Второй пастырский визит в Святую епархию Тбилиси (Грузия, ИПЦ Греции)
(25-30 сентября (ст. ст.) 2015 г.)
После посещения Швеции (18-23 сентября 2015 г., по старому стилю) Митрополит Киприан Оропосский и Филийский с группой греческих верных нанес следующий визит в Святую епархию Глдани (Тбилиси, Грузия).
Восемнадцать месяцев назад Священный Синод Блаженнейшего архиепископа Каллиника доверил Митрополиту Киприану эту епархию, которая имеет специфические проблемы, связанные с разными национальностями их малой паствы.
В четверг, 25 сентября (память преподобномученицы Евфросинии), после Престольного праздника в монастыре Панагии Миртидиотиссы в Aphidnai (Афины, Греция), владыка Киприан с группой паломников путешествовал по воздуху в Тбилиси, среди которых были также отец Георгий Ян и иподиакон Антоний Агиокиприанитес.
После долгого и довольно неудобного путешествия, с остановкой в Константинополе, путешественники прибыли в аэропорт Тбилиси в 5:30 часов вечера, где они были глубоко поражены, ощущая большую радость во Христе: огромная толпа верных с иконами, хоругвями, крестами, флагами и греческо-грузинским пением пришли выразить свою любовь и уважение своим православным братьям из благословенной Греции.
Во главе верующих были их местные священнослужители: архимандрит Григорий и преподобные пресвитеры - о. Гавриил и о. Вахтанг. К сожалению, епископский представитель - отец Василий отсутствовал из-за болезни сердца: он был прикован к постели в больнице.
Все направились в кафедральный собор Панагии Портаитиссы в Глдани, где и были приняты в соответствии с церковным чином. После недолгих молитв благодарения гости ознакомили присутствующих с Посланием единства от имени Священного Синода ИПЦ Греции и греческих братьев и сестер во Христе, а также призвали всех к духу смирения, любви и самопожертвования, что поспособствует еще большему укреплению тесной связи между членами Церкви.
После еды владыка Киприан посетил отца Василия в больнице, в целях духовного укрепления его в скорби, а также прочитал над ним соответствующие молитвы о болящих. Греки были весьма приятно удивлены глубоким благочестием и уважением, какое оказала молодая группа медсестер по отношению к священству из Греции: с легким поклоном, они скромно и смиренно попросили благословения у духовенства!
Было уже довольно поздно, когда гости вернулись в свой отель после физически утомительного дня, еще одного, насыщенного богатым духовным опытом.
В пятницу, 26 сентября (празднование святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова), вместе с отцами Григорием, Вахтангом и группой верующих и певцов, владыка Киприан отправился на гору Зедазени (двадцать пять километров за пределами Тбилиси), верхушка которой достигает 1200 м., где два десятилетия тому назад была основана Община и Братство Иверской иконы и Честного Креста.
Священная гора встретила гостей окутанной в свои величественные осенние одежды густого тумана. В простой и бедной церквушке общины, числом в тринадцать человек, отопление производит дровяная печь. Митрополит Киприан отслужил Божественную литургию с отцами Георгием и Вахтангом и с монахом Антонием в качестве иподиакона.
Это было, по внешнему виду и духовной атмосфере, как в катакомбах. Певчие, уединенное место, использование греческого, грузинского и славянского языков, отсутствие основных богослужебных предметов, общее декламирование Символа Веры и молитвы Господней, простота и слезы на глазах, самобытные местные иконы (некоторые довольно большие), отсутствие стульев и терпеливое стояние, участие большинства присутствующих в причащении Святых Таин (после перерыва, во время которого двое священников исповедовали), краткая проповедь о любви (причем, память была святого апостола Иоанна, "ученика любви") и другое - производили впечатление, как будто все находились в горнице в день Пятидесятницы ....
Божественная литургия закончилась в 1:30 вечера, и гости отбыли в 4:30 вечера, чтобы посетить близлежащий известный исторический монастырь Святого Иоанна Зедазени, где располагается его могила. Это место и здание шестого века рождают чувство священного трепета и спонтанной молитвы благодарного славословия ко Господу и Богу нашему, Который дивен во Святых Своих.
Затем греческие паломники во главе с Высокопреосвященнейшим владыкой Киприаном посетили место в селе Akhatani, в тридцати пяти километрах от Тбилиси, где отец Григорий приобрел часть имущества для основания здесь маленького монастыря. Греки осмотрели землю и существующие здания для того, чтобы получить представление об этом месте и перспективах столь серьезного предприятия.
Возвращаясь в Тбилиси, гости совершили паломничество еще в два исторических места, имеющих большое духовное значение. Вначале это был Крестовоздвиженский храм в Джвари, построенный на месте, где Святая Нина повергла идолов своими молитвами и где был воздвигнут крест Господа нашего (основание которого до сих пор существует), и ниже которого течет река, в которой грузины были крещены в четвертом веке. Затем греки посетили изумительный храм Святых Апостолов (известный как Светицховели, или "Живой Столп"), в древней столице Мцхета, который служил престолом Грузинского патриархата в четвертом веке. С этой церковью связаны могила святого Сидония и Святого Хитона Господа нашего. Близлежащий монастырь Св. Нины, в котором находятся гробницы первых Святых монархов - Мириана и Наны, и часовня (место, где изначально жила святая равноапостольная просветительница Нина) все еще были открыты (в 7:30 часов вечера). Гости помолились там, и исполненные благодатью, благословениями и благодарением Богу, вернулись в столицу.
В течение дня владыка Киприан обсуждал различные церковное вопросы с отцом Григорием. Они разработали программу для следующих дней, а также владыка поручил о. Григорию составить список Грузинских Святых.
В субботу, 27 сентября (празднование святого апостола Аристарха и священномученика Каллистрата), Митрополит Киприан со своими священнослужителями совершили Божественную литургию в приходской церкви Успения Богородицы в Глдани, основатель и настоятель которой - отец Гавриил (с 2005 г.). Затем последовала трапеза, во время которой атмосфера была очень теплая и братская, с очень интересными и назидательными обсуждениями. После трапезы владыка Киприан с духовенством провели собрание, на котором долго обсуждались вопросы канонического порядка, этнические проблемы (в Тбилисской и Аланской епархиях), а также ситуация, возникшая после крайне враждебных выпадов Грузинского патриарха против Истинно-Православной Церкви в Греции.
Вечером все пошли в церковь Панагии Портаитиссы для служения вечерни, утрени и первого часа, в соответствии со Славянским Типиконом... После легкого приходского ужина гости вновь отправились в больницу, чтобы посетить отца Василия, которому стало лучше, и появилась надежда, что он сможет вернуться к себе домой в ближайшие несколько дней, хотя служить пока не сможет. Все снова были удивлены совершенной скромности и благочестию медсестер, так как они испросили благословения у священства, подходя по одной. Их манеры были такими, что можно было подумать, что это были не женщины, а Ангелы.
В воскресенье, 28 сентября (празднование Святого Харитона Исповедника), все духовенство, кроме отца Василия, участвовало в Божественной литургии, которая служилась в Иверской церкви. Это явилось источником великой радости для греков, так как первый раз после соединения греческих Синодов (в марте 2014 года) греческое духовенство в Грузии служило вместе. Огромный храм был весь переполнен. Пение и прошения совершались на грузинском, славянском, греческом языках. Внутри алтаря было много мальчиков, которых о. Антоний начал обучать систематически. За аналоем, как обычно, располагался прекрасный хор, состоящий из женщин с хорошими голосами и музыкальным образованием.
Литургия началась в 10 часов утра и закончилась в 12:45. Большинство верующих причащались Святых Таин. Такое большое участие в Святом Причастии было действительно очень приятным сюрпризом. Во время причащения духовенства, была произнесена проповедь, в которой говорилось о ежедневном чтении Евангелия, о покаянии, которое выражается в смирении, самобичевании и любви. Проповедь была переведена с греческого на русский о. Георгием Яном, а затем на грузинский - о. Григорием.
Однако не обошлось без искушения. К концу литургии греки начали чувствовать себя плохо, и вскоре их охватила лихорадка, в сочетании с физической слабостью, и неприятные симптомы болезни оставались всю оставшуюся часть дня. Тем не менее, превозмогая себя, они вынуждены были принять участие в общем собрании во второй половине дня, с последующим вечерним совещанием, которое продлилось до полуночи, с помощью Божией и святой Нины.
Вечером состоялся Собор, в котором, приняв приглашение, небольшая группа верующих собралась в Иверской церкви, чтобы обсудить различные духовные вопросы. В частности, рассматривался вопрос о правильном восприятии Бога, так как качество наших отношений с Ним зависит от этого. Является ли Бог строгим карателем и неумолимым судьей, который требует возмездия, чтобы простить нас? Или Он сочувственный и сострадательный Отец, Который великодушно прощает нас, когда мы каемся и возвращаемся в Его объятия? Мы должны спросить себя: наше отношение к Господу, как раба к своему хозяину, наемного служащего к его Работодателю или как сына к Отцу? Очень опасно представлять приземленный образ Божий; мы не должны опускать образ Бога до низкого уровня.
Позже, с девяти до полуночи, у греков была встреча с небольшой группой из семи верующих (трое мужчин и четыре женщины), которые изложили свои проблемы и сомнения относительно различных вопросов, касающихся Святой епархии в Грузии. Атмосфера была миролюбивая и сердечная. Было отмечено, что все должны сохранять дух любви, единства, уважения и умеренности во все времена, действуя осмотрительно и мудро. Договорились о продолжении молитв, пока греки не вернутся после Пасхи, если даст Бог, после чего будут приниматься дальнейшие шаги, чтобы сохранить единство духовенства и верных.
В понедельник, 29 сентября (празднование святого Кириака отшельника), архиерейская литургия была отслужена в приходской церкви Вознесения Господня в Глдани, настоятелем которой является отец Григорий, а затем все отправились в паломничество на могилу святой Нины в Бодбе, к востоку от Тбилиси. В паломничестве не смог участвовать только Митрополит Киприан, по причине сильного недомогания.
Во вторник, 30 сентября (память святителя Григория - просветителя Армении) в 11:15 (по местному времени), греческие паломники вместе с владыкой Киприаном вылетели в Константинополь. Погода была весенняя, а в аэропорт Тбилиси гостей провожали благословенные люди, которые сопровождали их во время всей поездки. Вместе с мирянами были также отцы Вахтанг, Гавриил и Григорий. Заранее греки посетили Иверскую церковь для того, чтобы поблагодарить Пресвятую Богородицу за благословенное гостеприимство, которое им оказали в ее стране и помолиться за безопасное путешествие в Грецию. Гости также посетили напоследок отца Василия в больнице.
Это был действительно значимый пастырский визит, несмотря на усталость и телесные человеческие немощи. Суть этого посещения в том, чтобы укрепить узы любви верных, помогая своему духовенству и мирянам, чтобы выйти из своей изоляции и замкнутости и возгревать взаимное доверие и сотрудничество, основанное на чуде: "Сила моя в немощи совершается»...
Слава Богу за все!
Пер. с англ. (с незначительными изменениями и небольшими сокращениями)
В понедельник 9 ноября (н. ст.) 2015 г. в монастыре Св. Артемия Коридаллоса (Аттика, ИПЦ Греции) состоялось погребение настоятельницы обители - игумении Исихии, которое возглавил Блаженнейший Архиепископ Калинник в сослужении Митрополитов Хризостома Аттикийского и Геронтия Пирейского.
