал храмы, служил в разных приходах. Но душевные страдания, причиняемые безконечными интригами обновленцев и требованиями Тучкова, быстро подрывали его силы. Крепкое от природы здоровье все больше поддавалось переживаемым тяжелым испытаниям. Сердце не выдерживало постоянного напряжения. Припадки сердечной болезни усиливались и учащались. 12 января 1925 г. врачи решили поместить Патриарха в больницу. На следующий день он был принят в частную больницу Е. Бакуниной. У него нашли застаревшее воспаление почек, общий склероз и грудную жабу. Ему был прописан полный покой, но именно это обезпечить для него было труднее всего. Его постоянно посещали по служебным и личным делам. На другой же день по поступлению в клинику к Патриарху явился начальник церковного отдела ГПУ Тучков.
Патриарху в больнице скоро полегчало, и он опять стал выезжать на службы в разные церкви, но он уже продолжал трудиться через силу. На уговоры врачей ограничить свой труд Патриарх отвечал отказом. Особенно тяготили его посещения Тучкова и следователя ГПУ. Они систематически подрывали его здоровье.
В день Благовещения 1925 г. здоровье Патриарха ухудшилось. Незадолго перед тем ему вырвали 2 зуба, что вызвало опухоль десен, перешедшую на горло. Врачи, однако, не находили еще ничего угрожающего для жизни. Несмотря на болезненное состояние, Патриарх в этот день вынужден был поехать на заседание Синода. Дело в том, что Тучков настойчиво и срочно требовал издания послания, которое изменяло бы прежнюю позицию Патриарха. Позиция его, как "не врага" Советской власти, Тучкова не удовлетворяла. Он требовал заявления о полной лояльности и сотрудничестве, подобно тому, каковое позднее сделал Митрополит Сергий. Выработанный на заседании Синода проект Митрополит Петр должен был отвезти для согласования к Тучкову.
Никто этого сейчас точно не знает но, по-видимому, Митрополит Петр вернулся к Патриарху в клинику с отзывом или требованиями Тучкова в связи с проектом. Надо полагать, что эти требования по обычаю сопровождались угрозами. Никто не знает содержания разговора между Митрополитом и Патриархом. Известно только, что разговор с Митрополитом Петром был очень горячим, и врач пошел, чтобы его остановить. Действительно, Патриарх был истощен. Вскоре у него начался припадок. Ему впрыснули морфий, и он лег спать.
Около 12-ти часов ночи прислужник заметил ухудшение и вызвал доктора, но уже ничего нельзя было сделать. Без четверти 12 Патриарх открыл глаза и спросил: «Который час?» Ему ответили. Тогда он трижды перекрестился, произнося «Слава Тебе Боже», и испустил дух.
Патриарх скончался во время своей последней схватки с врагами Церкви. Нынешняя Московская патриархия представляет опубликованный после его кончины документ, называемый ею его "Завещанием" как подлинное выражение его воли. Но так ли это? Действительно ли он скончался в момент поражения, сделав последнюю уступку, каковой требовали от него враги? Сдался ли он перед смертью?
Можно смело утверждать, что это не так, что Патриарх физически не выдержал напряжения, но он умер, не уступив врагам Церкви.
Против этого утверждения нам представляют напечатанное в «Известиях» обращение, называемое "завещанием". Говорят, что оно было доставлено в редакцию двумя Митрополитами.
По милости Божией, у нас имеется очень веское свидетельство, опровергающее это утверждение.
Вопрос этот, сам по себе, заслуживает особого исследования. Я посвятил ему много страниц в своей книге «Правда о Русской Церкви на Родине и за Рубежом». Главным, но очень важным свидетелем является уже упомянутый мною протопресвитер Василий Виноградов.
Независимо от него мы знаем, что в день кончины Патриарха обсуждался вопрос послания, которого требовал Тучков. По-видимому, именно о нем был последний разговор между Патриархом и Митрополитом Петром. Комната, в которой умер Патриарх, была сразу же опечатана Тучковым. Только через несколько дней Тучков дает двум Митрополитам отвезти в газету якобы завещание Святейшего.
Но о. В. Виноградов, со слов лица, бывшего вблизи комнаты Святейшего Патриарха, передает, что во время разговора с Митр. Петром слышались слова Патриарха: «Я этого не могу». Затем, очень важно обратить внимание, что на состоявшемся Совещании собравшихся архиереев пресловутое "завещание" НЕ оглашалось. О. Виноградов прав, подчеркивая, что Тучков, разрешивший Совещание, непременно потребовал бы его оглашения, если бы оно было действительно подписано Патриархом. Больше того, Митрополит Петр, в своем первом послании в качестве Местоблюстителя, не только не упомянул о завещании, но и написал его совсем в другом духе.
Обращает на себя внимание и то, что т.н. "завещание" начинается с заявления, что Патриарх его пишет «оправившись от болезни», а мы знаем, что напротив, состояние здоровья у Патриарха в последние дни было очень плохим, и в самый день якобы подписания документа оно было особенно плохо, был консилиум врачей и Патриарх скончался. Наименование послания завещанием никак не соответствует содержанию этого документа, говорящего о возвращении выздоровевшего автора к активной работе. Вот только несколько соображений. Протопресвитер В. Виноградов, сопоставляя много данных, приходит к логическому выводу: подписи Патриарха под предложенным ему текстом послания не было. «Но, - пишет он, - Тучков был человеком, способным для достижения цели не останавливаться перед обманом; как он поступил с уже отмененным посланием о новом стиле, как он поступил с неутвержденным проектом Высшего Церковного Управления, так он решает поступить и в данном случае: он решается неподписанный Патриархом проект объявить подписанным» (следует добавить, что подлинника этого "завещания" в архивах до сего дня не обнаружено, что является лучшим доказательством его подложности – прим. Ред. «ЦВ»).
Итак, в последнем своем сражении с врагами Церкви Патриарх остался непобежденным. Он не омрачил своего облика борца за чистоту Церкви. Одержав духовную победу, Патриарх отдал Богу свою исстрадавшуюся душу. Не напрасно так оплакивала его вся Русская Церковь и все другие Православные Церкви, о чем свидетельствовали многочисленные изъявления сочувствий, полученные Митрополитом Антонием (Храповицким) от всех Патриархов и ряда глав инославных исповеданий.
На вдохновенной иконе «Всех Святых в Земле Российской Просиявших» не напрасно лик новых Священномучеников возглавляется изображением Патриарха Тихона. Верится, что, перенеся столько страданий на земле в своем великом и тяжком подвиге, Патриарх Тихон действительно присоединился к лику великих подвижников Русской Земли.
1975 г.
Текст печатается по изданию: Епископ Григорий (Граббе). Завет святого Патриарха. М., 1996, стр. 13-30.
Не знаю кому как, но мне периодически приходят рассылки с деяниями расколоучителей. Вот, в одной из последних "оправдательных записок", я прочел следующее: "тот факт, что именно Одесский синод, один из всех других «осколков», находится в общении с синодом Каллиника, - это не более чем историческая случайность, из которой нельзя делать каких-либо канонических выводов."
Заместителя Святейшего Патриарха Московского и всея России
Митрополита Ярославского Агафангела
к Архипастырям и всем чадам
Православной Русской Церкви
Воззвание:
Благодать Вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа! Святейшему Патриарху и Отцу нашему Тихону угодно было 3/16 мая сего 1922 г. обратиться ко мне со следующей грамотой:
«Вследствие крайней затруднительности в церковном управлении, возникшей от привлечения меня к гражданскому суду, почитаю полезным для блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство во главе Церковного управления до созыва Собора. На это имеется и согласие гражданской власти, а посему благоволите прибыть в Москву без промедления... Патриарх Тихон».
Во имя святого послушания и по долгу моей архиерейской присяги я предположил немедленно вступить в отправление возложенного на меня служения Церкви и поспешить в Москву. Но вопреки моей воле, по обстоятельствам, от меня независящим, я лишен и доныне возможности отправиться на место служения. Между тем, как мне официально известно, явились в Москве иные люди и встали у кормила правления Церковью русскою. От кого и какие на то полномочия получили они, мне совершенно неизвестно. А поэтому я считаю принятую ими на себя власть и деяния их незаконными. Они объявили о своем намерении пересмотреть догматы и нравоучение нашей православной веры, свящ. каноны Св. вселенских соборов, православные Богослужебные уставы, данные великими молитвенниками и подвижниками христианского благочестия, и организовать, таким образом, новую, именуемую ими «живую церковь».
Мы не отрицаем необходимости некоторых видоизменений и преобразований в Богослужебной практике и обрядах. Некоторые вопросы этого рода были предметом рассмотрения Всероссийского Поместного Собора 1918 года, но не получили решения вследствие преждевременного прекращения его деятельности по обстоятельствам тогдашнего времени. Но во всяком случае, всевозможные изменения и церковные реформы могут быть произведены только соборной властью, а посему я почитаю своим долгом – по вступлении в управление делами Церкви созыв Всероссийского Поместного Собора, который правомерно, согласно со Словом Божиим и в силу правил Св. вселенских Соборов – этих первых и основных источников нашего церковного строительства – рассмотрит все то, что необходимо и полезно для нашей духовной жизни. Иначе всякие нововведения могут вызвать смятение совести у верующих, пагубный раскол между ними, умножение несчастия и безысходного горя. Начало всего этого мы уже с великою скорбию и видим.
Возлюбленные о Господе Преосвященные Архипастыри! Лишенные на время высшего руководства, вы управляйте теперь своими епархиями самостоятельно, сообразуясь с Писанием, свящ. канонами и обычным церковным правом, по совести и архиерейской присяге, впредь до восстановления высшей церковной власти окончательно решайте дела, по которым прежде испрашивали разрешения Священного Синода, а в сомнительных случаях обращайтесь к нашему смирению.
Честные пресвитеры и все о Христе служители алтаря и церкви! Вы близко стоите к народной жизни. Вам должно быть дорого преуспеяние в духе нашей православной веры. Умножайте свою священную ревность! Когда верующие увидят в вас благодатное горение духа, они никогда не уйдут от своих святых алтарей.
Братие и сестры о Господе – наши пасомые! Храните единство святой веры в союзе братского мира. Не поддавайтесь смущению, которое новые люди стремятся внести в ваши сердца по поводу учений нашей православной веры; не склоняйтесь к соблазнам, которыми они хотят обольстить вас, производя изменения в православном Богослужении, действуя не законным путем соборного установления, но по своему почину и разумению, не повинуясь голосу древних вселенских Отцов и великих подвижников, созидавших наши церковные уставы; не обольщайтесь беззаконием путей, которыми хотят повести вас новые люди к какой-то новой церкви; ищите законных средств и путей, которыми должно устранять церковные нестроения; держитесь и не порывайте союза со своими законными духовными пастырями и архипастырями. Повинуйтесь с доброю совестию, просвещенною Христовым светом, государственной власти, несите в духе любви и мира свои гражданские обязанности, памятуя завет Христа: «Воздадите кесареви кесарево и Божие Богови».
Наипаче же увеличьте молитвенный подвиг, ограждая себя им от наветов духа злобы, врага нашего спасения. Итак, возлюбленные о Христе чада! Храните учения, чины и уставы веры нашей, храните вся преданная нам; держитесь Церкви Божией. Знайте, что уходящий от Святой Церкви оставляет своего Спасителя. Тем же убо, братие, стойте, говорит нам Апостол, и держите предания, имже научистеся или словом, или посланием нашим (2 Сол. 2:5).
(Къ чему должна побуждать насъ та истина, что Пресв. Матерь Божія есть славная Заступница и Ходатайница наша предъ Богомъ?)
I. Нынѣ мы, братія, празднуемъ «Покровъ Пресвятыя Богородицы». Начало сего празднества, безъ сомнѣнія, извѣстно вамъ. Нѣкогда сарацины, народъ сильный и воинственный, вторглись въ греческую имперію и угрожали самой столицѣ ея. Цареградскіе жители, устрашенные близкою опасностію и видѣвшіе свое безсиліе отразить супостатовъ, обратились къ Богу съ молитвами о помощи и — Господь явилъ имъ ее. Однажды, когда совершалось всенощное бдѣніе во влахернскомъ храмѣ Пресвятыя Богородицы, блаженный Андрей и святый ученикъ его Епифаній удостоились чуднаго видѣнія. Имъ представился сводъ храма отверстымъ и они увидѣли въ воздухѣ, что Матерь Божія съ сонмомъ пророковъ, апостоловъ и другихъ святыхъ, колѣнопреклонно молится Богу о христіанскомъ мірѣ и осѣняетъ его честнымъ Своимъ омофоромъ. Это видѣніе исполнило цареградскихъ жителей радостію, одушевило ихъ воиновъ мужествомъ и сопровождалось побѣдою надъ сарацинами. Въ память такого событія и для всегдашняго напоминанія христіанамъ о покровительствѣ имъ Матери Божіей, св. церковь установила ежегодно праздновать въ настоящій день честный покровъ Ея.