Покойная игумения Исихия родилась в 1932 году в селе Христос на о. Крите. Она была девятым ребенком в семье простых и благочестивых людей, которые занимались возделыванием земли. В 1948 году она поступила в сестричество монастыря Св. Артемия Коридаллоса. Прилежно подвизаясь в обители, м. Исихия, наконец, приняла игуменство.
Матушка Исихия, ребенок оккупации, росла среди больших испытаний; она очень хорошо знала что означает бедность, голод..., поэтому всегда давала милостыню сиротам, вдовам, всячески их поддерживала...
В течение целых 67 лет она не оставляла делания покаяния. Попрощаться с матушкой Исихией на погребение прибыли делегации из других монашеских братств: Пиреи, Саламины, Аттики и Пелопоннеса.
Те, кто знал игумению Исихию, безусловно, помнят эту доброжелательную высокую, как кипарис, монахиню, неутомимую, громкоголосую, с большой любовью заботящуюся о своей монастырской общине...
В дореволюционное время о.Владимир окончил физико-математический факультет Московского Государственного Университета. Впоследствии был профессором физики того же университета одновременно со своим отцом, профессором по иной кафедре. Во время революции он оставил учёную карьеру и стал скромным целибатным священником, очевидно, приняв тайное монашество. Бывший профессор понимал, что Россия нуждается не столько в учёных профессорах, сколько в священстве.
Ещё в студенческие годы старец Оптинский иеросхимонах Амвросий, назвал его старцем. Это было так. У старца Амвросия были посетители, и речь зашла о старчестве. О.Амвросий объяснял, что старчество — это особый дар Божий, не связанный с иерархическим положением в Церкви, а также и с возрастом. Посмотрев в окно, он обратил внимание собеседников на одного студента, проходившего по двору.
— Вот, видите, это — студент. А он ведь уже — старец. Он может дать другому верный духовный совет, как жить, как спасаться, как бороться со страстями. И это — редкий дар Божий.
Прошли годы. Студент наряду со своим отцом стал профессором Московского ун-та. Потом сын принимает священство, служит в Москве. С опубликованием Декларации, объявившей советскую власть богодарованной, о.Владимир отходит от митр.Сергия. Когда все московские церкви, страха ради власти советской, стали сергианскими, как перед тем становились обновленческими, о.Владимир служил в Сербском подворье, подчиняясь Сербскому патриарху. Старец многих окормлял, особенно тайно, среди учёного мира.
Он имел обыкновение произносить очень короткие, но содержательные проповеди-призывы, по 2-3 минуты, в духе кратких святоотеческих, аскетических наставлений. Эти проповеди не утомляли, а, наоборот, способствовали молитвенному настроению и сосредоточенности.
В своей деятельности он придерживался правила прп.Исихия Иерусалимского, учившего, что внешнее есть враг внутреннего, поэтому старец тщательно избегал всего, могущего явиться какой-то саморекламой. Всё его духовное делание было сокрыто от людских взоров. Видимо, к концу жизни он был монахом и носил имя Серафима. Но это не было достоянием гласности.
Со стороны советских властей он, конечно, был преследуемым. Его неоднократно арестовывали, и он сидел не только в тюрьме, но и в лагерях. Поэтому, освободившись, он скрывался и руководил тайными, катакомбными общинами верующих. Он всех наставлял не иметь никакого общения с советской сергианской церковью, потому что она «политическая лжецерковь», слившаяся с богоборной советской властью.
Рассказывает один из окормляемых старцем московских священников:
Случилось так, что вместе с батюшкой Владимиром были арестованы и мы, священники, пользовавшиеся его духовным руководством. Держали нас в Бутырской тюрьме, в многолюдной камере, наполненной сплошь священством разного толка. Были здесь и обновленцы, и новообновленцы. Мы держались особо, нашу группу объединял наш старец. Он всё время пребывал в молитве. Подошёл день Святой Троицы. Мы встали рано и молились, стоя у большого окна, несколько затемнённого тюремным козырьком, или «намордником». Мы даже провели и великую вечерню с чтением коленопреклонных молитв, которые по памяти прочёл старец. А после этого, так как нам Господь послал получить с передачей запасные дары, мы все, во главе со старцем, причастились... Только у нас было недоумение, куда деть ту тонкую бумагу, в которой были дары? Ведь на ней оставались незримые их частицы. Старец сказал нам, что эту бумагу необходимо сжечь на внешнем подоконнике, обтянутом оцинкованной жестью. Так мы и сделали. Но остался лёгкий пепел, и опять мы недоумевали, что делать с ним? Папиросная бумага сгорела быстро, и с такой же быстротой на подоконник спустился белый голубь, вмиг поклевал весь пепел и исчез за козырьком. Мы поражены были виденным. Святое чудо совершилось на наших глазах. Символ Духа Святого, белый голубь потребил сожжённые незримые остатки Святых Даров. Со слезами умиления старец сказал: «Возблагодарим Господа!»
Церковь Катакомбная на земле Российской // «Православная жизнь». №№ 10-12. 2002. Джорданвилль. США.
Протоиерей Владимир Богданов (19.4.1865 — 10.11.1931) — родился в Москве; его отец, А.П.Богданов, знаменитый русский антрополог и зоолог, директор Московского зоологического музея. После окончания физико-математического факультета Московского университета (1888) преподавал в 1-м Московском реальном училище (1888-1900). Заведовал отделами чтений по физике и естествознанию в Комиссии по устройству общеобразовательных чтений для московских рабочих (с 1902). Кандидат математических наук. Товарищ начальника отдела прикладной физики Политехнического музея (1900-1917). Духовный сын прот.Валентина Амфитеатрова, ученик прп.Варсонофия Оптинского, неоднократно обращался за советами к прп.Варнаве Гефсиманскому. Рукоположен во иерея целибатом (17.5.1914). Служил в храмах (1915-1927); Спаса Преображения на Песках в Спасопесковском переулке; апостола Филиппа (Иерусалимское подворье); прп.Серафима Саровского при Серафимовском комитете помощи раненым на Сивцевом Вражке (настоятель до 1921). От епископской хиротонии, предложенной патр.Тихоном, отказался. Был в тайном постриге (с именем Серафим). Подолгу жил в Дивеевском и Серафимо-Понетаевском монастырях, в Аносиной пустыни — Арестован (1923). Сидел в Бутырской тюрьме. В 1923 (1924?) находился в ссылке в Зырянском крае (Усть-Сысольск, Усть-Вымь, с.Корчемье) вместе с митр.Кириллом (Смирновым), архиеп.Фаддеем, архиеп.Неофитом, еп.Николаем и еп.Афанасием (Сахаровым). См. записанные его духовными детьми «Практические советы духовной жизни» (Жизнь вечная. М. 1995. № 12, с.4-13). Последнюю Литургию служил в Москве 13.4.1927. Находясь в оппозиции к митр.Сергию (Страгородскому), служил в сельских храмах и дома. В последние годы нелегально жил в пос.Пушкино под Москвой, где и скончался. Похоронен на городском кладбище Сергиева Посада.
«Пастырь добрый». Жизнь и труды московского старца протоиерея Алексея Мечева. М. «Паломник». 2004. Прим.217, с.724.
В древнейшем и великолепнейшем из наших Киевских храмов, в св. Софии есть удивительное изображение — это запрестольная мозаика — Таинство Причащения.
Мозаика эта совершенно необычайна по своему замыслу. Таинство Евхаристии,— а, между тем, мы как будто не видим ничего, что напоминало бы нам тайную вечерю, как мы ее привыкли представлять, и как она происходила в действительности две тысячи лет назад. Нет здесь ни Иерусалимской горницы, ни утвержденного посреди стола для совершения вечери, ни возлежащих за трапезою.
В середине сень, и под этой сенью престол. Это как бы храм, алтарь, хотя определенных очертаний храма и нет. По обе стороны сеней ангелы с рипидами. Они склоняют репиды над Христом Спасителем. Он в изображении повторен. С одной стороны Он с Божественным хлебом, с другой — со Святой Чашей. С обеих сторон подходят к Нему склоненные апостолы, чающие принять от Него святыню жизни, Его пречистое Тело и Его Животворящую Кровь.
Это изображение символическое. Перед нами не историческое событие раз совершившееся в определенный момент и в определенном месте. Перед нами таинство, спасающее мир, чудо, вечно повторяющееся и неизменно пребывающее в сердцевине бытия. Здесь нет времени и ограничения места. Мы как будто не на земле, а в каком-то золотом пространстве. Земля здесь обозначена под ногами Апостолов даже темной полоской. Мы в вечности. И в вечности открывается нам смысл самого великого, самого святого, что есть в жизни — Божественной Евхаристии. О нем, об этом смысле говорят и греческие слова Евангелия, начертанные наверху мозаики: «Приимите, ядите…».
Это изображение, таинство причащения невольно вспоминается, когда мы только начинаем размышлять о литургии верных, об этом величайшем священнодействии христианства.
Литургия оглашенных кончилась. Оглашенные, прослушав прочитанные о них молитвы, вышли из храма. В древности не они одни должны были оставлять храм, в это время вместе с ними должны были удалиться и кающиеся, обличаемые своею совестью в каких-либо тяжких грехах, служивших препятствием для предстояния у престола в последующие страшные минуты. «Никто против кого», «никто в лицемерии»,— таковы дьяконские возгласы древних литургий. Они удаляют за двери храма в глухую ночь внешней тьмы, всякие остатки ползучего, липкого греха, ни одна капля мутной пены земного хаоса не захлестывала в святом ковчеге, ни один звук мирского шума и сутолоки не достигал к священному пределу.
Этого мало, по древней практике в эту минуту уходили из храма и те из верных, которые почему-либо не могли причащаться во время предлежащей литургии. Во время того, что должно следовать дальше, нет места праздным зрителям, нет места тому, кто пришел только постоять в углу, или осенить себя крестным знаменем. Здесь — пир веры. Здесь место только тем, кто хочет и может быть одним из возлежащих на пире, одним из сотрапезников Небесного Царя, кто дерзает перейти через заветную черту и приступить к самому великому и страшному, что есть в жизни.
В древности именно в этот момент священнослужители первый раз входили в св. алтарь. Малый вход был прежде моментом, в частности в Великой Константинопольской Церкви, когда впервые в храм вступал епископ, до этой минуты священнодействовали пресвитеры, но все священнослужители во время литургии оглашенных оставались посреди храма, алтарь же был закрыт св. завесой. И только, когда оглашенные, кающиеся удалялись, открывался алтарь, это святое святых храма, и священнослужители приступали к св. трапезе. Остатком этой древнейшей практики в нашей литургии является то, что именно в этот момент положено открывать св. антиминс. Правда, обыкновенно это делается раньше во время сугубой ектинии, но это явная неправильность, несоответствующая самому смыслу этого священнодействия. Служебник совершенно определенно предписывает открывать именно в начале литургии верных. Антиминс с заключенной в нем частицей св. мощей и есть именно св. трапеза, соответствующая тем мученическим гробницам, на которых в древности совершалось св. таинство. В последующей молитве, после раскрытия антиминса священник возносит благодарность за то, что он удостоился предстать перед св. трапезой.
Вот начинается литургия верных. Первое мгновение после начала, было мгновение полной тишины. Церковь погружалась в полное молчание, продолжавшееся несколько минут. Что же означало это молчание? Это была первая молитва верных, произносившаяся в молчании «тайная молитва» в собственном смысле слова. Прежде чем приступить к общей молитве и общей жертве, каждый верующий должен был совершить свою собственную жертву, должен был тайно и совершенно свободно принести Богу личную молитву свою, рассказать Богу о своем сокровенном и личном, чтобы потом уже в дальнейшем совершенно отрешиться от всего личного и слиться со всею церковью в одном общем молебно-благодарственном гимне.
Вслед за этой тайной молитвой священнослужитель начинал возносить перед св. трапезой моление от лица своей церкви.
В этих молитвах литургии верных нет уже ничего земного, ничего временного, в них только одно устремление к грядущему чуду. В них душа в покаянном порыве ищет окончательного освобождения от всего темного и недостойного, хочет сбросить с себя всю свою ветхость и немощность, чтобы обновленной и преображенной дерзновенно приступить к святейшему таинству. В последующих молитвах, в молитвах Евхаристического канона мы не находим даже покаяния, там только хвала, только благодарность, только светоносная тайна, раскрывающаяся в огненных глаголах. Здесь в первых молитвах литургии верных последний порыв покаяния, последнее омовение и очищение души, восходящей к престолу вечности.
Прежде всего священник благодарит за то, что снова удостоен предстоять пред св. трапезой. Потом он просит, чтобы Бог сотворил Своих служителей приносить моления, мольбы и бескровные жертвы, «удовлил» бы их, т. е. дал бы им довольно силу Своего св. Духа, чтобы они проходили свое служение в чистом свидетельстве своей совести. В другой молитве он просит об очищении душ и телес от всякой скверны плоти и духа, просит, чтобы все верующие неповинно неосужденно причастились св. Тайн — новое доказательство того, что в древности все присутствующие на литургии были причастниками.
Наконец, следует тайная молитва, читаемая священником тогда, когда уже воспевается херувимская песнь, эта молитва довольно позднего происхождения и глубоко личного характера. «Никтоже — молится священник — никтоже достани от связавшихся плотскими страстьми и похотьми приходити или приближитися или служити Тебе Царю Славы: еже бо служити Тебе велико и страшно и самем небесным силам». В мгновение ока, как на страшном судилище Христовом, проходит перед священником его жизнь. Явися жизнь его деяний и тайная летопись его сердца. В сознании своего совершенного бессилия своей греховной запятненности, небрачной поруган-ности своих одежд стоит он перед поедающим огнем Божества. И голос пробужденный и сбросивший с себя обыденный тлен совести, громко обличает и спрашивает — тебе ли предстоять у престола и твоими ли руками совершать мироспасительную службу? Но из глубины этой немощи и из мрака собственного сердца подымаются взоры к Единому Чистому, к Единому Безгрешному. «Но обаче неизреченного ради, безмерного Твоего человеколюбия непреложно и неизменно был еси Человек и Архиерей нам был еси». Мысль этих слов должна проникнуть не только в сердце священника, но в сердце каждого верующего.
Вот перед нами священник, это такой же человек, как мы, с такими же, как у нас, человеческими слабостями, несовершенствами, немощами, если бы мы захотели и если бы это было нам позволено, мы даже сами могли бы указать на эти немощи и пересчитать многие из них. И вот он, этот слабый человек и грешный, вот сейчас перед нами совершит спасающее мир чудо, святейшую службу.
Нет, не он совершит эту службу, не он истинный совершитель таинства. Есть Некто, есть Другой, облеченный в непорочность и славу. Он-то предвечный первосвященник, Божественный Архиерей, Он Сам священнодействует в эти мгновения за божественной литургией. Как во время архиерейской службы, служит архиерей, а пресвитеры только сослужители, так в другом, гораздо более глубоком и таинственном смысле священник всегда только сослужитель таинственного Архиерея, неизменно возносящего святое приношение. И не ангелы священнодействуют вместо недостойных священников, как это думают некоторые и как это ошибочно утверждается в некоторых очень поздних молитвах и акафистах. Ангелы не имеют права и силы совершения таинства, они только, как говорит одна молитва из чина елеосвещения «желают приникнути» к святейшей тайне, они тоже только помощники и сослужители, истинный совершитель таинства Христос, Свет и Спаситель мира.
Поэтому грешно и нехорошо, когда мы слишком большое внимание обращаем на то, кто, какой священник служит литургию или преподает нам св. причастие. Мы должны помнить, должны сознавать, что, если только мы в храме православном, где совершается истинная служба, то совершает ее всегда Один, всегда Он, всегда Христос. Он священнодействует. Он причащает, непосредственно из Его рук получаем мы хлеб жизни. В лучах Его света должно теряться для нас знакомое нам лицо земного служителя, земного священника.
И в этой молитве Херувимской песни, склонившийся перед св. престолом, священник исповедует предвечное архиерейство Христа Спасителя, встречая Его истинного совершителя тайны, как бы передает Ему свои полномочия, свое священство, становясь рядом с Ним у божественной трапезы. В этом сознании Его близости, Его непосредственного участия в служении для священника источник и чувства бесконечной ответственности и вместе с тем дерзновения, несокрушимой уверенности в том, что никакие несовершенства и немощи его человеческого, слишком человеческого существа, не остановят хлынувших из разверстых глубин огненных волн вечности. «Ты приносяй и приносимый, Ты приемляй и роздаваемый»,— так говорит священник Тому, приближение Кого чувствует он всем своим существом в эти мгновения.
В эти минуты верующие воспевают молитву, именуемую Херувимской песнью.
Есть слова, может быть, мало доступные для нашей мысли, может быть, непонятные, но почему-то от них, от слов этих трепетно волнуется душа, замирает сердце.
«Иже херувимы, тайно образующе…»
Я думаю, что не все из тех, кто знает эту молитву наизусть, понимают ее до конца, дают себе отчет в каждом слове. Это действительно трудная, мало понятная молитва. Но почему же от них, от этих непонятных слов, каждый раз, когда мы их слышим, а ведь сколько раз мы их слышали, почему умиленное сердце тает от них, как воск от огненного пламени? Почему и церковь именно для этих слов, для этой молитвы установила совсем особые, особенно-торжественные, особенно-волнующие напевы? И почему как-то само собой преклоняются колени у множества верующих при словах этих?..
«Иже херувимы тайно образующе…» Херувимы… Кто это такие, что знаем мы о них? Это — один из ангельских чинов, один из небесных воинств.
Там, в горнем мире, возвышающемся над нами, бьющем своими крылами в утончающиеся по временам и становящиеся прозрачными грани нашего земного бытия, там своя иерархия, свое чиноначалие, свое многообразие служений и степеней восхождения… Начала, власти, господства, силы, престолы… мы не понимаем ни этих различий, ни самых этих имен. Да и не нам с нашим плотским и земным умом пытаться проникнуть в тайну этих различий. Мы знаем, что херувимы и серафимы — это высочайшие степени ангельского чиноначалия, небесной иерархии, ближе всего предстоящей к престолу Господней славы.
В Библии пророк Иезекиил в первой и потом в десятой своей книге говорит о херувимах.
Пророк рассказывает здесь о видении им божественной славы, о бывшем ему богоявлении. Как Моисей в купине, как Илия в тихом веянии ветра, как Исаий в храме, так и Иезекииль при реке Хораве видел Бога. И видение это было особым, неповторимым, непохожим на другие откровения божественного величия. О нем рассказывает пророк в своей книге, рассказывает настолько, насколько можно рассказать о неизреченном, рассказывает на языке человеческих образов, человеческих символов и подобий.
«И я видел,— говорит пророк,— и вот бурный ветер шел от севера; великое облако и клубящийся огонь и сияние вокруг него, а из середины его видно было подобие четырех животных,— и таков был вид их: облик их был как у человека; и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла, а ноги их, ноги прямые и ступни ног их, как ступни ног у тельца, и сверкали как блестящая медь и крылья их легкие, и руки человеческие были над крыльями их… Подобие лиц их, лицо человека и лицо льва с правой стороны у всех четырех, а с левой стороны лицо тельца у всех четырех и лицо орла у всех четырех… И вид этих животных был вид горящих углей, как вид лампад, огонь ходил между животными и сияние от огня, и молния восходила из огня… И смотрел я на животных и вот на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их… И все тело их, и спина их и крылья их и колеса кругом были полны очей, все четыре колеса их… И когда шли животные, шли колеса подле них, а когда животные поднимались от земли, тогда поднимались и колеса. Куда дух хотел идти, туда шли и они, куда бы ни пошел дух, и колеса поднимались наравне с ним. Ибо дух животных был в колесах… Над головами животных было подобие свода, как вид изумительного кристалла простертого сверхе над головами их… а над сводом было подобие престола по виду, как бы из камня сапфира, а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем. И видел я, как бы пылающий металл, как бы вид огня внутри его. От вида чресл его и выше и от вида чресл его и ниже я видел как бы некий огонь и сияние было вокруг него. В каком виде бывает радуга во время дождя, такой вид имело это сияние кругом» (Кн. преп. Иезек., гл. I, гл. X).
Эти таинственные существа, явившиеся пророку, носившие образ животных, как воплощение напряженной жизненной силы, как мы узнаем из десятой главы пророческой книги, херувим славы, а Тот, Кого пророк не может описать на человеческом языке, о Ком говорит нагромождая бесчисленные, ограничительные понятия: «подобие», «как бы», «вид»,— это был Сам Владыко ангелов и людей, почивающий в мире света на колеснице херувимской.
Св. Макарий Великий в своей первой беседе говорит о том, что видение пророка Иезекиила имеет помимо других смыслов еще особый смысл непосредственно относящийся к нашей душе.
«Пророк,— говорит преподобный,— созерцал тайну души, имеющей принять Господа своего и сделаться престолом славы Его. Ибо душа, которую Дух, уготовавший ее в седалище и обитель Себе, сподобил приобщиться света его и осиял красотою неизреченной славы Своей, делается вся светом, вся лицом, вся оком, нет у нее ни одной части не исполненной духовных очей света, т. е. нет в ней ничего омраченного; но вся она всецело соделана светом и духом, вся исполненная очей и не имеет никакой последней или задней стороны, но отовсюду представляется лицом, потому что снизошла на нее и восседает на ней неизреченная красота славы Света-Христа» (Пр. Мак. Егип., стр. 4).
«Иже херувимы тайно образующе…» Вот от этой неизреченной и сладостнейшей тайны души человеческой, в ее непосредственном приближении к Богу говорят слова Херувимской песни. «Мы таинственно изображающие херувимов»… Мы изображаем их не тем только, что вместе с ними воспеваем хвалы и песнопения нашему Владыке, мы изображаем их, мы отображаем их тайну в себе, потому что душа наша, ставшая вся оком, вся лицом, вся светом, становится сама престолом божественной славы, принимает на рамена свои Самого Господа.
Вот Он идет Небесный, Божественный Владыко, Царь славы; Он нисходит невидимо дориносимый чинами ангельскими. Как в древности победоносный триумфатор входил в город, носимый на щитах и копиях воинств, так Он Победитель ада и смерти идет на Божественное пиршество, возносимый на огненных щитах и копьях ангельских сонмов.
И душа наша в трепетном своем порыве не только хочет встретить Его грядущего хвалами и гимнами,— она простирается к Нему, отложив трел и суету житейских попечений, чтобы вступить в эти торжествующие херувимские лики, принять Его на себя и понести вместе с ними.
«Иже херувимы, тайно образующе»… Грешные мы, темные мы… заблудились мы на темных распутьях мира, погасли наши светильники, нет у нас ни елея, ни одежды брачной. Но наша осквернившаяся на стогнах мира душа, наше расточившее свои сокровища сердце, они созданы божественной рукой и носят в своей глубине, вечное и нетленное сияние Его образа.