Впрочемъ, не одно описанное видѣніе служитъ основаніемъ нашему вѣрованію, что Пресвятая Богородица ходатайствуетъ предъ Богомъ о христіанахъ и оказываетъ имъ благопотребную помощь въ ихъ нуждахъ; на это есть много и другихъ доказательствъ. Чудотворныя иконы Ея, въ разныхъ мѣстахъ чествуемыя, служатъ явными и неумолкающими свидѣтелями, что Матерь Божія воистину есть сильная заступница и ходатайница наша предъ Богомъ.
II. Какое же назиданіе изъ этого мы выведемъ для себя, братія, — къ чему это должно побуждать насъ?
а) Во-первыхъ, мы должны всемѣрно чтить, величать и усерднѣйше благодарить Пресвятую Богородицу за Ея великія намъ благодѣянія. Правда, Она не имѣетъ нужды въ нашихъ похвалахъ, потому что Ее воспѣваютъ ангелы, славословятъ всѣ силы небесныя; Она не потребуетъ и благодареній нашихъ, потому что благотворитъ намъ единственно по любви и милосердію къ роду человѣческому. Но это не освобождаетъ насъ отъ всякой обязанности величать и благодарить Ее, великую заступницу нашу, ибо неблагодарность, тѣмъ паче предъ Богомъ и Пречистою Матерію Его, есть величайшій грѣхъ. Когда изъ десяти прокаженныхъ мужей, исцѣленныхъ I. Христомъ, одинъ только пришелъ и благодарилъ Его, то Господь со скорбію сказалъ: не десятъ ли очистились? гдѣ же девять? Какъ они не возвратились воздать славу Богу, кромѣ сего иноплеменника(Лук. 17, 17—18)? Такой упрекъ Онъ сдѣлаетъ и намъ, если мы не будемъ благодарить Его за тѣ благодѣянія, какія Онъ оказываетъ намъ чрезъ Пречистую Свою Матерь, и лишитъ насъ Своего благоволенія, какъ людей безчувственныхъ, не умѣющихъ цѣнить Его милости, а поэтому и недостойныхъ Ея.
б) Во-вторыхъ, мы должны прибѣгать подъ покровъ Божіей Матери во всѣхъ нуждахъ нашихъ съ твердымъ упованіемъ на Ея помощь; Она, яко Матерь Божія, съ большимъ дерзновеніемъ, нежели кто-нибудь, можетъ приступать къ престолу благодати Божіей, чтобы получить милость и благодать для благовременной помощи людямъ (Евр. 4,16): ужели же Она, Преблагословенная, не захочетъ ниспослать намъ благодатную помощь, когда мы будемъ умолять Ее о ней? а Сынъ Божій, ужели Онъ не послушаетъ возлюбленной Своей Матери, когда Она будетъ ходатайствовать предъ Нимъ за насъ во славу Его имени? Находясь еще во плоти, Онъ чудодѣйствовалъ и благотворилъ людямъ въ угожденіе Пречистой Его Матери, какъ это сдѣлалъ на бракѣ въ Канѣ галилейской (Іоан. 2, 1—10): ужели же Онъ не сотворитъ угоднаго Ей, притомъ для блага вѣрующихъ въ Него, нынѣ, когда Ему дана всякая власть на небѣ и на землѣ (Матѳ. 28, 18)? Честнѣйшая херувимовъ и несравненно славнѣйшая серафимовъ, безъ сомнѣнія, есть первая пріемница и раздаятельница благодати Божіей; поэтому Она болѣе, нежели другіе святые, совершила и доселѣ дѣлаетъ чудныя благодѣянія вѣрующимъ, за которыя ублажаютъ Ее во всѣхъ концахъ вселенной.
в) Въ-третьихъ, имѣя такую великую заступницу и покровительницу, какъ Матерь Божія, мы должны быть благодушны во всѣхъ обстоятельствахъ нашей жизни и отнюдь не должны унывать, а тѣмъ паче отчаяваться, какія бы несчастія ни постигли насъ: ибо безчисленные примѣры свидѣтельствуютъ, что Матерь Божія избавляла христіанъ отъ разныхъ величайшихъ бѣдъ, и часто являла имъ помощь Свою тогда, когда, по-видимому, нельзя было ожидать ея. Правда, можетъ случиться и то, что Она не скоро явится въ помощь намъ и допуститъ насъ долготерпѣть тѣ несчастія, которыя пошлетъ намъ Господь. Но въ этомъ случаѣ мы не должны огорчаться и думать, будто Матерь Божія забыла насъ и не благоволитъ намъ; напротивъ, изъ сего мы должны заключать только то, что по премудрымъ планамъ Божіимъ не настало еще время избавить насъ отъ бѣдъ, и что онѣ нужны для какого-либо высшаго блага нашего, напримѣръ, для укрѣпленія насъ въ христіанскомъ терпѣніи и мужествѣ, для возбужденія въ насъ искренняго раскаянія во грѣхахъ, подвергающихъ насъ гнѣву Божію, или для обращенія сердца нашего къ Богу, Котораго мы часто забываемъ въ счастіи.
III. Но чтобы Матерь Божія могла предстательствовать за насъ предъ Богомъ и ходатайство Ея было дѣйственно предъ Нимъ, для этого мы, братія, должны быть достойны Ея покрова и милости Божіей; въ противномъ случаѣ Она не можетъ явить намъ благодатной помощи, — не потому, чтобы не хотѣла оказать ея, а потому, что мы, по грѣхамъ своимъ, не способны принять ее и воспользоваться ею: ибо какое общеніе праведности съ беззаконіемъ и свѣта со тьмою, говоритъ апостолъ (2 Кор. 6, 14—15).
И мы, братія, поступимъ такъ нынѣ, сознавая грѣхи свои и нужду въ помощи Божіей; и мы съ покаяніемъ, вѣрою и смиреніемъ будемъ взывать къ Царицѣ небесной: «Владычице, помози на ны милосердовавши!» (Сост. по «Избран. слов. и бесѣд». Платона, митр. кіевскаго, Кіевъ, 1892 г.).
Пресвитерскую хиротонию иеродиакона Гавриила (Кондрашова), бывшего клирика московского подворья Оптиной пустыни РПЦ МП, совершил 6 октября, на праздник Зачатия св. Иоанна Предтечи, епископ Рашко-Призренский Артемий, прервавший общение с официальной Сербской патриархией из-за ее "причастности к ереси экуменизма" и лишенный этой патриархией своего сана. В настоящее время епископ Артемий возглавляет Рашко-Призренскую епархию Сербской Церкви в изгнании и ведет переговоры о сближении с разными Истинно-Православными Церквами.
Хиротония российского клирика состоялась во время богослужения по случаю престольного праздника монастыря в Люлячи, где Божественную литургию епископ Артемий служил вместе с единолично рукоположенным им хорепископом Старорашковским и Лозницким Николаем и 20 клириками епархии. На богослужении присутствовало множество монашествующих и около 300 мирян, сообщает сайт Рашко-Призренской епархии в изгнании.
За этой же литургией епископ Артемий хиротонисал Горана Калушевича в сан диакона для прихода в Лазареваце.
Иеромонах Гавриил (в миру - Геннадий Кондрашов) 17 лет служил на московском подворье Оптиной пустыни. В начале нынешнего года он выступил с публичным обличением Патриарха РПЦ МП Кирилла (Гундяева) в связи с его встречей на Кубе с Папой Римским Франциском и прервал общение с РПЦ МП. Вскоре после этого о. Геннадий переехал на Святую гору Афон, где был пострижен в монашество популярным в России старцем Рафаилом (Берестовым), который и благословил его приехать в Сербию к епископу Артемию.
В своей проповеди после литургии епископ Артемий отметил, что иеромонаху Гавриилу предстоит вернуться в Россию, "чтобы служить перед престолом Божиим, чтобы проповедовать истинное слово Божие и вести своих верных чад к Богу".
На трапезе со словом к епископу Артемию и всем собравшимся обратился новорукоположенный иеромонах Гавриил, который особо отметил духовный союз народов Косово и России.
К 30 октября – Дню памяти жертв политических репрессий – «Стол» продолжает публиковать воспоминания людей, прошедших через жернова советской карательной машины. Думаем, современному читателю будет полезно ознакомиться с методами «работы» сталинских органов.
Справка «Стола»:Валентина Яснопольская. Экономист в Главном управлении телеграфа. Арестована в 1930 году по делу «антисоветского монархического центра Истинно–православная церковь». Приговор коллегии ОГПУ: 3 года лагерей.
Меня доставили в тюрьму ГПУ на Шпалерной улице. Там принимала меня казавшаяся очень сердитой и крикливой надзирательница, прозванная «бабкой». Когда она дежурила, ее крик раздавался во всех коридорах. Последовал обычный при приеме тщательный обыск, во время которого раздевают догола. «Снимай крест», – скомандовала она. Я взмолилась: «Оставьте мне крест». «Снимать, не разговаривать», – сердито закричала она. Кончив записи, бабка повела меня, как будто забыв про крест, и я вошла в ворота тюрьмы, ликуя, что крест остался на мне.
Привели меня в общую камеру, рассчитанную на 15–17 человек, в которой находилось 45 арестантов. В камере была своя староста, и соблюдалась строгая очередность при размещении людей. Новички укладывались на небольшом свободном участке возле унитаза и потом, по мере освобождения мест, продвигались дальше; старожилы достигали кровати. Я добралась до кровати, вернее, доски, положенной на выступы между двумя кроватями, через два с половиной месяца, перед переводом в одиночку.
Но не это было страшным. Страшным было горе и страдание невинных людей, матерей, оставивших дома грудных детей, людей, виновных только в том, что они родились у неподходящих родителей. Сидели в камере и уголовницы, но их было меньшинство, а в основном там томилась петроградская интеллигенция, люди большой культуры духа, в присутствии которых, несмотря на их обычную сдержанность и непритязательность, уголовники и малокультурные обитатели не смели ни выругаться, ни хамить, чувствуя их духовное превосходство и невольно подчиняясь ему.
После перевода в эту камеру начались допросы всегда ночью. У меня не было страха перед следователями, а только ожесточение, вызванное страданиями невинных людей. Я думала, что однажды и меня уведут на казнь, но я погибну не молча, а скажу все, что думаю о палачах. «Вы были, как звереныш», – говорил мне впоследствии следователь.
Первым следователем был Макаров. Он предъявил мне обвинение по статье 58, пункты 10 и 11, что означало «контрреволюционная организация и агитация». «Где же я агитировала?» – спросила я. «Ну, могли в трамваях», – деловито ответил тот. После каждого моего ответа на последующие аналогичные вопросы, он утыкался носом в свои бумаги и бормотал: «Да, подкованы вы хорошо».
Вскоре его сменил второй следователь, Медведев. Этот дал понять, что Макаров – выдвиженец из рабочих, а он – с высшим образованием. Но ума у него было не больше. Шла речь о какой–то крупной контрреволюционной организации, в которой я, по словам следователя, играла заметную роль, и от меня требовалось подробно рассказать о ней и назвать всех участников. Из высказываний Медведева мне запомнилось утверждение, что лет через 10–15 у нас не останется верующих людей и все забудут о религии.
В одну из последующих ночей меня привели в громадный кабинет № 16, на двери которого висела табличка «Начальник особого отдела Ленинградского ГПУ». Меня встретил высокий, интеллигентного вида человек, Рудковский, который сразу же начал на меня орать: «Девчонка, и вздумала бороться с ГПУ. Мы вас штурмом возьмем». Впоследствии он рассказал мне, что два предыдущих следователя отказались работать со мной, «а я взялся за вас, так как у меня слишком прочная репутация». (По-видимому, это надо было понимать так, что возможная неудача в «работе» со мной не поколебала бы его репутации.)