Наша душа, она не только христианка, как сказал древний церковный писатель,— каждая душа по природе христианка — душа наша, каждая душа, она по природе богоносна и богоподобна, она создана ни для чего иного, как для того, чтобы стать живым престолом Живого Бога, подняться к высочайшим пределам небесных сфер, вступить в самые недра божественной жизни и преисполниться до краев светом невечеющим, достичь обожествления, обожения.
«Иже херувимы, тайно образующе»… и не потому ли так замирает душа от этих слов, что в них слышит она весть о том, о чем не смеет помыслить, но что является единственной целью ее создания, для чего вызвана она к жизни из молчания, небытия творческим глаголом, о предстоянии в херувимских сонмах, о совершенном приближении к Самому Богу?
И в тех священнодействиях, какие совершаются во время пения херувимской песни, в них изображается то же, о чем она говорит словами.
Храм снова наполняется кадильным благоуханием, как перед чтением Евангелия. Тогда благоухание предуготовляло встречу Господу. Он являлся в Своем святом слове. Теперь оно снова предуготовляет встречу Ему.— Он идет, идет. Сам в Своей Божественной плоти и Боготворящей Крови Своей.
Священнодействия великого входа говорят о том же. Великий вход переносит нашу мысль к тому времени, когда храм был устроен иначе, чем он устроен теперь. Теперь алтарь, к сожалению, по своей внешней обстановке далеко не соответствует тому идеалу Святого Святых, которому он должен был соответствовать. В ветхозаветном Святом Святых была божественная пустота. Там не было ничего кроме величайших святынь, и вхождение туда мыслилось как что-то несказанно страшное. А ведь насколько оно это ветхозаветное Святое Святых по своему значению и смыслу было меньше и ниже христианского алтаря. А между тем, как часто в алтаре нашем кроме величайших святынь бывают предметы совершенно посторонние, там хранятся и книги, и облачения, складываются иконы, иногда даже одежды священнослужителей. Входят туда и миряне в те моменты, когда захотят, и когда им нужно.
Иначе было в древности. Тогда алтарь был совершенно выделен. С одной стороны алтаря находилось особое помещение — жертвенник и сосудохранительница, там находились св. сосуды, туда приносили миряне свои приношения для службы. С другой стороны находился, так называемый, диаконник, где хранились св. облачения. Самый же алтарь не заключал в себе ничего кроме престола. В него входили только священнослужители, входили только тогда, когда это было положено по чину священнодействия. Священная тишина, священный трепет наполнял как будто самый воздух этого места.
И вот во время великого входа оттуда из жертвенника, из сосудохранительницы переносились священные предметы, приносились священные приношения для совершения таинства. Священнослужители принимали их и возлагали на св. трапезу. Остатком этого и является тот момент в архиерейском служении, когда служащий епископ принимает из рук священнослужителей св. Чашу и дискос.
В этот именно момент совершалась проскомидия, что и значит — приношение. Поминались тогда и приносившие. Остаток этого, то поминовение верных, которое совершается ныне на великом входе.
Это шествие священнослужителей со св. Чашей и с дискосом в торжестве и славе, оно говорит о том, о чем возвещают и молитвы и песнопения этого мига — о Христе, окруженном закрывающими свои лица ангелами, архангелами, херувимами и серафимами. Идущем заклатися и датимя в снедь верным.
Как там, накануне Своих страданий в Иудее, Он вступал в Иерусалим, и народ приветствовал Его своими восклицаниями, дети кричали Ему осанна,— так теперь Он идет для того, чтобы снова открылась Его Голгофа, и мы встречаем Его, склоняясь перед Ним и перед чудом наступающего мгновения.
Я закончу свою беседу мыслью, которую неоднократно высказывал с этого св. места.
Вот видим мы, видим все явно, своими очами, как слава Божия отступает, отходит от нас, скрывается в горних высотах. Мы видим, как умолкают один за другим алтари, и как в бесчисленном множестве храмов прекращается святое служение. И душа наша наполняется и страхом, и мучительной болью. Неужели же и для нас наступит мгновение, когда мы будем лишены возможности стать перед лицом святого возношения и «наслаждатися божественной литургией». Мысль об этом не может не ранить нашего сердца жгучей болью, потому что, может быть, нет ничего более страшного, более мучительного на земле, как именно это. И все же, если мы заглянем в глубину нашего сердца, всмотримся пристально в длинную вереницу мгновений, пережитых нами в храме, то мысль об этом отъятии от нас божественной славы исполнит нас ни ропотом против божественного приговора, ни томительным смущением перед его непонятностью, а только жгучим стыдом от сознания собственной вины и собственной ответственности.
«Прав Ты, Господи, и правы суды Твои…»
Если так совершалось и так совершается, если Он попускает то, что Он попускает, то не потому что, чтобы был Он жесток и немилосерд — да не будет — но потому, что мы этого достойны, мы так восхотели.
«Иже херувимы тайно образующе»… «Всякое ныне житейское отложи попечение»…
Пусть каждый вспомнит, пусть каждый наедине со своею совестью даст себе отчет в том, сколько раз слышал он эти слова, и сколько раз оставалась душа все в том же плену житейских попечений, липкой тины греховной немощи и не несла навстречу грядущему чуду, навстречу самому великому и самому святому из того, что было и будет, ничего кроме своего тупого равнодушия и бестрепетного безразличия.
Пусть каждый ответит и пусть тогда судится с Богом и скажет, кто виноват в нашей великой, в нашей безмерной скорби…
Для меня большая радость объявить всем верным замечательные новости из жизни нашей Церкви. Как вы знаете, три года назад 14 монахов, в том числе и я, бежали от ереси в Бостоне и переехали в Свято-Вознесенский монастырь в Bearsville, Нью-Йорк. Этот шаг дал нам возможность жить монашеской жизнью в месте, освященном Богом. Но Свято-Вознесенский монастырь был предназначен для гораздо меньшего братства; и мы боролись, с небольшим успехом, за то, чтобы приспособить существующие условия для гораздо более широкого круга монашествующих. После многих молитв с нашей стороны о том, как лучше поступить, наконец, Бог открыл нам путь и показал нам большую недвижимость в городе Коблескилл, Нью-Йорк, которую мы только что приобрели. Эта собственность в 33-акров имеет 24 комнаты, большой двор, хорошо приспособленный для использования в качестве церкви, и другие просторные жилые помещения, которые позволят нашему братству существовать в должной монашеской обстановке. Новый монастырь расположен в прекрасном и стратегическом месте, на границе с государственным лесом в тысячи гектаров. Он находится недалеко от больницы, аэропорта и других полезных инфраструктур, и расположен всего в десяти минутах от Маунтен Вью, духовного центра Русской Православной Церкви Заграницей, с которой мы находимся в общении.
Божественная рука промысла руководит каждым шагом в этом переходе. Получив отличную договорную цену, мы тянули жребий на имя нового монастыря, и он выпал на святого Иоанна (Максимовича) Сан-Францисского. Иметь такого святого – вероятно, величайшего из святых, которые жили в Америке, - в качестве нашего покровителя и небесного защитника - это особое благословение. Он был другом ИПЦ в Америке с самого начала, посещая Собор Св. Маркелла много раз, и являлся решительным сторонником моего предшественника, блаженной памяти епископа Петра. Это может быть не случайно, что день сделки по недвижимости пришелся на празднование перенесения его мощей! Кроме того, в день нашего согласия на покупку, св. Иоанн благословил нас, позволив нам собрать всю сумму, необходимую для первоначального взноса.
Хотя братство и переезжает в новый монастырь св. Иоанна, однако Свято-Вознесенский монастырь остается важным историческим и духовным центром Митрополии. К сожалению, проект на строительство церкви Святой Софии замер, в результате структурных проблем; но, с согласия первых благотворителей, собранные пожертвования на церковь и близлежащие келии, будут использованы на новое жилье для братства. Между тем, наше искреннее желание, если оно будет в соответствии с волей Божией, - дать разрешение Свято-Вознесенскому монастырю стать женской обителью для монахинь, чтобы и женщины в этой части страны также имели бы духовное убежище и дом.
В настоящее время мы находимся в процессе закрепления за нами нового имущества и внесения изменений, необходимых для его функционирования в качестве большого общежительного монастыря. Несколько отцов из Свято-Вознесенской обители перешли туда трудиться над преобразованием церкви и других помещений; в то время как остальная часть братства планирует переехать в середине декабря. Мы просим молитв всех верующих, чтобы эти волнующие и знаменательные события продолжали происходить с успехом; чтобы Бог благословил каждый аспект наших усилий, чтобы служить Ему с любовью и преданностью в духе подлинного православного монашества; и чтоб через молитвенное предстательство Святого Иоанна братство процветало в новой и более адекватной обстановке.
Призываю благословение нашего Спасителя Иисуса Христа на всех вас.
В день Престольного Праздника прихода в честь великомученика Димитрия Солунского на Дмитриевском кладбище в Одессе (Украина) Божественную Литургию возглавил Первоиерарх РПЦЗ Митрополит Агафангел в сослужении настоятеля протоиерея Василия Забурянного и при диаконе Михаиле Торба.
По сообщению официального сайта Иерусалимского Патриархата, 5-го ноября, назаконно занимающий Патриарший престол Феофил, сопровождаемый митрополитом Капитольядским Исихием и архиепископом Константинским Аристархом, навестил законного Патриарха Иерусалимского Иринея, находящегося в израильской клинике Хадасса в реабилитационном центре после операции по удалению грыжи.
«Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века» (Никейский Символ Веры).
Безграничным и безуспешным было бы наше горе по умирающим близким, если бы Господь не дал нам вечную жизнь. Жизнь наша была бы бесцельна, если бы она оканчивалась смертью. Какая польза была бы тогда от добродетели и добрых дел? Тогда были бы правы говорящие: «Будем есть и пить, ибо завтра умрем». Но человек создан для бессмертия, и Христос Своим воскресением открыл врата Царства Небесного, вечного блаженства для тех, кто верил в Него и жил праведно. Наша земная жизнь — это приготовление к будущей жизни, а это приготовление завершается смертью. «Человекам положено однажды умереть, а потом суд» (Евр. 9:27). Тогда человек оставляет все свои земные попечения; тело его распадается, чтобы вновь восстать при Общем Воскресении.
Но душа его продолжает жить, не прекращая своего существования ни на одно мгновение. Многими явлениями мертвых нам дано было знать частично, что случается с душой, когда она покидает тело. Когда прекращается видение телесными очами, начинается видение духовное.
Обращаясь в письме к своей умирающей сестре, епископ Феофан Затворникпишет: «Ведь ты не умрешь. Тело твое умрет, а ты перейдешь в другой мир, живая, себя помнящая и весь окружающий мир узнающая» («Душеполезное чтение», август 1894).
После смерти душа жива, и чувства ее обострены, а не ослаблены. Св. Амвросий Медиоланский учит: «Поскольку душа продолжает жить после смерти, остается добро, которое не теряется со смертью, но возрастает. Душа не удерживается никакими препятствиями, ставимыми смертью, но более деятельна, потому что действует в своей собственной сфере без всякой связи с телом, которое ей, скорее, бремя, чем польза» (св. Амвросий «Смерть как благо»).
Преп. авва Дорофей суммирует учение ранних отцов по этому вопросу: «Ибо души помнят все, что было здесь, как говорят отцы, и слова, и дела, и мысли, и ничего из этого не могут забыть тогда. А сказано в псалме: «В той день погибнут вся помышления его» (Пс. 145:4); это говорится о помышлениях века сего, т. е. о строении, имуществе, родителях, детях и всяком деянии и поучении. Все сие о том, как душа выходит из тела, погибает... А что она сделала относительно добродетели или страсти, все то помнит, и ничего из этого для нее не погибает... И ничего, как я сказал, не забывает душа из того, что сделала в этом мире, но все помнит по выходе из тела, и притом лучше и яснее, как освободившаяся от земного сего тела» (авва Дорофей. Поучение 12).