9 ноября 1931 года, поздно вечером, нас, окруженных плотным кольцом конвоя, повели на Финляндский вокзал. Шел дождь, под ногами хлюпала грязь. Когда подошли к Неве, кто–то из заключенных вырвался и бросился в реку. Нам скомандовали: «Ложись лицом к земле». Мы упали в грязь и воду. Говорили, что этого несчастного зарубили в реке шашками. На вокзале опять началась паника. Не досчитались одного заключенного. И вдруг оказалось, что речь идет обо мне. Среди шума и крика я услышала свою фамилию, которая не имеет родового окончания, и только с трудом в этой панике мне удалось доказать, что это я, женщина, а не мужчина. Наконец нас посадили в вагоны, так называемые столыпинские. Это вагоны типа купейных, но только двери из купе в коридор забраны решеткой, так же как и окна в коридоре. Через плотную оконную решетку свет еще проходит, но увидеть, что делается за окном снаружи, нельзя. В купе же окна в виде небольших щелей.
В первое купе поместили меня и еще двух пожилых женщин – членов церковной двадцатки. В остальные – повели мужчин. Их было так много, что, вероятно, и сидеть им приходилось по очереди. Это были лица духовного звания. Все в священнических одеждах. Это была Петроградская Церковь. Вероятно, никто из них не вернулся. По крайней мере из тех, кого я знала, не вернулся никто.
Когда поезд тронулся, они запели Великое славословие. Но их быстро заставили замолчать.
Утром один из конвоиров сдвинул решетку и открыл окно в коридор напротив моего купе, и я увидела Сосны (сознательно пишу с большой буквы). После почти года, проведенного в тюрьме, я сильно стосковалась по природе. Еще несколько раз я просила открывать окно и наслаждалась видом леса: видимо, меня продуло, и я заболела. «Вот все на сосны глядела», – слышала я разговор конвоиров. Их купе было рядом с моим.
Очень многогранна русская душа. Эти конвоиры были еще и расстрельщиками, и когда я их спрашивала, как они могут стрелять в беззащитных людей, они отвечали: «Раз их приговорили, значит, они заслужили». И в то же время эти самые люди столько заботы и даже нежности проявили по отношению ко мне, особенно когда я заболела. «И за что она?» – все выспрашивали у моих соседок.
Мне становилось все хуже. Высокая температура. Сильный кашель. Было явное воспаление легких. Конечно, ни о какой постели или одеяле не могло быть и речи. Конвоиры подняли тревогу, доложили начальству. В ближайшем городе, кажется Вологде, вызвали врача, чтобы установить, могу ли я следовать дальше. Врач констатировал воспаление легких и сказал: «Конечно, в таких условиях вам следовать нельзя, но если вас снимут, то вы попадете в пересыльную тюрьму, где все больные, в том числе и тифозные, валяются на полу в соломе, и там вас ожидает верная смерть, а здесь ваш молодой организм, может быть, и выдержит. Я доложу вашему начальству так, как вы захотите». И я попросила, чтобы он сказал, что я могу следовать дальше.
В связи с утверждением группы сторонников Архиепископов Андроника и Софрония (именующей себя "Предсоборной комиссией"), которое ими размещено в средствах информации: "В наше время то, что мы считаем соборной Церковью, имеет вид раздробленных «осколков», не имеющих общения между собой", означающее, что Соборной Церкви, якобы, видимо не существует и она разделилась на осколки, Архиерейский Собор заявляет, что Русская Православная Церковь Заграницей не считает, что в наши дни Поместная Российская Церковь видимо не существует и состоит из осколков, не имеющих между собой евхаристического общения. Напротив, такое утверждение нами и всей Православной Церковью осуждается как еретическое в анафематизме экуменизму: "Нападающим на Церковь Христову и учащим, яко она разделися на ветви, и утверждающим, яко Церковь видимо не существует, но от ветвей и расколов, (…) соединитися имать во едино тело: Анафема".
В Одесском Архангело-Михайловском епархиальном доме началось заседание очередного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви Заграницей. В заседании приняли участие Председатель Собора Митрополит Агафангел, Архиепископ Георгий (Секретарь), Епископы Григорий (Заместитель председателя), Афанасий, Никон, Николай, Роман и Анфим. Архиепископ Иоанн и Епископ Кирилл участвовали в работе Собора по Скайпу. Также в Соборе участвовали члены Высшего Церковного Совета игумен Иоанн (Шмельц) и протоиерей Леонид Пляц.
Архиепископы Андроник и Софроний отказались прибыть на Собор, несмотря на отправленные им приглашения.
Архиерейский Собор удовлетворил прошение Епископа Владивостокского и Дальневосточного Анастасия (Суржика) и постановил принять его и возглавляемую им Дальневосточную епархию в состав Русской Православной Церкви Заграницей. Владыка Анастасий также принял участие в работе Архиерейского Собора.
Архиерейский Собор принял следующую повестку дня:
1. Отчет Председателя.
2. О присоединении к РПЦЗ еп. Анастасия и Дальневосточной епархии.
3. Сообщения Преосвященных о положении дел в епархиях.
4. О состоявшемся Церковном Суде.
5. О новом неправославном учении.
6. О действиях и заявлениях Преосвященных архиеп. Андронка и архиеп. Софрония и поддерживающих их священнослужителей и мирян после Церковного Суда.
7. О Совещании на территории Южной и Северной Америки и Канады.
8. О границах епархий.
9. О Синодальном доме.
10. О Синодальном представительстве в Одессе.
11. О составе Архиерейского Синода.
12. О Высшем Церковном совете.
13. О созыве 6-го Всезарубежного Собора.
14. О пополнении епископата.
15. Разное.
Участники Собора пропели вечную память новопреставленному протоиерею Григорию Вильямс и обсудили сложившееся положение нашей Миссии на Гаити и в США. Также в первый день работы Собора его участники обсудили положение в Святой Земле, Южной Америке и Австралии. Собор констатировал всупление в силу решений Церковного Суда а также отказ подчиниться Постановлению Суда со стороны Архиепископов Андроника и Софрония. Собор выслушал Докладную записку Митрополита Агафангела, а также обсудил ряд других вопросов.
***
ROCA: Beginning of Meeting of the Council of Bishops 2016
In Odessa, in the Archangel Michael diocesan building, began the meeting of the Bishops' Council of the Russian Orthodox Church Outside of Russia. The meeting was attended by the Chairman of the Council Metropolitan Agafangel, Archbishop George (Secretary), Bishop Gregory (Vice Chairman), Athanasius, Nikon, Nicholas, Roman and Anfim. Archbishop John and Bishop Cyril participated in the work of the Council via Skype. Also participating in the Council were members of the Supreme Church Council Abbot John (Smelic) and Archpriest Leonid Plyats.
Archbishops Andronik and Sofrony refused to come to the Council, despite invitations being sent to them.
The Bishops' Council granted the request of the Bishop of Vladivostok and the Far East Anastasy (Surzhikov), and decided to accept him and the Far Eastern Diocese of the Russian Orthodox Church Outside of Russia led by him. Bishop Anastasy also participated in the work of the Council of Bishops.
The Council of Bishops adopted the following agenda:
1. Report of the President.
2. On the joining of Bishop Anastasy and the Far East diocese to ROCOR
3. Report of bishops on the situation in the dioceses.
4. On the Ecclesiastical Court held.
5. On the new non-Orthodox teaching.
6. On the actions and statements of very reverend Archbishop Andronik and Archbishop Sofrony and their supporting clergy and laity, after the Ecclesiastical Court.
7. Conference of the territories of North and South America and Canada.
8. Diocesan boundaries
9. On the Synodal building.
10. Synodal representation in Odessa.
11. On the composition of the Synod of Bishops.
12. Supreme Church Council.
13. The convening of the 6th All-Diaspora Council.
14. Replenishment of the episcopate.
15. Miscellaneous.
Council members sang the eternal memory of the deceased Archpriest Gregory Williams and discussed the current situation of our Mission in Haiti and the United States. Also on the first day of the Council, the participants discussed the situation in the Holy Land, South America and Australia. The Council noted the coming into force of the decision of the Ecclesiastical Court and the refusal to obey the order of the court by the Archbishops Andronik and Sophrony. The council listened to the memo by Metropolitan Agafangel, and discussed a number of other issues.
«Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Таковых удаляйся»
... Во второй раз увидела я батюшку в Шамордине в 1888 году, где он прожил при мне девять дней с половиной, от 19 июля вторника (св. преп. Макрины) и до 28-го, четверга (апп. Прохора и Никанора). Батюшка сам говорил потом: "Я прожил в Шамордине девять с половиною дней, и так было тепло и хорошо, а сюда приехал — опять холода". Я в это время гостила в Шамордине. Долго мы ожидали батюшку, еще в первых числах июля прошел слух, что он собирается к нам, но мы от радости и верили и не верили и боялись даже говорить об этом, особенно страшились перемены погоды. Главным образом его задерживали оптинские гости: Соломон, министр Тизенгаузен и другие важные особы, которые давно не видели батюшку и приехали с этой целью и гостили в Оптине, так что нас в это время и не пускали туда. Да и на самом деле батюшка был очень занят: летом народу в монастыре вообще бывает больше, особенно простого классу, и батюшка всех принимает без разбору.
Но не забыл и нас батюшка и исполнил свое обещание и давнишнее желание опять побывать в своей [Шамординской] обители. И вот, наконец наступил желанный, радостный, незабвенный для нас день. С утра приехал кто-то из наших из Оптина [монастыря] и объявил, что батюшка сегодня выезжает и будет у нас часам к пяти или шести. Началось волнение, все радуются, бегают, суетятся; погода, как нарочно для батюшки, стоит прекрасная: на небе ни облачка, жарко — одним словом, все ожидает батюшку и радуется. Комната для него уже готова в церковном доме, вся убрана коврами, поставлен маленький иконостасец. Готова комната и для о. Иосифа, которого также ждут. Из батюшкиной комнаты отворена дверь в коридор, ведущий в церковь, и поставлено кресло в коридоре, чтобы батюшке удобно было сидеть во время службы и видеть всю церковь и все слышать.
Церковь убрана цветами, колонны обвиты гирляндами из зелени и зажжена люстра, а нам всем велено собраться около церкви к четырем часам. Около пяти вечера прискакал верховой из Полошкова, посланный туда с утра, и возвестил: "Едет!". Что мы в это время почувствовали — передать за всех это состояние не могу, скажу только про себя, — это была радость несказанная, какая-то благодатная, и радоваться и плакать вместе хотелось! Все уже было готово к встрече, мы в полном порядке выстроились от святых ворот и до самой церкви по обеим сторонам ковровой дорожки, по которой должен был проходить дорогой гость. Впереди всех за воротами при въезде стояла матушка игумения [1] с образом чудотворной иконы Казанской Божией Матери, рядом с ней казначея с хлебом и солью, потом певчие, затем старшие монахини и так далее по порядку, и в конце — приют детский, тут и меня с ними поставили, так как я жила почти что в приюте.
Начали трезвонить, из-за лесочка показалась карета — и вот подъехал родной и вышел с противоположной стороны кареты (где успел переодеться с помощью о. Иосифа) уже в мантии и в крестах, а за ним о. Иосиф; на глазах у батюшки были слезы. Певчие запели: "Днесь благодать Святаго Духа нас собра и вси вземши крест свой глаголем: благословен грядый во имя Господне". Батюшка сделал три поклона перед образом Царицы Небесной, приложился к кресту, взял икону и в сопровождении матушки игумении пошел с иконой к церкви, а певчие запели и пели не переставая. Мы поклонились старцу до земли, почти все плакали, но тихо, и никто не смел к нему подойти, слышно было только одно стройное пение встречного гимна. Батюшка прошел между нами твердой, свободной походкой и с таким выражением лица, которого я никогда не забуду: его лицо было радостное и молящееся одновременно. Никогда я не видала батюшку таким торжественным. Одним словом, все кругом было одно торжество из торжеств, да и как же иначе — живой угодник Божий прибыл в нашу обитель!!! Когда он вошел в церковь, певчие запели "Достойно есть", затем следовала ектения и так далее — как вообще принимают великих посетителей. Батюшка прошел прямо в алтарь, передал икону, сделал несколько поклонов, приложился к престолу и пошел прямо на могилку к покойной матушке Софии. Там помолился, поклонился три раза, перекрестил могилку (и так он поступал каждый раз после обедни, показывая и нам пример делать то же); тут также батюшка прослезился.
Вернувшись с могилки, он приложился к Спасу Нерукотворенному, а потом сел на игуменское место, и мы все стали подходить к нему под благословение, но чинно и по порядку, как никогда, сперва монашки, а потом мирские, которых, надо заметить, наехало очень много: и простых, и привилегированного сословия. Батюшка никого не оставлял, со всеми занимался...
[1]Игумения Евфросиния (Розова), управляла монастырем с 1888 по 14.04.1904 г.
«Для меня совершенно неожиданным открытием в монастыре было то, что один человек может просто совершенно безумно, очень громко и в течение получаса кричать на другого человека. То есть настоятель на братию…» О своем восприятии текста «Исповеди бывшей послушницы» «Правмиру» рассказал насельник Богородице-Сергиевской пустыни монах Диодор (Ларионов).
Золотые иконостасы, золотые купола…
Монах Диодор (Ларионов)
— Отец Диодор, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов по поводу «Исповеди бывшей послушницы», о которой все сейчас говорят. Вы сами читали это произведение?
— Да, прочитал.
— У вас уже сложилось какое-то мнение об этой книге?
— Да, сложилось, причём буквально с первых строчек: как только я начал читать, понял всю важность и значение этого текста. Многие вещи сразу видны: состояние человека, который пишет об этом, проблемы, которые он поднимает, ту перспективу, в которой он это рассматривает. А дальше всё расширяется и углубляется. Текст очень живой, прямой и ясный. Видно, что автор не заботится о красоте слога, а старается описывать всё как есть.
— Это что-то новое в околоцерковной литературе, вы можете назвать аналоги подобного сочинения, или это действительно «бомба», которая взорвалась?
— Это такой текст, который назревал в течение последних нескольких лет, потому что проблемы такого рода обсуждались очень много, и, прежде всего, в 2012 году, когда вышел проект «Положения о монастырях и монашествующих». Тогда как раз «бомбой» были комментарии многих монахов и монахинь. Это было совершенно неожиданно, вылилось наружу. Всё это очень громко прозвучало, произвело огромное впечатление.
Примерно в то же время вышла книга «Плач третьей птицы», которую я просто не смог прочитать. Такого рода тексты не могу читать, мне показалось, что там сплошная вода. Абстрактные рассуждения. Тем не менее, многие за эту книгу ухватились, потому что это была хоть какая-то постановка вопросов о монашестве — более честных и правильных. Ведь у нас привыкли говорить, что всё хорошо. Золотые иконостасы, огромные храмы с золотыми куполами, — значит, и внутри всё нормально. Но выясняется, что гораздо труднее наладить жизнь монашескую, чем соорудить внешние постройки.
«Исповедь бывшей послушницы» отличается от предыдущих текстов на эту тему тем, что написана она совершенно честно, искренне, непосредственно, без всякой воды, без двусмысленных намёков, поучений, совершенно ненужных отвлечений от темы. Пишется прямо и ясно о том, как человек это всё пережил, как он видит, как это всё представляет себе. В этом большой плюс этого текста.
— Видимо, потому, что ту книгу писала игуменья, а эту повесть — послушница? Поэтому у неё такое отношение простое.
— Неважно, кто писал. Тексты как небо и земля друг от друга отличаются. В той книге я ни одному слову не мог верить, даже читать не смог. А этот текст читается запоем. Оторваться невозможно. Потому что просто веришь всему, что там описывается.
— У меня тоже было чувство абсолютного доверия к этому тексту, но люди говорят, что многое вымышлено и вообще, невозможно, чтобы такое происходило. Вы что об этом думаете?
— Я думаю, что те люди, которые говорят, что это невозможно, просто этого не переживали и не видели сами.
— А вы переживали?
— В повести меня как раз поразило то, что человек описывает фактически то же самое, что я наблюдал в течение нескольких лет. Один к одному. Наблюдал сам я и слышал много подобных рассказов от других монахов. Те вещи, о которых она пишет, очень хорошо известны в монашеской среде, обсуждаются между нами. Поэтому это всё не является для меня открытием какой-то новой планеты, как для многих, кто этому не верит.
— Меня больше всего впечатлило, что игуменья перед обедом по два-три часа обсуждает ту или иную провинившуюся сестру, и потом сёстры едят холодный суп. И это происходит почти ежедневно. Это такая распространённая практика в русских монастырях? Действительно, так делается, вы это видели?
— Это не то что практика в русских монастырях. Всё зависит от конкретной личности игумена-настоятеля. Могу сказать, что для меня совершенно неожиданным открытием в монастыре было то, что один человек может просто совершенно безумно, очень громко и в течение получаса кричать на другого человека. То есть настоятель на братию. В чём-то они провинились, например, кто-то не вовремя попил чай, кто-то замешкался на послушании и куда-то не успел, у кого-то не такая походка, у кого-то взгляд не такой, какой мог бы понравиться настоятелю… Не то, чтобы какие-то серьёзные нарушения, а вот такие мелочи. И вот, он может их выстроить в ряд перед храмом, ходить, как прапорщик, перед ними и в течение часа очень громко и остервенело кричать. Когда я слышал это первые несколько раз, просто смеялся — мне казалось, что это какая-то шутка, что такого не может быть на самом деле. Но это было в реальности.
А потом тот же самый человек мог очень жалостно и даже как бы с удивлением говорить о себе, что он так устаёт, болеет, что-то может забыть, а к нему не проявляют снисхождения, требуя слишком многого. И братия часами должны были сидеть с ним и успокаивать его, жалеть. Вот так.
Если бы мне рассказали, я бы тоже не поверил. Но когда ты сам такие вещи видишь, а потом читаешь это в тексте, знаешь, о чём идет речь. Это мне напоминало сцены из «Князя Серебряного», где описывался переменчивый характер Ивана Грозного.
Но есть люди, которые, например, жили в монастыре: паломники, рабочие, близкие настоятелю, — они частично видели такие сцены. Но отношение у них было другое: что настоятель «воспитывает» братию, что он их так сильно любит, а кого любит, наказывает, что он просто строгий. Но миряне имели свои дома и уезжали, а то, что происходило внутри, внутренних отношений между игуменом и братией всё равно не могли видеть. И тем более не могли видеть развития ситуации в психиатрическом контексте.
— Происходило что-то серьёзное, психические заболевания?
— Да, конечно. Нездоровое отношение настоятеля, проявляемое в гневе и подозрительности, например, сильно выматывает подчинённую личность, которой даже некуда спрятаться — человек всё время на виду и всё время под «прицелом». Это приводит к акцентуации в поведении, к нервным срывам. Человек всё это подавляет, держит в себе, но здоровье его постепенно расшатывается. И это переходит в постоянные хронические неврозы.
У монахов, которых я видел, со временем это стало проявляться, например, в резких скачках давления и сердцебиении при любом внезапном испуге, при громких звуках, при резких движениях… Были случаи госпитализации в психиатрическую клинику, когда у одного послушника вследствие таких условий и отношения случился приступ, начались галлюцинации и серьёзные психические нарушения. Один иеромонах, который долгое время подвергался унижениям и издевательствам со стороны настоятеля, со временем стал заговариваться, путать слова, резко менять суждения на противоположные — в зависимости от того, чего от него ждут, испытывать перепады настроения, то смеясь, то неожиданно погружаясь в депрессию, и так далее.
В таких условиях создаётся атмосфера внутренней созависимости, когда одному требуется постоянно унижать других, но при этом он ощущает себя жертвой, а другим необходимо быть унижаемыми, но при этом они осознают себя мучителями. Думаю, это действует, как наркотик, который атрофирует некоторые части душевных реакций и мышления.
В «Исповеди» очень хорошо и последовательно описаны ситуации, которые, как правило, приводят к тем результатам, о которых я рассказываю. В мужских монастырях такие вещи влекут за собой, как правило, алкоголь — люди начинают всё время думать о спиртном как о празднике, который освобождает на какое-то время от невыносимой реальности и вообще смягчает нервное напряжение. В женских монастырях, видимо, это приводит к употреблению лекарств и даже, как описано в «Исповеди», сильнейших седативных средств и антидепрессантов.
Но это крайне опасно: влияет на мозг, искажает восприятие реальности и приводит к нарушениям психического характера. О таких вещах обязательно надо писать и публично их обсуждать — как только становится известным о принятии таких средств монахами, нужно бить тревогу.
Поэтому очень странно слышать тех, кто не был в таких условиях, и говорит о тексте, что в нём якобы содержится клевета и неправда. Там всё чистая правда.
Не хуже, чем у греков
— Я, надо сказать, поверила сразу же. В самом языке этой рассказчицы есть искренность, даже неловкость в подборе слов, но как раз именно это больше всего и убеждает. Любой человек, который идет в монастырь, должен быть готов принять то, что описано? Если он хочет спасаться в монастыре, он должен знать, что его ждёт нечто подобное?
— Вообще, конечно, это серьёзная проблема современного монашества. Монастыри в постсоветское время были основаны совершенно спонтанно. Туда ставили настоятелями людей, которые имели какие-то организаторские способности, лидерские качества, умели объединить вокруг себя, но совершенно не представляли себе сути духовной традиции. Даже не понимали, что такое монашество. Потому что сами в монастырях до этого никогда не жили, или жили в таких, которые мало напоминают традиционный монастырь восточной традиции.
Например, в Троице-Сергиевой Лавре послушников рукополагали в священный сан через два-три месяца или через месяц. Такой монах, будучи ещё совершенно новоначальным послушником, часто не успевшим окончить даже семинарию, сразу становился священником, и его тут же посылали исповедовать. Он окунался в эту среду отношений с мирянами, от него требовали духовных советов и духовного руководства. Он, как священник, обслуживал целый ряд людей, общался с этими людьми, но совершенно не имел возможности и времени, чтобы самому прожить какую-то часть времени простым монахом. Без всяких отношений с мирянами.
В результате молодые монахи обзаводились кучей духовных чад, обособлялись от братии, становились в центре своей группки, собравшейся вокруг. Между собой у монахов были совершенно не братские отношения, а такие — немножко подозрительные. На расстоянии. А самые близкие отношения были с духовными чадами. И как это можно назвать? Это что? Монастырь или что это? По сути, это уже не монастырская жизнь.
Даже сегодня это продолжается: «советская» традиция рукополагать всех монахов в священный сан без долгого опыта жизни простым монахом утвердилась в наших монастырях повсеместно. А тогда в Печоры по несколько тысяч человек приезжало на праздники. И всех же нужно исповедовать, все хотят причащаться. Поэтому всех монахов поголовно, за исключением каких-то больных и дурачков, рукополагали в иеромонахов. В женских монастырях, думаю, в советское время было получше. Но, тем не менее, всё равно, монашеская традиция у нас после революции прервалась.
— А что изменилось в советское время?
— Например, богослужебный устав фактически отождествился с приходским. Изменился не только суточный круг — утреню стали служить вечером, чтобы утром служить Литургию, — но и ввели массу неуставных «частных» богослужений, таких как молебны, акафисты и так далее. Епископ, живущий в городе иногда за сотню километров от монастыря, стал настоятелем, который определяет всю жизнь братии. А его заместитель на месте, то есть «наместник», стал рассматриваться как простой администратор, управляющий по светскому образцу. Он перестал быть одним из монахов и стал начальником, которому не привыкли доверять.
Избрание игумена монахами также было отменено. То есть была упразднена традиция отношения к игумену как духовному руководителю, ведь духовного руководителя невозможно «назначить», его можно только добровольно выбрать, и так далее.
Фактически, монастыри стали «большими приходами», или в некоторых случаях, так скажем, «фермами» для обеспечения нужд епархии. А потом, когда в 90-е годы были открыты новые обители, все эти люди неожиданно стали назначаться игуменами и игуменьями. Из больших монастырей стали назначать настоятелей. Кто-то из них глубоко проникся монашеской жизнью (думаю, есть такие монастыри, в которых живут скромно, смиренно и по-монашески). Но большинство продолжало жить той жизнью, к которой они уже привыкли. То есть вести себя как администраторы и светские начальники.