Великий подвижник V века преп. Иоанн Кассиан ясно формулирует активное состояние души после смерти в ответе еретикам, верившим в то, что душа после смерти бессознательна: «Души после разлучения с телом бывают не праздны, не остаются без всякого чувства; это доказывает евангельская притча о богатом и Лазаре (Лк. 16:19—31)...
Души умерших не только не лишаются своих чувств, но не теряют и расположений своих, т. е. надежды и страха, радости и скорби, и нечто из того, чего ожидают себе на всеобщем суде, они начинают уже предвкушать... они еще живее становятся и ревностнее прилепляются к прославлению Бога. И действительно, если, рассмотрев свидетельства Священного Писания о природе самой души по мере нашего смысла, несколько порассудим, то не будет ли, не говорю, крайней глупостию, но безумием — хоть слегка подозревать, что драгоценнейшая часть человека (т. е. душа), в которой, по блаженному апостолу, заключается образ Божий и подобие (1 Кор. 11:7;Кол. 3:10), по отложении этой дебелости телесной, в которой она находится в настоящей жизни, будто становится бесчувственною — та, которая содержит в себе всякую силу разума, своим причастием даже немое и бесчувственное вещество плоти делает чувствительным? Отсюда следует, и свойство самого разума требует того, чтобы дух по сложении этой плотской дебелости, которая ныне ослабляется, свои разумные силы привел в лучшее состояние, восстановил их более чистыми и более тонкими, а не лишился их».
Современные «посмертные» опыты сделали людей потрясающе осведомленными о сознательности души после смерти, о большей остроте и быстроте ее умственных способностей. Но самой по себе этой осведомленности недостаточно, чтобы защитить находящегося в таком состоянии от проявлений внетелесной сферы; следует владеть ВСЕМ христианским учением по этому вопросу.
Информационно-аналитический выпуск Интернет-Собора №58. Автор и ведущий игумен Мефодий. Гость студии Епископ Сан-Паулский и Южно-Американский Григорий.
ИЕРУСАЛИМ. После семи лет пребывания в полном затворе Патриарх Иерусалимский Ириней впервые оставил помещение в Иерусалимской Патриархии, в котором он находился, сообщило греческое агентство церковных новостей «Ромфея».
101 год назад, 16/29 октября 1914 года, в самом начале еще официально необъявленной войны с Турцией, совершил свой подвиг русский флотский священник - иеромонах Антоний (Смирнов), отдавший жизнь за други своя.
Василий Смирнов, как в миру звали будущего отца Антония, родился в 1843 году в священнической семье и происходил из Самарской губернии. Чувствуя призвание к монашескому служению, Василий 15 лет подвизался послушником Мойского монастыря, а затем продолжил свое послушание в Седмиозерной Богородицкой пустыни. В 1881 году, когда ему было уже 38 лет, Василий принял монашеский постриг, а через год был рукоположен в иеромонахи. Затем последовали годы монашеского служения то в одном, то в другом монастыре, пока в 1909 году священноначалие не определило уже пожилого монаха для прохождения пятилетней службы на флоте, поскольку, согласно существовавшей традиции, военных моряков Русского флота окормляли исключительно иеромонахи. Попав на минный заградитель «Прут» (бывший пароход Добровольного флота «Москва»), отец Антоний должен был завершить свое служение в 1914 году, но тут грянула Первая мировая война...
В отличие от Германии и Австро-Венгрии, Турция не сразу вступила в войну с Россией. Если Балтийский флот был мобилизован еще 27 июля, начав первые военные действия 2 августа с объявлением войны Германией, то Черноморский флот до 28 октября вынужден был ежедневно ожидать удара противника, но в то же время делать вид, что он не собирается воевать с Турцией. Два с лишним месяца турки выдерживали нейтралитет и приступили к агрессивным действиям против Российской империи лишь с середины октября 1914 года. Напасть на Россию именно в это время Турцию подвигло прибытие в Константинополь двух немецких крейсеров - «Гебена» и «Бреслау», сумевших прорваться к турецкому берегу. Став кораблями турецкого флота «Гебен» был переименован в «Явуз Султан Селим», а «Бреслау» - в «Мидилли». При этом команда на обоих кораблях оставалась полностью немецкой, подчинявшейся своему прежнему командиру контр-адмиралу Вильгельму Сушону, который был назначен главнокомандующим военно-морскими силами Османской империи. В конце сентября под влиянием Германии «нейтральная» Турция закрыла Дарданеллы для торговых судов всех стран, чем перекрыла до 90% внешнего товарооборота Российской империи. А в середине октября немцы и турки решили приступить к открытым военным действиям против России.
Тем временем, 15/28 октября 1914 г. минный заградитель «Прут» вернулся после маневров в Севастополь. «Прут» в это время являлся единственным большим заградителем Черноморского флота (брал на борт 750 мин новейших образцов) и в отличие от других, только что оборудованных для этих целей пароходов, имел прекрасно подготовленный экипаж, состоявший из 9 офицеров, врача, иеромонаха и 296 человек команды. Командовал кораблем капитан 2-го ранга Г.А.Быков. Только вернувшись в Севастополь, «Прут» получил новый приказ - срочно следовать в Ялту, взять на борт один из отставших пехотных батальонов и немедленно возвращаться обратно.
Хотя война с Турцией еще не началась, то, что это должно случиться со дня на день, не было уже секретом. Поэтому командир «Прута» был всерьез встревожен сообщениями о том, что в море в сопровождении миноносцев вышли «Гебен» и «Бреслау». В связи с этим Быков приказал затемнить «Прут» и ходовых огней не зажигать, а сам всю ночь не сходил с мостика, внимательно наблюдая за горизонтом. Почти добравшись до Ялты, капитан «Прута» получил радиограмму, в которой сообщался новый приказ: держаться ночь в море, а после рассвета возвращаться в Севастополь, вскрыв, если появится неприятель, пакет с распоряжениями на случай войны и планами минных заграждений. А на рассвете пришла очередная радиограмма: «Война началась»...
Началась она без всякого объявления, явочным порядком: немецкие крейсера «Гебен» и «Бреслау» обстреляли российские порты. «17 октября, в 6 часов утра, перед Севастополем неожиданно появился "Гебен", который принялся обстреливать суда и город, - писал в работе "Флот и война" современник событий морской офицер Г.К.Граф. - Было роскошное осеннее утро. Совершенно спокойное море, прозрачное голубое небо и ласковое солнце не давали ни малейшего повода думать, что начался новый акт исторической драмы. Вдали за горами, по направлению к Евпатории, были слышны редкие выстрелы. (...) Отвечали на стрельбу только береговые батареи, суда же, из-за невозможности стрельбы с рейда через горы, молчали. Между тем в воздухе началась усиленная работа, и радиотелеграммы сыпались одна за другой; то и дело приходили распоряжения. Вообще видно было, что командование растерялось. В это время "Гебен" преспокойно гулял по минному полю. К сожалению, береговое крепостное начальство без разрешения командующего флотом не решалось включить заграждение, а командующий, не имея прямой связи с берегом, медлил, ибо ожидался приход "Прута" и миноносцев типа "Ж" и "3". Первый шел с полным грузом мин из Ялты; миноносцы же накануне ночевали под Севастополем и должны были вот-вот вернуться. Вскоре было получено радио, которым "Прут" доносил, что его открыл "Гебен". Действительно, завидев возвращавшегося "Прута", "Гебен" прекратил обстрел Севастополя и пошел ему навстречу».
Немецкий крейсер быстрым ходом шел наперерез, лишив «Прут» возможности уйти от преследования. Как отмечал известный знаток Российкого императорского флота лейтенант Г.М.Гельмерсен, «Гебен» «мог состязаться один с тремя русскими самыми сильными в Черноморском флоте кораблями, его артиллерия была более дальнобойной и вся она находилась на одном корабле. Большим преимуществом была также его скорость в 26 узлов против 16, которая давала ему инициативу в сражении. Эти качества крейсера-дредноута являлись серьезной угрозой старым линейным кораблям Черноморского флота. Он один мог атаковать в любой момент, в любом месте, как на море, так и на побережье». Поэтому у бывшего торгового парохода не было никаких шансов справиться с вражеским крейсером.
На требование «Гебена» сдаться, «Прут» гордо поднял на фок-мачте большой парадный Андреевский флаг, предпочтя гибель плену. Понимая, что силы для ведения боя неравны, а уйти - нет никакой возможности, Быков принял решение затопить минный заградитель. «Ввиду присутствия столь опасного груза, как готовые к постановке мины, да еще частью пироксилиновые, участь корабля была решена: через несколько минут он должен был взлететь на воздух. Тогда, отлично сознавая опасность, минный офицер лейтенант Рагузский (правильно - Александр Рогуский. - А.И.) бросился открывать кингстоны, а затем, чтобы ускорить погружение корабля, спустился вниз с целью взорвать приготовленный на всякий случай подрывной патрон», - рассказывает в своей книге Г.К.Граф. Приготовив кингстоны к открытию и заминировав трюм, команда «Прута» стала покидать корабль на шлюпках. Но шлюпок на всех не хватило, и часть экипажа была принуждена прыгать в воду, хватаясь за брошенные за борт койки. На корабле остались лишь капитан, часть офицеров, несколько специалистов из команды, врач и судовой священник.
Когда «Гебен» открыл огонь по непокорному судну, большая часть команды уже успела отойти на шлюпках достаточно далеко. Уничтожив документацию и приведя в действие взрывные устройства, капитан Быков, решивший погибнуть вместе с кораблем, отдал остававшимся на борту членам экипажа приказ покинуть тонущее судно. Около 8.40 «Прут» встал вертикально и с гордо развевающимся на сломанной мачте Андреевским флагом скрылся под воду...
Вражеским огнем были убиты два офицера, боцман и 25 матросов. Капитан Быков был ранен осколком, контужен в голову и выброшен взрывной волной в воду. Не успевшие удалиться от тонущего «Прута» члены экипажа (капитан, два офицера, два кондуктора, судовой врач и 69 матросов) были взяты в плен подошедшими к месту трагедии турецкими миноносцами. Успевшие отплыть на безопасное расстояние матросы были встречены вышедшей из Балаклавы подводной лодкой «Судак», которая передала их шедшему к месту гибели «Прута» госпитальному судну «Колхида». Таким образом, трем офицерам и 199 матросам удалось благополучно вернуться в Севастополь.
Погиб и 71-летний иеромонах Антоний. В последний момент он уступил свое место на шлюпке матросу, а сам до последнего продолжал молиться и благословлять отплывающих с тонущего корабля матросов, пока не погиб вместе с кораблем. Биограф о.Антония В.Бондаренко так описывает эту сцену:
«В перегруженных шлюпках шла перекличка. Моряки не могли найти только отца Антония. Кто-то неуверенно сказал, будто видел его в последний раз на верхней палубе минзага. И в этот момент среди клубов дыма, окутывающих горящий "Прут", показался корабельный священник. Он стоял на нижней ступеньке трапа, почти касающейся поверхности моря, и осенял крестом перегруженные до предела шлюпки. Командир корабля крикнул из воды:
- Батюшка, садитесь! Мины могут взорваться!..
К кавторангу Быкову присоединились другие офицеры и матросы:
- Спасайтесь, батюшка!
- "Прут" сейчас затонет!
- Прыгайте в воду, мы вас подберем!..