В 90-е годы в монастыри был большой приток людей. И через несколько лет половина всех тех, кто пришёл, ушли из-за неустроенности внутренней монашеской жизни.
И потом роковую роль сыграла Греция. «Наместники» и настоятельницы стали туда ездить и наблюдать, как там хорошо организована монашеская жизнь. И решили позаимствовать некоторые элементы устава, чтобы показать, что они не хуже греков. Но в том-то и дело, что можно было бы учиться от них, а наши игумены и игуменьи, которые считали себя достаточно знающими, по-настоящему учиться не захотели. Таких похожих историй очень много: когда «наместники» и настоятельницы монастырей хотели перенести что-то греческое в свою среду и брали только то, что им понравится.
В «Исповеди бывшей послушницы» рассказывается об откровении помыслов. Игуменья увидела, как в греческих монастырях практикуются откровения помыслов (видимо, греческие старцы говорили ей, что это полезное дело). Вот она и решила тоже это всё использовать, ввела в своём монастыре откровение помыслов. Стала требовать абсолютного послушания. Но вместо пользы это обернулось вредом, привело к ещё худшим последствиям, потому что это всё применялось внешне, но совершенно не было попытки понять суть по-настоящему, разобраться, чем дышит восточное монашество, чем оно живо. Не было понимания того, что вот эти внешние факторы — откровение помыслов или послушание — не являются чем-то исключительным и самодостаточным. Они являются чем-то, что входит в общий контекст жизни.
— Вы хотите сказать, что они просто повыдёргивали отдельные правила из контекста?
— Вот именно. Если эти принципы вырывать из контекста, они начинают работать во вред. Принцип послушания важен, да, но он важен именно в ряду других добродетелей. Причём это душевная добродетель, одна из самых высоких. Человек, пришедший в монастырь, не может с первого дня иметь абсолютное послушание. Он ещё этому не научился. Опытные монахи на Востоке видят это, своим примером и любовью показывают монашескую жизнь, учат человека иметь не только послушание, но и другие добродетели: молитву, любовь, смирение, кротость, долготерпение, благость, милосердие, веру. И послушник естественным путем, постепенно приобретает более высокое понятие о послушании. В конце концов эта добродетель становится второй его природой. Выправление своей воли по воле Божией — тонкий и деликатный процесс, который сродни профессиональному освоению сложной научной дисциплины. Это работа, которая длится десятилетиями.
Если начать требовать ни с того, ни с сего абсолютного послушания от человека, который даже не понимает элементарных вещей, не научился исполнять не только заповедей Христовых, но и простых норм общечеловеческой морали, такой человек либо надрывается, противится этому и впадает в уныние, либо же начинает имитировать послушание.
Я думаю, большинство проблем в таких монастырях возникает от того, что люди имитируют эти добродетели. У послушания есть такой эрзац, искажённая копия, которая внешне похожа, но на самом деле является его противоположностью. Это то, что называется человекоугодием или лестью.
То же самое с откровением помыслов: под видом откровения помыслов, как об этом рассказывается в «Исповеди», сёстры пишут о других сестрах. И постепенно это становится ябедничеством. Из хорошего дела получается противоположное. Настоятель, который это начинает делать, думает, что он вводит что-то хорошее. Но он же тоже человек, у него тоже изменяется что-то внутри. Проходит несколько лет, и ему кажется, что он всё сделал как надо. На самом деле, постоянная лесть и человекоугодие его тоже изменяют. Конечно, настоятелю льстит думать, что в его монастыре всё по греческим уставам, не хуже, чем у греков. Он видит подтверждение этому в тех людях, которые ему льстят. Он как бы смотрится в зеркало, слушая только тех, кто привык ему постоянно поддакивать. И тогда начинается следующий этап, который может закончиться очень плачевно. Это этап серьёзных душевных расстройств, чему я был тоже свидетелем и о чём мы выше говорили.
Первым любовь должен проявить настоятель
— Меня в этой книге больше всего поразило то, что изображаются христианские отношения, но по сути, всё прямо противоположно Евангелию. И это всё выдается за норму монастырской жизни. И вот такое противоречие, эта ложь и лицемерие, просто ужасает. А вы бывали в греческих монастырях, как там удается этого избежать?
— Архимандрит Никодим, настоятель монастыря на Пелопоннесе в Греции, с которым мы много обсуждали эти вопросы в разное время, говорил всегда, что любовь — и есть то невидимое и внутреннее монастырское предание, которое сокрыто за правилами и уставами. Новоначальный послушник воспринимает внешний устав, но параллельно с этим приобщается и к внутреннему «преданию», учится тем проявлениям любви, которые видит у старших и более опытных монахов, в первую очередь, конечно, у игумена. Роль игумена, или духовного наставника, оказывается ключевой, потому что этот человек становится для послушника — на какое-то время — главным источником монашеского предания. Поэтому очень важно понимать ключевое правило этого предания: первым любовь должен проявить настоятель. Потому что так он подражает Самому Христу.
Мы любим Бога, потому что Он первый нас возлюбил. Наша любовь к Богу всегда ответна, всегда вторична, она рождается от Его любви. Это очень важный момент, который является образцом для жизни в монастыре. Игумен должен первым возлюбить приходящего монаха, дать ему эту любовь, и тогда тот тоже возлюбит. Потому что он ученик, он пришёл учиться, он ещё не знает любви. Он ещё не вкусил её и не познал. Чтобы он её познал, нужно дать ему эту любовь. В этом и состоит монашеское предание по своей сути.
И мне кажется, что вот этот текст, который я читал, «Исповедь бывшей послушницы», очень хорошо изображает ситуацию, когда под монашеством подразумевается всё что угодно, только не само монашество. Я это называю мышиной вознёй, когда происходят такие страсти и интриги, когда игуменья не понимает сестёр, сёстры боятся игуменью, с подозрением относятся друг к другу. В женских монастырях доходит даже до какого-то абсурда: в «Исповеди» описаны попытки угрожать друг другу откровением помыслов. В такой атмосфере сложно сориентироваться. Но это не является невозможным, если есть голова на плечах. Проблема тут ещё ведь в отсутствии головы…
— Сложилось представление, будто в монастыре так и должно быть: дескать, не будет скорбей, не будет и спасения. Считается, что такая жизнь — не для слабонервных.
— Да, согласен, в России прижилось мнение, будто в монастыре должно быть невыносимо. На самом деле, это не норма, это извращение. И исправить всю эту ситуацию, кажется, очень сложно, вообще, невозможно. А я, когда читал «Исповедь бывшей послушницы», подумал, что исправить это легко — стоит проявить хотя бы капельку любви. И эта маленькая капелька любви может проявиться в обычном человеческом доброжелательном отношении к другому. Повседневная жизнь может состоять из простых проявлений любви… Если бы такие проявления появились в жизни этих монахинь, мне кажется, всё могло бы сразу кардинальным образом измениться.
Монастырь часто представляется группой людей, которая существует непонятно ради чего вообще. Люди в чёрных одеждах зачем-то собираются вместе, для совместного проживания, при этом очень трудно друг с другом взаимодействуют, все относятся друг ко другу с недоверием. Сёстры боятся матушку, которая тоже боится сестёр и всё время что-то подозревает. Эти отношения складываются в такой клубок страстей. Эта ситуация кажется совершенно безысходной. Но если кто-то в этот момент возьмёт и поймёт, кто мы такие, зачем мы тут собрались, ситуация сразу же перестанет быть безысходной.
Если понять, что мы христиане и пришли сюда жить по-христиански, и на первом месте у нас заповеди Христовы, которые мы исполняем ради любви ко Христу, а «тот, кто Меня любит, тот соблюдет Мои заповеди», то в жизни появится другое измерение, не правда ли? Страсти и интриги просто покажутся неинтересными.
Это всегда твой личный выбор. Ведь Христос говорит об этом в качестве условия. Он нас не заставляет соблюдать Свои заповеди. Он говорит: если любите, тогда соблюдёте. Не любите — не будете соблюдать. Если к этому отнестись серьёзно и понять, что мы все — христиане, которые собрались здесь жить по-христиански ради Христа, тогда картина переменится, совершенно изменится изнутри. Я думаю, в этом монастыре могло бы такое быть.
— Владыка Панкратий в своем интервью много раз говорил: уходи из этого монастыря, если тебе там не нравится. Вы бы так не сказали — уходи?
— Нет, конечно, потому что человек, который приходит в монастырь, приходит не к какому-то настоятелю и не к человеку. Он приходит ко Христу. Я думаю, в любом монастыре можно жить и спасаться, жить по-христиански. Об этом свидетельствует вся человеческая история и вся история монашества.
Идеальный монастырь сложно найти и не нужно его искать. Даётся такой монастырь, который человеку и нужен. «Претерпевший до конца спасётся». И если он претерпит до конца, то приобретёт такой духовный плод, такую пользу, которую ни с чем не сравнить. Но для этого необходимо иметь хотя бы небольшую духовную зрелость, понимание того, для чего ты пришёл, к Кому ты пришёл. Поэтому совет уходить из монастыря я считаю, абсолютно неправильным, он противоречит вообще всему опыту монашества, всей истории монашества.
Кроме того, в «монашеском праве» есть каноны, которые указывают, в каких случаях и каким образом монах или послушник имеет основание оставить обитель. В «Правилах» святого Василия Великого говорится, что такое возможно в случае ереси настоятеля и в случае духовного вреда. Последнее поясняется в «правилах» Никифора, патриарха Константинопольского, который говорит, что монастырь можно оставить, если есть соблазн от противоположного пола. И если настоятель этим пренебрегает или намеренно ничего не предпринимает. Возможны и другие интерпретации понятия «духовного вреда». В любом случае, святой Василий ставит условием оставления обители одобрение со стороны «духовных мужей». Зная порядок устроения общежитий Василия Великого, можно сказать, что под «духовными мужами» он подразумевает настоятелей других монастырей области.
Такие меры предосторожности необходимы по многим причинам. Прежде всего, потому, что всякий уход из монастыря — это некоторая духовная катастрофа, которая отражается потом на всей жизни. Даже если ты ушёл вроде бы справедливо и от «плохих» людей.
— Получается, послушник в каком-то смысле уходит и от Христа?
— Когда дают такой совет, я думаю, хотят сказать, что уходить надо именно из этого монастыря или подобного тому, что описан в повести. Для этого и даётся послушничество, якобы, чтобы испытать себя. Но опыт показывает, что человек, который в одном монастыре пожил и не прижился, нигде потом не приживается. Потому что имеет силу ещё и другая сторона дела. Помимо того, что внешние условия для конкретного человека могут быть трудными, и в нём самом действуют страсти. Дьявол сам его хочет сбить с толку, внушить, что в данном конкретном месте плохо, «не спасительно».
Как разобраться, откуда помысел происходит, действительно ли это плохо, или это совершенно несправедливый помысел, который клевещет на устав монастыря? Новоначальный послушник в этом не может разобраться.
Сказочная деталь — старичок из леса
— Ещё хотелось у вас спросить об авторе этого текста. Вначале вы сказали, что сразу увидели, какой автор пишет, какие проблемы он обсуждает…
— Когда читаешь этот текст, с первых строчек понятна совершенная незрелость этой послушницы, которая пришла в монастырь. Меня поразил её рассказ о том, как она впервые попала туда. Она была фотографом, снимала девушек-моделей, была совершенно светским человеком. Они поехали на съёмки, остановились возле какого-то монастыря и разбили возле него палаточный лагерь. И потом ей встретился православный старичок, мышление которого абсолютно лишено какой-либо рациональности и адекватности.
И этот разговор между нею и старичком — вообще квинтэссенция абсурда. Старичок ей сказал: вы должны к нам прийти, нам нужен повар. И всё это было сказано на таком мифологическом, полусказочном языке, на котором нормальные люди не выражаются. Она, думаю, будучи светским человеком, молодой женщиной, у которой в прошлом были какие-то приключения, просто заинтересовалась возможностью нового приключения. Думаю, из-за этого она туда и попала. Вот ведь какая сказочная деталь: старичок из леса! Так она и втянулась в эту среду.
Надо понимать, что есть определённый горизонт, в котором существует мышление такого рода людей, шатающихся по монастырям. У них свой жаргон, свои представления буквально обо всём. Они рассуждают об ИНН, об антихристе, ещё о чём-то, в лучшем случае, в рамках «Домостроя». Полная каша в голове, ничего такого, что касается христианской веры и серьёзных проблем духовной жизни. Её втянуло, засосало, и она сама стала так же рассуждать. У неё абсолютно отключились мозги, всё рациональное мышление.
Она туда попала на несколько лет, «пошла по монастырям». Характерная черта этого текста — в том, что автор попала в монастыри совершенно незрелой, не понимая, зачем это ей. Если даже и понимала что-то, то именно в этом мифологическом измерении. Само по себе это не могло дать ей возможность, силу и знания, благодаря которым она сумела бы преодолеть очень серьёзные трудности, возникшие впоследствии.
— Попади она в хороший монастырь, у неё был бы шанс преуспеть на монашеском пути?
— Конечно. Что такое хороший монастырь? Это тот, в котором есть правильное духовное руководство. Задача наставника не в том, чтобы повелевать учениками, а в том, чтобы научить самостоятельно принимать зрелые христианские решения. По сути, задача наставника — это воспитание цельной, зрелой личности.
Наставник проявляет к ученику отеческую любовь, показывая, что он ему отец. И ты уже видишь, как он к тебе расположен, как о тебе заботится, насколько тебе много даёт в духовном плане. И ты хочешь тоже этому учиться, подражать, в тебя проникает его любовь, и ты в ответ начинаешь любить. Тогда завязывается вот эта «родственная» связь, и ты осознаёшь, что это твой отец, который тебя рождает постепенно в духовной жизни.
В монастыре же, который описывает автор «Исповеди», происходило, наоборот, постепенное отчуждение между ею, послушницей, и наставницей — игуменьей. То есть она пришла с некоей иллюзией относительно настоятельницы, с полным доверием к ней и открытостью, ещё не зная её, но уже думая, что та представляет собой некое «высшее создание», гуру, который безошибочно определяет пути спасения для всех — но столкнулась с тем, что это оказалась немощная женщина со своими страстями и заблуждениями. Так постепенно стало происходить отрезвление, схождение «на землю».
— Мне бы хотелось, чтобы вы сказали несколько слов о роли старцев. Мы видим, сколько людей приходит в монастыри, потому что какие-то старцы решают, вот идите туда…
— Я подозреваю, что все эти старцы — своего рода ролевая игра. Они знают, что нужно делать, как общаться с людьми, чтобы эта игра осуществлялась. Это к христианству не имеет никакого отношения. Это ложная, абсолютно придуманная вещь в большинстве своём, виртуальная реальность со своей сюжетной линией и мифологией. Есть люди, которые хотят этих старцев, есть старцы, которые знают, чего хотят люди.
Я считаю, что и те, и другие ведут себя абсолютно неразумно. Старцы поступают вообще преступно, а люди, которые к ним приходят, по меньшей мере, безответственно. Это не имеет никакого отношения к Оптинским старцам или преподобному Серафиму, которые своими подвигами достигли высокой степени святости. Эти старцы совершенно другого духа, и об их делах мы можем судить по плодам. Они просто разрушают чужие жизни, обращаются с другими людьми, как с марионетками. Абсолютно бессердечная, жестокая игра, которая калечит духовное и душевное здоровье всех причастных.
И девушка, автор повести, попала в эту мифологическую реальность, в этот горизонт мышления, и для неё православие стало каким-то приключением, ролевой игрой. Вся проблема в том, что сама автор пришла не ко Христу по-настоящему, не ради Него пошла в монастырь, а угодила туда, как в болото, её просто засосало. Она изначально включилась в игру, поверила в миф, в приключение. Сначала через этого старичка она попала в религию, потом поехала к старцу, потом от старца — в монастырь…
Мне кажется, в монастырь надо приходить с совершенно другими ориентирами в жизни. Абсолютно без этих вот хождений по старцам. Потому что никто не может тебя благословить в монастырь. Это собственное решение человека. Оно созревает внутри совершенно добровольно.
Тоталитарная духовность
— Когда читаешь всякие отзывы об этом произведении, видишь, что большая часть просто хватается за голову от того, что происходило в этом монастыре, а другая часть осуждает и критикует автора. Какова всё-таки польза этого произведения? Оно что-то может изменить?
— Такие тексты обличают то, что другие люди скрывают. Смотришь на эту систему существования, и она кажется нереальной. То, что в ней происходит, сокрыто от большинства, даже часто бывающих в монастыре и живущих там подолгу.
Конечно, хорошо, что это получает огласку. Люди могут задуматься о сложности и опасности такой религиозной жизни, которая не сопряжена с разумностью и ответственностью. А монашествующие могут увидеть себя со стороны. Познакомиться с опытом другого человека и посмотреть на себя, испытать себя.
Да просто написать о том, что ты пережил — это уже хорошо. Может быть, она испытала какое-то нервное потрясение или шок после всего, и чтобы от этого избавиться, ей нужно было написать об этом. Она долго находилась в замкнутой системе, и когда из неё выбралась, захотела это осмыслить, а чтобы осмыслить, проще всего об этом просто написать. Для неё, мне кажется, это некий опыт самопознания. Но ей не хватает, мне кажется, именно духовного понимания — это видно из текста. Она вошла в эту жизнь, прожила какой-то отрезок, а потом не понимала, что с ней произошло. Для неё это попытка разобраться.
Чем больше другие люди пишут о своём опыте, особенно касающемся монастыря, тем лучше. Это так или иначе затрагивает многих, и, конечно, полезно узнать о том, что человек испытал, находясь в подобной ситуации. Конечно, у этого текста могут быть последствия в виде какого-то соблазна для людей, не понимающих христианской жизни, сути монашества, и читающих книгу как развлекательную повесть о том, что где-то плохо. Ну так этот текст не для них написан. Он не для всех.
— Отец Диодор, автор пишет, что в монастыре практически действуют законы секты. Вы согласны? Это правильное определение монастыря как тоталитарной секты?
— Я бы сказал, что такая ситуация очень напоминает тоталитарную секту, но слово «секта» тут можно употреблять чисто метафорически. Тоталитарные секты чем отличаются от других групп? Тем, что их лидер себя объявляет основателем новой религии. И присутствие какого-то особого вероучения — очень важный элемент секты. Здесь этого нет. В монастыре придерживаются всех догматов православия, но, тем не менее, в отношениях есть тоталитарная составляющая. Я бы сказал, что это скорее тоталитарная группа внутри Православной Церкви.
Отдельный монастырь — довольно замкнутая структура, и развитию тоталитарных отношений способствует именно замкнутость. Внутри этой группы внушаются такие правила, как откровение помыслов — то есть чистосердечный рассказ обо всём, что находится у тебя в душе и в голове, — а также требование абсолютного послушания, и так далее. Вся эта система может работать хорошо, если при этом присутствует духовное рассуждение наставника и любовь наставника. Иначе возникает то, что можно было бы назвать «тоталитарной духовностью».
— А из чего видно отсутствие духовного рассуждения? Как это понять в таких условиях, о которых рассказывается в «Исповеди»?
— Человек, который принимает помыслы, должен понимать, что это — не таинство исповеди. По сути дела, откровение помыслов — это разговор двух заинтересованных людей о том, как разобраться с внутренними движениями души, как настроить энергии своей души так, чтобы они работали нам на благо, а не на зло. Более опытный человек просто помогает в этом деле другому, учит его искусству управления своими душевными силами.
Духовный наставник должен осознавать, что он — советник, помощник, а не начальник или господин. Что душа, которая доверилась ему — бесценна, и принадлежит не ему, а Богу. Что он присутствует при становлении человеческой личности, которая первична в отношении к Богу, а он, как свидетель и присутствующий при этом, вторичен.
Это первый момент, который касается отношения наставника к ученику. И второй момент касается личного беспристрастия. Нужно принимать помыслы бесстрастно на основе объективных критериев, которые даны в Евангелии, евангельских заповедях, в учении Церкви, монашеском предании и монастырском уставе. Потому что в помыслах содержится элемент страсти. Обычно люди со страстями друг от друга заражаются: если один осуждает, другой сразу присоединяется к осуждению — возгорается от страсти, как от спички. Особенно легко передаётся гнев и страсти, связанные с гневом. Поэтому, слушая помыслы, неопытный наставник, будучи подвержен страстям, тоже ими заражается, начинает гневаться на послушника, подозревать его в чём-то, ревновать, завидовать, не доверять. То есть он реагирует на откровение чужих помыслов в соответствии со своими страстями, которые в нём сидят. Вот это показатель отсутствия рассуждения. Такой наставник ещё больше вводит человека в смущение и ещё больше вредит его преуспеянию.
— Чем такая система плоха для монашеской жизни?
— Тем, что настоятель, который действует методами абсолютистской власти, как монарх, который владеет телами и душами своих подчинённых, лишает монахов, абсолютно во всём следующих его мнениям и даже капризам, возможности становиться зрелыми личностями. Здесь происходит опасный психологический надлом. Большинство из тех, кто составляет «костяк» подобной общины, приходят в эту общину молодыми. Потом они вырастают телесно, но внутренне остаются на том же уровне, на котором были, когда пришли. Они ничего не могут сделать без своего настоятеля, даже поговорить с другим человеком.
Я был свидетелем того, как 35-летний иеромонах не мог взять телефон, потому что «боялся», что кто-то «большой и незнакомый» будет с ним разговаривать и спрашивать те вещи, которые знает только «батюшка». Монахам внушается, да и они сами себе внушают, что это добродетель послушания. Такая психология, когда человек вырастает, ему уже за тридцать, ближе к сорока, а сознание, как у десятилетнего.
Инфантильность — это болезнь. Это не просто «человек не созрел». Нельзя, будучи взрослым, оставаться с сознанием ребенка. Должно быть сознание взрослого человека, ответственность за свои поступки. А человек, который вырос, но имеет сознание ребенка, не способен отдавать себе отчёт о своих поступках, принимать решения. Поэтому, когда происходит испытание, требующее поступка, связанного с моралью, они теряются и не знают, что делать.
Например, настоятель говорит всем, что нужно солгать «спонсору» или «нужному» паломнику и сказать, что у нас строгий распорядок, что мы просыпаемся ночью в два часа, служим полунощницу. Такого нет, но все говорят, что так и есть, потому что считают, что батюшка лучше знает, — раз он так сказал, значит, так надо. Они не могут, как взрослые люди, отдавать себе отчёт в своих поступках. Они делают всё «по послушанию». Потому что привыкли считать, что батюшка за них всё решает.
Обмануть кого-то, совершить неблаговидный поступок, например, оклеветать ближнего, «ради его исправления», подделать документы, что-то украсть, любить кого-то или неожиданно возненавидеть — они на всё готовы, потому что атрофируется сознание взрослого человека, понимающего, что такое добро и зло. Воспитывается определённый тип личности, психологически неполноценный, который ограничен в моральном суждении.
Это очень большая опасность. И она всегда присутствует там, где есть претензия на «духовность». Я считаю, что в России, если вводить абсолютное послушание и откровение помыслов формально и ничего не делать с духовной точки зрения, не иметь любви и рассуждения, не воспитывать личности в заповедях Христовых, эти личности будут превращаться в манипулируемых, управляемых людей, совершенно безответственных, которые способны совершенно на всё. Они будут превращаться в людей без морального сознания. Сделают любую подлость и пойдут на любое преступление, потому что батюшка так говорит, потому что матушка так говорит. С христианской точки зрения происходит то, что образ батюшки и матушки заслоняет собой образ Христа. Постепенно Христос исчезает за ненадобностью. Его просто не существует в личном горизонте такого человека. Всё определяет батюшка или матушка.
— Есть ли возможность это исправить? Чего не хватает монастырям, чтобы там не было подобных искажений?
— Как я уже сказал, необходимо следование внутреннему духу монашеского предания, которое по большей части выражается в любви и рассуждении. Кстати сказать, внешний устав монастырей, как он задумывался святыми отцами, великими основателями монашеских традиций, пропитан этим духом и полностью логически ему подчиняется, вырастает из него. Каждое, даже самое небольшое, положение устава, не говоря уже о таких важных и основополагающих, как избрание игумена (и иногда даже эконома) братией монастыря, духовное руководство в монастыре и прочее, о чём мы постоянно говорим, написано кровью. И каждый монах поэтому должен стоять насмерть за это предание, иначе никакого монашества не будет. Оно умрёт.