- Спасайтесь сами, - ответил седой священник. - Мест в шлюпках на всех не хватит, вы молоды, а я уже пожил на белом свете и стар.
После этих слов отец Антоний вернулся в свою каюту, облачился в ризу и, выйдя на горящую палубу с крестом и Евангелием в руках, еще раз благословил команду. Потом направился внутрь гибнущего корабля. Матросы, глотая слезы, провожали глазами любимого пастыря, офицеры поднесли руки к козырькам фуражек, отдавая честь доблестному священнику».
Описал этот подвиг и Г.К.Граф: «...Глаза всех еще оставались прикованными к палубе. Там виднелся отец иеромонах Антоний, который, стоя в полном облачении, осенял крестом находившихся в шлюпках. Семидесятилетний пастырь (...) не захотел покинуть ни родной корабль, ни смертельно раненных, которых не представлялось возможным спасти. Вот уже и палуба стала уходить под воду, а еще через несколько минут "Прута" не стало. Только рябь морской волны выдавала место его гибели... Рагузский (лейтенант, взорвавший корабль и погибший вместе с ним. - А.И.) и отец Антоний... Первое из этих имен встает наряду с именами Сакена, Казарского и славной памятью безвестных героев "Стерегущего", а другое - сверкает в ореоле великих слов нашего Спасителя: "Больше любви сея никто же имать, да аще кто душу положит за друга своя..."»
В журнале «Наставления и утешения святой веры христианской» так говорилось о мужественном поступке судового священника:«В душе поднимается пламя восторга и чувство гордости за своих родных воинов, умеющих с непостижимым геройством умирать за Родину, Царя и святую веру. В то же время возникает чувство глубокой радости и благодарности скромному иеромонаху о.Антонию за духовную мощь, которая проявилась у него при преждевременной могиле на дне морском. Отец Антоний, с крестом в руке и именем Бога на устах, благословляя и осеняя святым крестом своих духовных чад, отдался в объятия смерти, спасая честь русского оружия. На скрижалях истории нынешней войны имя о. Антония, вместе с погибшими на "Пруте" героями-воинами, будет записано золотыми буквами. Неистощим героизм в русском народе».
За этот подвиг отец Антоний 4 ноября 1914 года был посмертно удостоен ордена святого Георгия 4-й степени, став первым русским военным и единственным флотским священником, удостоенным за годы Первой мировой войны этой высокой воинской награды.
Журнал «Летопись войны 1914 года», поместивший на своих страницах некролог пастырю-герою, писал: «Каждая война выдвигает своих неведомых дотоле и незримых миру героев долга. Выдвинула их и настоящая. До нее совершенно неизвестен был русскому обществу семидесятилетний старец-иеромонах Бугульминского монастыря Самарской губ. Антоний (Смирнов). А теперь это имя облетело весь мир и сохранится в памяти потомства как образец героического самоотвержения и выполнения долга до конца».
Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук
Со слезами и большим воодушевлением встретили и приветствовали все верные ИПЦ Греции в Салониках своего нового Митрополита, Высокопреосвященнейшего Григория. Интронизация состоялась в Соборе Трех Святителей города Салоники.
Духовенство и народ приветствовали Его Высокопреосвященство, Митрополита Григория на главной улице рядом с Собором, где выстроился крестный ход с хоругвями, иконами. Участники шествия - молодые люди, одетые в традиционную одежду, священники, диаконы, Преосвященнейшие Геронтий Пирейский и Саламинский, Киприан Оропосский и Филийский, Амвросий Мефонский, Климент Гардикийский, Его Высокопреосвященство Митрополит Хризостом и Блаженнейший Архиепископ Афинский и всея Греции Каллиник.
Епископ Климент прочел с кафедры синодальную энциклику о поставлении нового епископа. В конце церемонии интронизации выступили Высокопреосвященнейшие Калинник и Хризостом, представитель духовенства Митрополии Салоник - о. Афанасий и президент религиозной общины Салоник - г-н Афанасий Вазакиди.
Мир, человечество, все больше и быстрей погружаясь в состояние Содома и Гоморры, неудержимо движутся к завершению новой Вавилонской башни — "нового мирового порядка", т. е. к антихристу. За ним — Второе Славное Пришествие Христово. Вот суть переживаемого нами момента времени.
Недавно в одну переплетную мастерскую была принесена для реставрации древняя псалтирь. Когда специалист начал рассматривать ее на предмет того, что подлежит реставрации, был обнаружен лист пожелтевшей бумаги, явно для клироссного пользования. Или иными словами, текст многолетия. Из текста видно, что некогда псалтирь использовалась в одном из СПб храмов, как сейчас их называют - иосифлянских, или непоминающих митрополита Сергия (Страгородского).
Группа «Мастерской церковной иконографии" из Оропосско-Филийской Митрополии отправилась в Чехию в октябре этого года для участия в двух семинарах, в качестве представителей ИПЦ Греции в Центральной Европе.
С благословения Его Высокопреосвященства, Епископа Климента Гардикийского, в Моравскую епархию ИПЦ Греции отправились отец Георгий Гиан; доктор богословия, иеродиакон Гавриил Агиокиприанит, а также четыре сестры...
В четверг, 9/22 октября 2015 г., в традиционном зале, любезно предоставленном Ратушей чешского города Йиглава, прошел первый семинар под названием "Почему православная икона не рисунок и не фотография?".
В субботу, 11/24 октября, состоялся семинар, в рамках иконографических миссионерских усилий Церкви, в зале молодых художников «Pram», в центре чешской столицы - прекрасной Праге. Семинар назывался "Образ - общий язык народов." Примерно шестьдесят иконописцев из разных частей Чехии с большим интересом и вниманием следили за программой, которая была разработана таким образом, что теоретические элементы чередовались с практикой.
Теоретическая часть включала два доклада: один о. Георгия - "Изображение на основе православного богословия", и другой иеродиакона Гавриила - "Основы православной иконографии." Зрители, которые были из официальной местной православной церкви (духовенство, монахи и монахини, миряне), как и инославные художники, проявили большой интерес в обсуждениях.
Во время практической части семинара участники имели возможность следить за основными этапами процесса написания фигуры Христа, с соответствующими разъяснениями.
Цель этих встреч - миссионерское несение подлинного Православия в бывшей православной Моравии, а также закладка прочной основы сакрального искусства иконописи, которое в последние годы вызывает все больше и больше интереса среди чехов. И, судя по положительным результатам этих семинаров, выявились многообещающие перспективы в этом направлении.
Закрытие этого мероприятия состоялось 12/25 октября, в воскресенье, когда Православная Церковь отмечает память Отцов Седьмого Вселенского Собора. Все духовенство ИПЦ Греции и верные приняли участие в Божественной Литургии в церкви Св. Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского в поселке Giezntovitse, примерно, в двух часах езды к юго-востоку от Праги.
Духовенство ИПЦ Греции имело возможность вместе послужить и помолиться с настоятелем храма - о. Иеремией Цвак и его маленькой общиной во славу Пресвятой Троицы, Бога нашего.
Память новосвященномученика Серафима (Самойловича) Угличского (19 (31) июля 1881, Миргород, Полтавская губерния — 9 ноября 1937, Кемеровская область)
Вместе с правящим архиереем Ярославской епархии митрополитом Агафангелом (Преображенским), новосвященномучеником митрополитом Иосифом (Петровых) и двумя другими ярославскими викариями владыка Серафим выступил против Декларации митрополита Сергия о сотрудничестве с властями. В подписанном ими обращении они выразили верность иерархическому подчинению митрополиту Петру и объявили о самостоятельном управлении Ярославской епархией. Владыка Серафим направил митрополиту Сергию личное письмо, в котором говорил о том, что Декларация лишает страдальцев за веру духовно-нравственного оправдания.
Арестован 17 февраля 1928 года и выслан в Могилёв, находясь в заключении в 6 верстах от города в Буйничском Свято-Духовом монастыре.
11 апреля 1928 года митрополит Сергий и его Синод приняли решение уволить архиепископа Серафима от управления Угличским викариатством. Однако митрополит Сергий ценил архиепископа Серафима. По свидетельству современников, архиепископу Серафиму в случае примирения с митрополитом Сергием был предложен сан митрополита и любая епархия, но он ответил: «предпочитаю страдать за Церковь».
В мае 1928 ими же было принято решение предать его каноническому суду, запретить временно священнослужение в Ярославской и Московской епархиях и потребовать в месячный срок выразить послушание митрополиту Сергию и его Синоду. Существует информация, что в мае 1928 он примирился с митрополитом Сергием, однако, в любом случае, остался при своей позиции. По другим данным, владыка Серафим направил Заместителю местоблюстителя новое послание, повторяющее основные мысли предыдущего. В любом случае, назначений на церковные должности от митрополита Сергия он не принимал. Его дальнейшая судьба — постоянное пребывание в ссылке и лагерях — свидетельствует об отказе от тех компромиссов с властями, которые владыка Серафим считал недопустимыми.
В январе 1929 года издал «Послание» (было опубликовано в официальном органе Архиерейского Синода РПЦЗ «Церковныя Вѣдомости»), в котором продолжал обличать политику митрополита Сергия; послание, в чстности, гласило: «<…> все прещения, наложенные и налагаемые так называемым Заместителем Патриаршего Местоблюстителя м. Сергием и его так называемым временным Патриаршим Синодом, незаконны и неканоничны, ибо м. Сергий и его единомышленники нарушили соборность, прикрывши её „олигархической коллегией“, попрали внутреннюю свободу Церкви Божией, уничтожили самый принцип выборного начала епископата <…> М. Сергий, увлекающий ныне малодушных и немощных братий наших в новообновленчество, нашего доверия не оправдал». Вскоре по издании «Послания» (редакция журнала «Церковныя Вѣдомости» считала, что вследствие публикации его на страницах их издания), 2 марта 1929 года был арестован в Буйничском монастыре. 14 марта ему было предъявлено обвинение в распространении антисоветских документов (ст. 58-10,11 УК РСФСР); 17 мая 1929 года осуждён Особым совещанием при Коллегии ОГПУ СССР по указанной статье и приговорён к 3 годам заключения в Соловецком лагере особого назначения.
На Соловках на строительных работах, поднимая кирпичи на постройку двухэтажного здания, упал с лесов и сломал себе рёбра, которые неудачно срослись, что сделало его инвалидом. Осенью 1931 года переведён на материк (командировка «Новая биржа» около Май-Губы), где находился на инвалидных работах.
В марте 1932 года отправлен в Коми-Зырянскую область. По воспоминаниям одного из современников, владыка «слабел телесно, но духом был тверд … Больной — Владыка Серафим часто вспоминался мне в скитаниях по тюрьмам и ссылкам, когда лишенный физического общения с верующими, я мысленно в молитве поминал его; мне представлялось его кротко улыбающееся измождённое лицо и, склонив в молитве голову, я словно чувствовал на ней его исхудалую, огрубевшую, покрытую ссадинами архипастырскую руку». Возглавил нелегальную церковь, тайно посвящал в священство и постригал в монашество.
В 1933 году вновь был осуждён к трём годам ссылки, которую отбывал в Архангельске.
Существуют сведения, что примерно в 1934 году им было написано ещё одно Послание, в котором митрополит Сергий (Страгородский) объявлялся запрещённым в священнослужении за свою «антиканоническую деятельность», начиная с 1927 года.
В 1934 году вновь арестован по обвинению в создании новой «контрреволюционной организации сторонников истинно-православной церкви» и приговорён к пяти годам лишения свободы в лагере. Заключение отбывал в Кемеровском ИТЛ.