И второй очень важный момент, это богословие. Любая практика должна быть обоснована здравой и убедительной теорией, иначе, как показывает опыт, есть опасность развития иррациональных неконтролируемых импульсов, то есть страстей. Наша теория — это Христология Халкидона. Со времён Максима Исповедника на этом фундаменте строится вся наша практическая жизнь. Догматическое сознание необходимо для наставника и старшей братии любой обители, тогда и другие, несведущие в теории монахи, смогут безопасно подвизаться и быть причастными общей атмосфере. Через эту причастность они на практике впитают то, что содержится в теории. Так это происходило веками.
Об этих важных вещах я и хотел сказать. Вот такие вопросы ставит этот текст.
***
Правмир обратился к автору “Исповеди бывшей послушницы” – Марии Кикоть. Однако, она отказалась от очного интервью.
Бывшая послушница Свято-Никольского Черноостровского женского монастыря в Малоярославце Мария Кикоть рассказала в своей книге о реальных нравах в монастыре, который считается самым успешным среди женских монастырей в Калужской области, под руководством «самой эффективной игуменьи» Николаи. Послушница пишет о воссоздании культа личности игуменьи Николаи (Людмилы Ильиной) в монастыре, доносительстве и репрессиях против поверивших в идеалы монашеского служения при прямом благословлении митрополита Калужского Климента.
Мария Кикоть - бывший успешный московский фотограф, воцерковившаяся и затем по благословению старца Наума из Свято-Троицкой Сергиевой Лавры приехавшая в Калужскую область, чтобы стать послушницей в одном из самых известных женских монастырей России. В своей книге «Исповедь бывшей послушницы» она рассказывает о том, как на самом деле устроена тоталитарная система монастыря.
Монастырь Святых Ангелов (греч. Μονή Αγίων Αγγέλων) — православный женский монастырь Оропосской и Филийской митрополии греческой старостильной ИПЦ Греции (Синод архиеп. Каллиника).
На 2014 год монастырь являлся одной из самых крупных женских обителей Оропосской и Филийской митрополии, где проживало 34 насельницы разных национальностей, духовно окормляемых братией монастыря святых Киприана и Иустины.
Монастырь был основан в 1972 году архимандритом Киприаном (Куцумбасом) в горах, в 1,5 км от городка Афиднес в Аттике, севернее Афин и на протяжении более чем сорока лет находился в юрисдикции «Синода противостоящих». Первой настоятельницей обители была схимонахиня Киприана (1908—†15.2.2000), чья интронизация и возведение в сан игумении, совершённые митрополитом Киприаном, состоялись 6 сентября 1982 года.
В четвёртое воскресенье Великого поста 2000 года митрополит Киприан (Куцумбас) возвёл в сан игумении монахиню Таксиархию, руководящую ныне жизнью обители.
Основная часть монастыря с храмом в честь Архангела Михаила и церковью в честь свт. Иоанна Шанхайского, расположенной в крипте собора, закрыта для посещения паломниками-мужчинами, за исключением Престольного праздника — 8 (21) ноября.
Для всех посетителей монастыря круглогодично открыт храм в честь Святой Троицы, освящённый митрополитом Киприаном (Куцумбасом) 2 июня 1981 года, а также часовня в честь преподобного Серафима Саровского и монастырское кладбище.
12 декабря 1988 года, в качестве подворья обители, в местечке Гриллбю, близ Энчёпинга, в Швеции был основан монастырь в честь святой Филофеи Афинской.
...Сын Божий насадил на земле единую Церковь под СВОИМ главенством и управлением Духа Святого и в ней дал все средства к восстановлению разрушенного союза с Богом через учение и Таинства, через руководство пастырей, дал крещение, миропомазание, покаяние, богослужение, поучение постоянное в Слове Божием. Теперь, кто хочет жить в святом союзе с Богом, будь в союзе с Церковию учащею, священнодействующею к святости и правде и Царствию Божию - и спасешься.
Святые оставили духовное наследие, искусство покаяния и спасения - Церкви Православной, сложив в нее, как в верную сокровищницу, все свое разумение, свое слово, свое усердие, свое искусство, свои опыты. У нее-то и будем учиться покаянию и спасению.
«Их же предуведе, сих и предустави» (Рим. VIII, 29). Господь сподобил меня священнического служения, величайшего после царского служения Ему и людям Его, Создателю и Его созданию: служение священника есть служение ходатайственное, примирительное, просветительное, тайнодейственное, духовно-управнительное, святительное, обновительное, совершительное, обожительное. Оно возвышает человека до небес и даже возводит выше небес, когда он совершает тайну евхаристии, тайну пречистого Тела и Крови Христовой; тут священник сам соединяется таинственно и существенно с Господом в тайне причащения и соединяет людей с Богом, и служит посредником их обожения.
Чудный златой тройственный союз Церкви Христовой - небесной, земной и преисподней, имеющей единого Главу, всемогущего Творца и Царя Христа, Агнца Божия, вземлющего грехи мира: находясь в этом чудном, небесном союзе верою, молитвою, покаянием с добродетелью, я безопасен от врагов видимых и невидимых; благонадежен касательно своего спасения, блажен, ибо всегда, всякий день и час, испытываю в себе и на себе божественные, животворные силы, сохраняющие, защищающие, вспомоществующие, освящающие, обновляющие и утверждающие меня, просвещающие, руководствующие к нетленной жизни, обожению и Царствию Небесному. Держась этого святого союза церковного, - я каждый день нахожусь в живом общении с Богоматерью, с ангелом хранителем и со всеми небесными силами, с патриархами, праотцами, пророками апостолами, святителями Христовой Церкви - преемниками апостолов, мучениками, преподобными, бессребренниками, праведными и всеми святыми; назидаюсь их житием, подвигами, писаниями, чудесами, от них происходящими, и непрестанно благодарю Бога, поставившего меня в таком чудном, святом и спасительном союзе. Глубоко скорблю, что этот святой союз порван на западе и западом, пресловутым римским католичеством, а в нем - лютеранством и реформатством, а у нас расколами и сектами. Истинная Церковь пребывает и пребудет единою и нераздельною и едино-спасающею, именно - Восточная Православная, доказательства чему мы и видим непрестанно в дивных, спасительных благодатных силах, являемых в Церкви - в совершаемых таинствах, в богослужении, в чудотворных мощах, св. иконах, истощающих чудеса исцелений, и в бесчисленных животворных божественных силах, преизливающихся от милосердия Божия на верующих.
Церковь Бога есть славный дом, твердый, несокрушимый, вечный! Это, по Духу Святому, есть столп и утверждение истины, несокрушимый адовыми вратами. Богослужение Православной Церкви есть изображение Церкви, как дома Божия (проскомидия).
Дух Святый хранит Церковь незыблему и необориму никакими наветами вражиими, побеждает всех врагов, обличает ереси, расколы, секты.
Без руководства Церкви человек и с образованием, и с великими способностями впадает в величайшие пагубные заблуждения, как и наш русский писатель Лев Толстой.
Члены Церкви небесной - патриархи, пророки, апостолы, святители, мученики, преподобные, безсребренники, Христа ради юродивые и все святые - суть живые члены, имеющие живую, тесную связь с Церковью земною - со всеми иерархами, всем освященным собором и со всеми мирскими людьми православными. Они помогают нам своим представительством перед Богом, своими молитвами, своею многоразличною помощью, своими чудесами и часто своими личными явлениями.
Церковь есть чудное, премудрое, несокрушимое здание небесного Архитектора, Иисуса Христа, ипостасной Премудрости Отчей, премудро и всемощно создавшей мир и всю небесную и земную иерархию. Обратите внимание на состав церковного богослужения: какие несокрушимые связи церковные во всем его ходе! Везде в молитвах прежде всего является обращение верных к всемогущей Главе, Иисусу Христу, Которого она (Церковь) умоляет помиловать чад своих молитвами Начальницы мысленного назидания, Пресвятой Богородицы, затем предстательством честных небесных сил бесплотных, Предтечи, славных апостолов, святителей, мучеников, преподобных и всех святых. Какие крепкие связи членов с Главою, и каких членов! Поколеблется ли Предтеча в своих предстательствах, как трость, ветром колеблемая!? А Пресвятая Богородица: это - гора непоколебимая, на которую могут надежно опираться христиане верные! А апостолы и мученики непобедимые, непоколебимые всеми силами ада! А святители и преподобные: это столпы, неподвижные в вере и благочестии, поддержавшие веру Христову в гонениях от еретиков и соблюдшие ее целою и невредимою!
Святые и по смерти помогают благочестиво живущим на земле христианам, как отдельным лицам, так и городам и царствам, и видимо являются людям благочестивым со своим мощным заступлением. Сколько раз Св. Николай Чудотворец являлся призывавшим его с верою на земле, на море, во всех странах, где с верою призывалось имя ого. Сколько избавлено им людей от смерти. Сколько раз являлся с небесною помощью Св. великомученик Георгий Победоносец или Св. Сергий Радонежский, и множество святых! Святые как бы не умирали и живут с нами, в нуждах помогая нам.
Выписка из пророческой проповеди, произнесенной о. Иоанном в день св. Архангела Михаила 8 ноября 1902 года:
«Всеблагий и Всемогущий Владыка Церкви оградил ее бесчисленным множеством Своих огненных слуг - ангелов. Имея такое множество небесных предстателей, защитников и хранителей, во главе с Самим Господом, Церковь непобедима и врата адовы, вся сила ада, со всеми клевретами дьявола на земле, особенно нечестивыми и безбожными писателями и сектантами, не одолеют ее, хотя и усиливаются всеми мерами одолеть и низложить ее и перьями и местными погромами. Но нам, служителям Церкви, нужно ревностно охранять ее достоинство и честь и словом, и делом. Будем вспоминать с любовью и благоговением древних и новых ревнителей и защитников Церкви: апостолов, святителей, мучеников, преподобных и прочих святых и их славную победу над всеми врагами веры и благочестия и сами будем подражать их святой ревности. Будем твердо вести вверенный нашему духовному руководству народ православный к животу и благочестию. Ныне времена не лучше, чем времена Ария и Македония, или целое столетие бывшей иконоборческой ереси, из-за которой славно и победоносно пострадали многие св. отцы Церкви, коих слава неувядаема и полна вечного торжества и радости. И мы не боимся нынешних лаятелей на Веру и Церковь, ибо Подвигоположник наш и всемогущий Глава Христос всегда с нами есть и пребудет до скончания века, и нынешнее смутное время послужит только к большей славе Церкви Божией. Снятый же Архистратиг Божий не престанет предстательствовать за нас перед Господом, Аминь».
ПРЕПОДОБНЫЙ ИОАНН ХОЗЕВИТ, ЕПИСКОП КЕСАРИИ ПАЛЕСТИНСКОЙ
(Память 3/16 октября)
Святитель Иоанн родился в середине V века и происходил из благородной, богатой семьи египетского города Фивы. Приняв монашеский постриг от деда, который ранее стал монахом, Иоанн отправился в Иерусалим. Поскольку он был воспитан среди монофизитов и не признавал IV Вселенский Собор в Халкидоне, Божественная сила не позволила ему войти в собор Воскресения Христова и поклониться Святому Кресту нашего Господа. На следующую ночь он услышал во сне голос: «Так положено всяким еретикам, которые, отделяясь от общины святой истинной Церкви, не достойны поклоняться Животворящему Кресту Господню». Проснувшись, Иоанн поспешил в церковь, дабы принести покаяние и исповедать истинную веру.
Поклонившись святым местам, он несколько раз возвращался в Египет и в конце концов получил благословение духовного отца обосноваться в Палестине. Вернувшись в Святую Землю, Иоанн нашел небольшую пещеру в горах, в труднодоступном месте, называемом Хузива. Там он поселился, дабы пребывать наедине с Богом. Пищей отшельнику служили лишь скудные плоды диких растений. Так некоторое время он подвизался, неизвестный людям.
Но Господу было угодно открыть подвиги преподобного. Однажды к знаменитому подвижнику Ананию привели юношу, одержимого злым духом, дабы он излечил его молитвами. А святой Ананий смиренно отправил страждущего к Иоанну Египетскому. После продолжительных поисков родители юноши нашли пещеру Иоанна и стали умолять о помощи. Тот не мог противиться божественному знаку, но, поскольку считал себя недостойным просить о такой милости у Господа, изгнал демона именем Анания. С этого момента святой стал известен и к нему начали стекаться со всех краев, чтобы просить помощи и заступничества.