В 1937 году был арестован в лагере и расстрелян вместе с другими «членами контрреволюционной группы».
Прославлен в лике святых Русской Православной Церковью Заграницей в 1981 году.
В воскресенье, 1 ноября, в Сиднее (Австралия), приход Святого Иоанна Кронштадтского (настоятель иерей Небойша Миркович) праздновал свой престольный праздник. Божественная литургия сопровождалась сербским обрядом Слава и молебном с крестным ходом вокруг церкви.
Многолетний клирик РПЦЗ несший свое послушание в Свято-Троицком храме в Астории NY, а после отошедшего ко Господу приснопамятного митрофорного протоиерея Всеволода Дутикова, приняв все тяготы священнического служения иерей Димитрий Добронравов, отмечает день своего небесного покровителя, Димитрия мироточивого, память которого святая Православная Церковь празднует 8 января по н.ст.
Радость молодому поколению доставила новость, что 90 летний благоcтный старец о.Илья Ган вошел в состав (на покое) Сиракузской и Св. Никольской епархии Еще ранее в 2007 году о.Илья желал присоединится к группе священников, не пожелавших унии с МП, но по тем или иным причинам тогда, этого не произошло. http://www.rocana.org/#!about1/c8sz
о.Илья в Иерихоне, когда там происходил захват монастыря МП.
Можно ли и как можно православным христианам молиться за христиан неправославных? «Говоря о строгости нашей Православной Церкви в отношении поминовения неправоверующих христиан, мы не к тому ведем речь, что будто святая наша Церковь заповедует нам, чадам, вовсе никоим образом не молиться о них. Она только запрещает нам своечинную молитву, т.е. молиться — как нам хочется и как нам вздумается. Мать наша Православная Церковь внушает нам, чтобы все у нас, как и самая молитва, совершалось «по чину и благообразно» (1 Кор. 14:40). Мы и молимся, при всех наших церковных богослужениях, о всех разноплеменных народах и о всем мире, чаще всего и сами не зная и не понимая того. Именно, мы молимся так, как Господь наш Иисус Христос научил своих апостолов молиться в преданной им молитве: да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли! Это всеобъемлющее прошение объемлет собой все нужды наши и единоверных нам, хотя и неправоверных братий наших. Мы тут просим Всеблагого Господа и о душах умерших неправославных христиан, чтобы Он сотворил с ними то, что богоугодно Его святой воле. Ибо Господь безмерно лучше нас знает, кому и какую оказать милость.
Итак, православный христианин! — кто бы ты ни был: мирянин или иерей Божий, — если во время какого-либо церковного богослужения придет тебе усердие помолиться о каком-либо близком тебе Карле или Эдуарде, то при чтении или пении молитвы Господней, воздохни о нем ко Господу, и скажи: «Да будет о нем святая вола Твоя, Господи!» — и ограничься этой молитвой. Ибо так научен ты молиться Самим Господом. И поверь, что такая твоя молитва будет тысячекратно и Господу угодней, и для души твоей полезней всех твоих самочинных церковных поминовений.
Теперь скажем несколько о частной молитве. Известен в нашей Православной Церкви едва ли не единственный пример, что частная молитва одного угодника Божия помогла душам умерших иноверцев, даже язычников...
В «Отечнике» еп. Игнатия читаем: «Однажды авва Макарий, ходя по пустыне, нашел лежавший на земле человеческий череп. Когда авва прикоснулся пальмовой палкой, которая была у него в руке, к черепу, череп издал из себя голос. Старец сказал ему: «Кто ты?» Череп отвечал: «Я был жрецом идолопоклонников, которые жили в этом месте, а ты — авва Макарий, имеющий в себе Святого Духа Божия; когда, умилосердясь над теми, которые находятся в вечной муке, ты молишься о них, то они получают некоторое утешение». Далее череп, рассказав св. Макарию об адских мучениях, закончил так: «Нам, не ведавшим Бога, оказывается хотя некоторое милосердие; но те, которые познали Бога и отреклись от Него, и не исполняли воли Его, находятся ниже нас» («Отечник», изд. 4-е, стр. 311—312).
Из сего рассказа блаженного отца прежде всего мы видим, что молитва его за страждущих была не церковно-общественная, а частная. Это — молитва уединенного пустынника, молившегося в тайной клети сердца своего... Затем, молитва эта может отчасти послужить и нам, православным христианам, поводом к тому, чтобы молиться за живых и умерших неправоверов частною — домашнею молитвою, — но только поводом, а отнюдь не примером. Ибо преподобный сообщил нам, что он молился за язычников не самочинною молитвою, а так, как наставлял его Дух Божий, обитавший в его чистом сердце, который не только его наставлял, но и заставлял молиться о всем мире — о всех людях, живых и умерших, что обычно и свойственно любящим сердцам всех угодников Божиих. И св. Апостол Павел писал к Коринфянам: сердце наше распространися; не тесно вмещаетеся в нас (2 Кор. 6:11—12).
Итак, мы теперь можем согласиться, что православным христианам молиться за неправославных христиан — живых и умерших — можно частною домашнею молитвою; но при том, еще и еще напомним, не самочинно молиться — не так, как нам вздумается и пожелается (дабы вместо благоволения не навлечь на себя гнева Божия), а по наставлению опытных в жизни духовных людей.
Был случай при жизни Оптинского старца Леонида (в схиме Льва, скончавшегося в 1841 г.). У одного его ученика Павла Тамбовцева скончался родитель несчастною насильственною смертию — самоубийством. Глубоко опечален был любящий сын известием о том, и потому так изливал пред старцем свою скорбь: «Несчастная кончина моего родителя есть для меня тяжкий крест. Да, я нахожусь теперь на кресте, которого болезни пойдут со мною в гроб. Воображая ужасную для грешников вечность, в которой нет уже покаяния, я мучаюсь представлением вечных мучений, которые ожидают моего родителя, без покаяния умершего. Скажи, отче, чем я могу утешить себя в настоящей горести?» Ответ старца: «Вручай как себя, так и участь родителя воле Господней, премудрой, всемогущей. Не испытывай Вышняго чудес. Тщися смиренномудрием укреплять себя в пределах умеренной печали. Молись Преблагому Создателю, исполняя тем долг любви и обязанности сыновней».
Вопрос: «Но коим образом молиться о таковых?» Ответ: «По духу добродетельных и мудрых так: «ВЗЫЩИ, ГОСПОДИ, ПОГИБШУЮ ДУШУ ОТЦА МОЕГО: АЩЕ ВОЗМОЖНО ЕСТЬ ПОМИЛУЙ! НЕИЗСЛЕДИМЫ СУДЬБЫ ТВОИ. НЕ ПОСТАВИ МНЕ ВО ГРЕХ СЕЙ МОЛИТВЫ МОЕЙ. НО ДА БУДЕТ СВЯТАЯ ВОЛЯ ТВОЯ!» Молись же просто, без испытания, предавая сердце твое в десницу Вышняго. Конечно, не было воли Божией на столь горестную кончину родителя твоего; но ныне он совершенно в воле Могущего и душу и тело ввергнуть в пещь огненную, Который и смиряет, и высит, и мертвит, и живит, низводит в ад и возводит. При этом Он столь милосерден, всемогущ и любвеобилен, что благие качества всех земнородных пред Его Высочайшею благостию — ничто. Для сего ты не должен чрезмерно печалиться. Ты скажешь: «Я люблю моего родителя, почему и скорблю неутешно». Справедливо. Но Бог без сравнения более, чем ты, любил и любит его. Значит, тебе остается предоставить вечную участь родителя твоего благости и милосердию Бога, Который если соблаговолит помиловать, то кто может противиться Ему?».
Вот эта приведенная здесь частная келейная или домашняя молитва, преподанная опытным в жизни духовной старцем Леонидом своему ученику, может служить для православного христианина примером или образом молитвы за какого-нибудь близкого к нему неправославного христианина. Может он, например, молиться в таком смысле: «ПОМИЛУЙ, ГОСПОДИ, АЩЕ ВОЗМОЖНО ЕСТЬ, ДУШУ РАБА ТВОЕГО (имя), ОТОШЕДШАГО В ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ В ОТСТУПЛЕНИИ ОТ СВЯТОЙ ТВОЕЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ! Неизследимы судьбы Твои. Не постави мне во грех сей молитвы моей. Но да будет Святая воля Твоя!» («Душеполезное чтение», 1901, ч. 3, стр. 328—333).
19 октября/1 ноября 2015 г., в воскресенье, в Софийском Свято-Успенском кафедральном соборе (Болгарская Православная Старостильная Церковь) праздновали память прп. Иоанна Рыльского Чудотворца. Богослужения и крестный ход возглавил епископ Фотий Триадицкий.
Миссиофобия,русофобия, равнодушие к Вере и Отечеству
Его Святейшеству Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу
Ваше Святейшество!
Дерзаем обратится к Вам, зная о Вашей патриотической позиции, о Вашей молитвенной и гуманитарной поддержке страдающих жителей Новороссии, о Вашем призыве к миссионерству, в особенности в молодежной среде.
Человек, находящийся в состоянии внутреннего раскола, есть несчастный человек. Он остается несчастным и тогда, если ему в жизни везет, если ему все удается и каждое желание его исполняется. То, что ему удается, не радует его и не дает ему удовлетворения, ибо одна часть его существа не участвует в этом удовлетворении. Исполнение его желаний тоже не дает ему радости, потому что он и в самом желании своем остается расколотым и не способным к цельной радости. Никакое внешнее счастье не делает его счастливым, потому что он внутренне несчастлив от своего распада. Никакой жизненный успех не дарует ему ни наслаждения, ни успокоения. У него не хватает внутреннего органа для того, чтобы быть счастливым. Этот внутренний орган называется гармонией, согласованной тотальностью (т. е. целокупностью) влечений и способностей, единением инстинкта и духа, согласием между верой и знанием.
Человек, несущий в себе внутреннее расщепление, не знает счастья. Его ждет вечное разочарование и томление. Он обречен на вечную и притом безнадежную погоню за новыми удовольствиями; и везде ему предстоит неудовлетворенность и дурное расположение духа. Добиваясь и не получая, требуя и не находя, он все время ищет нового, неиспытанного, но приятного раздражения, и всякое «обещание» обманывает его. Он начинает измышлять неслыханные возможности; он утрачивает вкус, искажает искусство; извращает чувственную любовь; и вот он уже готов воззвать ко всем безднам зла, перерыть все углы и закоулки порока, чтобы раздобыть себе новое наслажденьице или по крайней мере раздраженьице и испробовать какую-то небывалую утеху и усладу. Ему нельзя помочь; ему трудно помешать; он должен выпить до дна чашу своей немощи и своих заблуждений, что ныне и происходит в мире... В том виде, который ему внутренне присущ, он не найдет разрешения, цельной и успокаивающей радости; и никогда не постигнет, что такое блаженство. Тот, кто обречен на частичное самовложение в жизнь, тот проживет на земле в сумерках уныния: его не обрадует никакая радость и солнце не даст ему своих лучей.