Через некоторое время преподобный Иоанн был, против своей воли, возведен в сан епископа Кесарии. Однако беспокойства и невозможность сосредоточиться, которые были связаны с обязанностями епископа, тяготили того, кто больше всего любил одиночество. Поэтому Иоанн отказался от сана, чтобы вернуться в пустыню. Но и там он не обрел покоя былых времен. Где бы он ни находился, верующие приходили просить знамений и чудес, которые Господь всегда являл ради Своего служителя. Сиявший на земле подобно звезде, Иоанн дожил до глубокой старости и мирно упокоился в Господе.
2/15 октября 2016 года с большим церковным благолепием отпраздновали и почтили память святых Киприана и Иустины в одноименном монастыре в Фили (ИПЦ Греции, Аттика).
В канун праздника была отслужена праздничная Вечерня, которую возглавил Митрополит Геронтий Пирейский и Саламинский. Он произнес слово, где рассказал о жизни святых мучеников.
В сам день Праздника монастырский храм был наполнен иподиаконами, диаконами, священниками и епископами. Божественную Литургию совершил Митрополит Киприан Оропосский и Филийский вместе с Митрополитом Хризостомом Аттикийским и Беотийским, епископами Софронием Сучавским из Румынской Старостильной Церкви, Анфимом Молдавским (викарием Кишиневской епархии) из Русской Зарубежной Церкви, Геронтием Пирейским и Саламинским, Фотием Димитриадским, Амвросием Мефонским, Дионисием Галатийским, Иосифом Ботошаньским и Климентом Гардикийским.
Можно "поздравить" новых раскольников с тем, что они, помимо своего раскола, впали и в ересь экуменизма. Точнее сказать, изначальное еретическое исповедание православия привело их к расколу. В своих "Вопросах и ответах" от 12 октября 2016 года, их представители, на сайте "rocana", будучи в своем уме и в согласии со своей совестью пишут: "В наше же время то, что мы считаем соборной Церковью, имеет вид раздробленных «осколков», не имеющих общения между собой".
Под защитой Панагии Портаитиссы и святой равноапостольной Нины, Его Высокопреосвященство, Митрополит Киприан Оропосский и Филийский, в качестве Местоблюстителя вновь созданной епархии в Глдани (ИПЦ Греции, Грузия), в очередной раз нанес пастырский визит в Святую Землю Грузии, еще и для того, чтобы отпраздновать Великий праздник Успения Божией Матери вместе с малым стадом истинно-православных христиан в этой стране.
Митрополита Киприана сопровождала группа паломников, состоящая из иподиакона Антония Агиокиприанитиса, десяти мирян и двух монахинь из монастыря Святых Ангелов.
Примерно в 3:30 утра, в пятницу, 13 августа 2016 г., священники и многие верующие с иконами и песнопениями встречали своего пастыря и его спутников с энтузиазмом в аэропорту Тбилиси, в соответствии с грузинским церковным обычаем, который отличается своим глубоким и искренним благочестием и благоговением по отношению к архиереям, любовью к Греции и непревзойденным гостеприимством.
Все вместе отправились к Соборной церкви Панагии Портаитиссы в Глдани, где Его Высокопреосвященство передал своим верным наилучшие пожелания от Блаженнейшего архиепископа Каллиника и Священного Синода.
В тот же день группа паломников посетила рано святые места Грузии: Мцхет, древнюю столицу Грузии, церковь Св. Креста в Джвари, церковь Двенадцати Апостолов (известную как Светицховели, или «Живой Столп»), монастырь Святого Стефана, монастырь Св. Нины и часовню святой Нины, гробницы святых монархов Мириана и Наны...
В субботу, 14 августа (по старому стилю), в Предпразднство Успения Божией Матери, вместе с Митрополитом Киприаном, настоятель приходской церкви Воскресения в Тбилиси - иеромонах Григол отслужил там Божественную литургию.
В тот же день группа греческих паломников посетила Великую Вечерню в Праздник Успения Пресвятой Богородицы в Соборной церкви Иверской иконы в Глдани, которая была заполнена до отказа. После полуночи, по обычаю, все присутствующие пели Молебный канон Божией Матери, после чего состоялся крестный ход вокруг храма.
В воскресенье, 15 августа (по старому стилю), все отмечали великий Праздник Успения Божией Матери, который является одним из национальных праздников Грузии. Его Высокопреосвященство литургисал вместе с отцами Василием и Вахтангом, Григолом и многими иподиаконами во главе с о. Антонием Агиокиприанитисом.
Женский хор пригласил монахинь из Греции, чтобы добавить некоторые византийские песнопения в грузинскую богослужебную традицию. Толпы верующих всех возрастов вышли вперед причаститься Божественных Тайн.
В конце Божественной литургии Его Высокопреосвященство рассказал о нежной заботе Божией Матери, Которая утешает и укрепляет верующих в наше сложное время, и помолился, чтобы Ее благословение было даровано также нашим грузинским братьям. Затем он говорил о святом Хризостоме Новом Исповеднике, чья святость была недавно провозглашена Греческой Церковью истинно-православных христиан, и чьи копии иконы распространены всем верным.
Затем состоялся крестный ход вокруг храма с остановками для молитв, чтения Евангелия и окропления святой водой.
На общей трапезе были провозглашены различные тосты, по грузинскому обычаю, на которых грузинские братья выражали свою благодарность архиепископу Каллинику, как Первостоятелю Церкви, и благословенной памяти Митрополиту Киприану I († 2013) за их пастырскую заботу об истинно-православных христианах Грузии.
В тот же день верующие из Греции отправились в исторический центр Тбилиси, где посетили Сионский собор (где находится Крест святой Нины), Metechi Bridge Святых Мучеников, церковь Св. Василиссы Шушаники, монастырь Святого Давида (с кладбищем, где захоронены известные грузинские церковнослужители, политики, писатели и художники), и поздно вечером - огромный Патриарший собор Святой Троицы.
Было приятно увидеть, как во всех храмах молящиеся мужчины, женщины и дети, заметив присутствие Митрополита Киприана, спешили испросить его благословения.
В понедельник, 16 августа (по старому стилю), состоялось паломничество в монастырь святой Нины в Бодбе, в котором находится одно из самых драгоценных духовных сокровищ Грузии: благодатная могила святой Нины, в которой священные мощи святой просветительницы иверийцев лежат и по сей день. Группа паломников прошла в лес, чтобы получить благодать и благословение от источника святой воды.
* * *
Во вторник, 17 августа (по старому стилю), в заключительный день пастырского визита Его Высокопреосвященства его попутчики пошли в гору Зедазени, чтобы посетить Божественную литургию в православной общине Честного Креста, чья маленькая и простая церковь посвящена Рождеству Богородицы. Служили отцы Василий и Григол, большое количество верных исповедовались, и почти все причащались.
После умилительного богослужения паломников из Греции провели по всему спартанскому комплексу, состоящему из келий и мастерских, где проживают 17 членов общины. Затем им предложили трапезу.
По случаю, один член Братства попросил Митрополита Киприана рассказать о своих впечатлениях от общины. После этого обмена опытом паломники отправились в ближайший монастырь Св. Иоанна, расположенный на той же горе, а затем на обратном пути они посетили монастырь Св. Шио, одного из двенадцати учеников св. Иоанна. Каждое святое место как бы повествует о жажде по пустынной жизни, внутренней аскетической борьбе и Божественной любви этих святых, которые одновременно оказались и великими миссионерами.
В Глдани, куда вернулись паломники с тем, чтобы попрощаться с храмом Иверской иконы, они получили последнее беспрецедентное гостеприимство грузинских братьев и сестер. Позже, около 4 часов утра, в аэропорт Тбилиси пришли все священники и толпы верующих всех возрастов, несмотря на ранние утренние часы, для того, чтобы увидеть провожаемых и выразить им благодарность.
Паломники вернулись в Грецию, прославляя нашего Всемилостивого Господа за такой полезный и незабываемый духовный опыт, который еще раз явил всем божественный дар Христианской любви, братства и дружбы, под покровом Пресвятой Богородицы.
ВЕРА
В марте 1929 года я приехала в Петроград, рассчитывая там обосноваться окончательно. Очень скоро удалось найти прекрасную комнату на Лиговской улице у вдовы барона Гревенец (крестницы императора Николая II, дочери генерала Мина). Она очень хорошо меня приняла, так как боялась принудительного заселения, которое тогда широко применялось, и понимала, что от меня зла ей не будет. Приближалась моя первая экзаменационная сессия в Институте истории искусств: мечта, казалось, начинала сбываться. Я поселилась в чудесном, на этот раз северном городе, полном для меня нераскрытых тайн, со множеством неизвестных мне, но теперь доступных храмов, дворцов, музеев. Здесь же находился храм Воскресения на Крови с исключительным составом духовенства: о. Феодор Андреев, о. Василий Верюжский (настоятель), о. Сергий Тихомиров, о. Николай Прозоров, о. Никифор Стрельников. Все они, кроме о. Василия Верюжского, погибли. Там же служил епископ Гдовский Димитрий (Любимов). Когда он выходил, благословлял народ, то за словами архипастырской молитвы: «Да будут милости великого Бога… со всеми вами», — чувствовался настоящий служитель Великого Бога.
Епископ Григорий (Граббе, 1902-1995)
Покровъ Пресвятыя Богородицы
Пресвитерскую хиротонию иеродиакона Гавриила (Кондрашова), бывшего клирика московского подворья Оптиной пустыни РПЦ МП, совершил 6 октября, на праздник Зачатия св. Иоанна Предтечи, епископ Рашко-Призренский Артемий, прервавший общение с официальной Сербской патриархией из-за ее "причастности к ереси экуменизма" и лишенный этой патриархией своего сана. В настоящее время епископ Артемий возглавляет Рашко-Призренскую епархию Сербской Церкви в изгнании и ведет переговоры о сближении с разными Истинно-Православными Церквами.
К 30 октября – Дню памяти жертв политических репрессий – «Стол» продолжает публиковать воспоминания людей, прошедших через жернова советской карательной машины. Думаем, современному читателю будет полезно ознакомиться с методами «работы» сталинских органов.
... Во второй раз увидела я батюшку в Шамордине в 1888 году, где он прожил при мне девять дней с половиной, от 19 июля вторника (св. преп. Макрины) и до 28-го, четверга (апп. Прохора и Никанора). Батюшка сам говорил потом: "Я прожил в Шамордине девять с половиною дней, и так было тепло и хорошо, а сюда приехал — опять холода". Я в это время гостила в Шамордине. Долго мы ожидали батюшку, еще в первых числах июля прошел слух, что он собирается к нам, но мы от радости и верили и не верили и боялись даже говорить об этом, особенно страшились перемены погоды. Главным образом его задерживали оптинские гости: Соломон, министр Тизенгаузен и другие важные особы, которые давно не видели батюшку и приехали с этой целью и гостили в Оптине, так что нас в это время и не пускали туда. Да и на самом деле батюшка был очень занят: летом народу в монастыре вообще бывает больше, особенно простого классу, и батюшка всех принимает без разбору.
«Для меня совершенно неожиданным открытием в монастыре было то, что один человек может просто совершенно безумно, очень громко и в течение получаса кричать на другого человека. То есть настоятель на братию…» 
Монастырь Святых Ангелов (греч. Μονή Αγίων Αγγέλων) — православный женский монастырь Оропосской и Филийской митрополии греческой старостильной ИПЦ Греции (Синод архиеп. Каллиника).
...Сын Божий насадил на земле единую Церковь под СВОИМ главенством и управлением Духа Святого и в ней дал все средства к восстановлению разрушенного союза с Богом через учение и Таинства, через руководство пастырей, дал крещение, миропомазание, покаяние, богослужение, поучение постоянное в Слове Божием. Теперь, кто хочет жить в святом союзе с Богом, будь в союзе с Церковию учащею, священнодействующею к святости и правде и Царствию Божию - и спасешься.
1/14 октября 2016 г. Престольный Праздник в Покровском женском монастыре в Княжево (Болгарская Православная Старостильная Церковь).
2/15 октября 2016 года с большим церковным благолепием отпраздновали и почтили память святых Киприана и Иустины в одноименном монастыре в Фили (ИПЦ Греции, Аттика).