Было бы великой ошибкой толковать это вечное недовольство, как знак более утонченной и благородной натуры, которая не может удовольствоваться банальными жизненными путями и обычными, «земными» удовольствиями. Внутренний раскол, душевная расщепленность, духовная нецельность совсем не есть какое-то «высшее достижение», перед которым надо только преклоняться и которому надо подражать; напротив, это есть болезнь духа, которую необходимо преодолеть, от которой надо исцелиться. Хотя психологически нетрудно понять, что такие расщепленные и, в сущности, духовно больные люди любят воображать и изображать себя как неких «сверх-человеков»... Нам нисколько не импонирует, когда герои лорда Байрона выступают с таким суверенным самочувствием, как если бы их меланхолия или ипохондрия превращала их в каких-то «полубогов». Напрасно было бы преклоняться перед Фаустом как перед сверх-человеком только потому, что Гете сообщает о «живущих в его груди двух душах, желающих оторваться одна от другой», и потому, что он решает подчиниться дьяволу, обещающему засыпать его земными наслаждениями. Люди восемнадцатого и девятнадцатого века имели мужество осознать и громко выговорить унаследованный ими душевно-духовный раскол. Но это мужество внушило им самоуверенность, верховную гордость и вызывающую манеру держаться; и в результате внутренний раскол выдавался и принимался за некое высшее достижение, за признак сверх-человека и новой эпохи. Разногласия между верою и рассудком существовали в Европе уже давно. Но в дальнейшем постепенно сложилась апология разложения и распада, неприкрытое восстание против Бога и всего Божественного, систематическое опустошение жизни от всякой святыни и категорический разрыв с Христианством. В конце концов этот разрыв с христианством был выражен у Ницше тоном откровенной ненависти и вызывающего упоения и нашел себе практическое осуществление и завершение в событиях последних десятилетий (1917–1953).
Человек, душевно расколотый и нецельный, есть несчастный человек. Если он воспринимает истину, то он не может решить, истина это или нет, ибо он неспособен к целостной очевидности. Если истина вступила в его сознание, то его чувство молчит и не отзывается на нее, и он отвертывается от нее, объявляя ее «не очевидным содержанием сознания», каковых в жизни имеется многое множество. Про него можно сказать, что он не умеет владеть своим достоянием и не способен принять приобретенное им богатство. Увидев Свет, он знает, что это «свет», но он не созерцает радостную светлость этого света и остается к нему безразличным. Так он теряет веру в то, что человеку вообще может быть дана тотальная очевидность. Он не желает признать ее и у других и встречает ее иронией и насмешкой; и чтобы закрепить эту иронию, он выдвигает доктрину, согласно которой человек вообще не способен к достоверному знанию (агностицизм) и обречен на то, чтобы воспринимать все лишь относительно и признавать «релятивно» (релятивизм). Отсюда возникает систематически воспитываемое и поддерживаемое малокровие познания, принципиальное «ни-да-ни-нет», т. е. бегство от очевидности. Вот почему расколотый и и нецельный человек оказывается духовно-обессиленным человеком. Он не способен иметь убеждения. В вопросах, требующих исповедания, он немощен и беспомощен. Перед лицом истины он расслабленный человек.
И таким он является во всех областях духовной культуры. Так, например, проблему добра и зла он подменяет вопросом об относительно-полезном и сравнительно-вредном (утилитаризм) и решает этот вопрос в зависимости от случайных, рассудочных соображений. А в глубине души он считает, что «умные люди» вообще не занимаются этим пустым и компрометирующим вопросом — о зле и добре.
Если ему приходится говорить об отечестве и о патриотизме, о правовой свободе, о справедливости,то он и здесь становится на «умную» точку зрения релятивизма, и притом потому, что его патриотизм и его правосознание настолько же расколоты, нецельны, неискренны и ослаблены, как и его очевидность.
Религии он вообще не имеет, и религиозность его мертва, потому что вера требует от человекацелостной очевидности сердца и не удовлетворяется никакими частичными компромиссами и никакой тепловато-безразличной терпимостью; все, что он может найти в себе для религии, это «вежливое невмешательство в чужие воззрения», но за этой «вежливостью» на самом деле скрывается презрение к обскурантам, и это «невмешательство» может в любой момент превратиться в агрессивную «борьбу с предрассудками, суевериями и клерикализмом».
Единственная область духовной культуры, которую он готов поощрять, это искусство, особенно если оно забывает о своем великом служении и стремится угождать его капризам. Но тогда оно должно отречься от своих здоровых и глубоко укорененных традиций, требующих целостного созерцания и вдохновения, и вступить на путь частичных, условных и относительных замыслов; искусство должно заняться своим чувственным нарядом и как можно заманчивее, как можно эффектнее разукрасить его; оно должно предаться опьяняющему «импрессионизму», или дико-невиданному «футуризму», или вымученному, острому и пряному «модернизму»; чтобы получить успех и признание, оно должно стать наружно-внешним, притязательным, экстравагантным, оно должно вызывать у пресыщенной и безразлично-сонной публики нервную щекотку...
Все это создает выродившуюся культуру, и в основе этой выродившейся культуры лежит выродившаяся жизнь, душа расколотая, духовно-бессильная, малокровная и нервно-растрепанная, беспочвенная, неукорененная и отвергающая все безусловное и окончательное. Расколотый человек всю свою жизнь балансирует между соображениями о пользе, которую он обозначает словом «разум», «разумный», и минутным капризом, которому он так охотно предается под именем «настроения». Если ему удается держать кое-как равновесие между тем и другим, то его существование становится выносимым; если это ему не удается, то он становится жертвой ипохондрии и ведет жалкое существование. Он вообще не знает, что начать, и главной целью его становится обогащение; все иное, высшее — недоступно ему, ибо более глубокие источники и настоящие святыни жизни не существуют для него. Отсюда эта беспредметная тоска или скука жизни, которая владеет современным «цивилизованным», но культурно и духовно опустошенным человеком.
Если он любит, то он всегда неуверен в своей любви, ибо и она, как и все иное в нем, односторонна и частична. А если он не любит, то и нелюбовь его столь же прохладна и творчески бессильна. Пророчески сказано об этом у Лермонтова:
И ненавидим мы, и любим мы — случайно, Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви, И царствует в душе какой-то холод тайный, Когда огонь горит в крови...[1]
Если такой человек говорит «да», то это половинчатое «да», из-за которого темным и подозрительным призраком смотрит «нет»; но если он отрекается и говорит «нет», то и отречение его столь же условно, относительно, срочно, не окончательно и недостоверно. Его слова следует воспринимать, как звуки, ибо смысл этих слов почти всегда многозначен, а их духовная ценность всегда неуловима и проблематична. Во всяком жизненном положении он может сказать и поступить «так», но может — и совсем иначе; ибо слова и решения его духовно беспочвенны и высшей необходимости в жизни он не знает; да и связывать себя ему нет охоты. Он лишен важнейшей и драгоценнейшей основы духовного характера: единого, единственного, всеобъединяющего центра жизни.
Зрелый духовный характер подобен укрепленному городу, в центре которого находится, кремль: здесь построен храм Божий, с алтарем, на котором горит неугасающее пламя. Это и есть священный центр города, откуда заимствуют свой огонь все семейные очаги «огнищан». Здесь все соединяется и все объединяются; отсюда исходят все важные решения; отсюда излучается центральная воля, все организующая и упорядочивающая; здесь сосредоточивается сила, здесь вооружается верность, отсюда светит разум.
Расколотый человек совсем не может себе и представить такой личный характер, такой жизненный ритм. Напротив, ему нравится то внутреннее несогласованное «много-смешение», в котором протекает его жизнь,— эта собственная дисгармония, эта ничем-не-связанность, этот капризный произвол, — и он объявляет эту душевно-духовную смуту «высшей дифференциацией духа»... В нем сосуществуют рядом несколько «центров»; он ни одному из них не обещает верности и воображает поэтому, будто он выше всякой измены и всякого предательства. Как только один из этих «полу-центров» (или, вернее, одна из этих «точек зрения») оказывается неудобным или неудовлетворительным, так он «переезжает в другую квартиру» и опять устраивается с удобством, ничем не связанный, ко всему готовый, ни во что не верующий, ничего не любящий, скорый и легкий в предательстве и всегда самодовольный. И при всем том он совсем не понимает ни своего действительного состояния, ни своей великой беды; и если бы кто-нибудь стал объяснять ему его недуг, он не захотел бы ни слушать, ни верить; а если бы Божий луч осветил его душу, то он зажмурился бы, чтобы не увидеть правду.
Этот раскол в современном человеке был с самого начала чреват грядущим разложением. Он возник в ту эпоху, когда европеец отверг авторитарную религию и предался свободному исследованию и свободной мысли. Свободное исследование было бы вполне соединимо и согласуемо с христианской религией — путь, на который указал Василий Великий[2] в своем «Шестодневе». Человеку с самого начала было дано и указано от Бога воспринимать божественное откровение не только из Священного писания и не только из личного духовного делания — из любви, из совести, из молитвы, из культурного творчества, — но еще и из созерцания богосозданной природы и твари, в сокровенном существе которой заложен великий замысел ее Творца. Однако исторически развитие пошло иным путем. Начался процесс секуляризации; католическая церковь не питала доверия к свободно исследующему человеку и стремилась ограничить или совсем подавить эту опасную свободу; а исследователи стали испытывать церковную опеку как неудобоносимое бремя. И вот люди обратились к природе с напряженным любопытством и с естественной любознательностью, но отвернулись от церковного христианства; а раз отвернувшись от христианства, они отвергли и его дары — и прежде всего христианскую любовь и сердечное созерцание. Так, созерцание было заменено наблюдением, а наблюдение стало светским, близоруким и самодовольным; оно велось с величайшим усердием и подъемом, но в обращении к чувственному миру оно стало уходить все дальше и дальше от христианского духа. Оно освобождалось все больше от религиозных предпосылок, признавая их «эмпирически ненужными гипотезами» или даже прямыми помехами, и поставило себе задачу — все понять и все объяснить без Бога. Наблюдающее изучение природы не нуждалось уже в понятии «Бога», как объясняющей гипотезе, и признало наконец, что его «объяснения» оказываются тем более удачными и успешными, чем последовательнее оно отказывается от идеи Божественного вообще. И только философы пытались еще говорить о Боге; однако и у них эти высказывания становились все более неопределенными и скудными, ибо рационализм все повышал свои запреты и все строже требовал «последовательности», постепенно превращая идею Бога то в идею «субстанции вообще», то в идею «духа» вообще, избегая касаться вопроса об «абсолютном» и впадая в скудоумный релятивизм.
Так, сердечное созерцание Христианства и боголюбивый и боговзыскующий созерцательный разумпревратились постепенно в отвлеченный рассудок, в сухое наблюдающее и анализирующее мышление, в «индукцию», оторванную от созерцания сердца и вчувствования. Этот метод вытачивался сначала в изучении внешней, материальной природы, а затем был перенесен на внутренний, душевно-духовный мир; и последовательное применение его не могло не повести к оскудению и опустошению знания. Внешние связи чувственного мира успешно устанавливались и оказывались практически полезными; самодовольное наблюдение оправдывалось с точки зрения техники, получавшей все большую самостоятельность в отрыве от истинного и глубокого познания. Но внутренние реальности духа и утонченная «ткань» человеческой души упускались из вида в отвлеченно-холодном трактовании, столь характерном для механистического мировоззрения. Расколотый человек вырабатывал раскалывающую доктрину, не способную ни узреть, ни осмыслить тайну жизни и мировой разумности, и растеривал последние остатки своей духовности в бессердечном и поверхностном «самонаблюдении»... Его собственное естество сводилось постепенно к анализирующему рассудку, к беспочвенной и развязанной воле и бездуховному инстинкту самосохранения. Все иное иронически отвергалось: и «суеверная» вера, и творческое созерцание с его «беспочвенной фантастикой», и только иногда там и сям можно было подметить ложный стыд, когда заглохшее и осмеянное сердце давало знать о себе.
Таков современный культурный кризис. Это кризис нецельного духа, расколотого, расщепленного человека. Чем раньше люди постигнут это, тем лучше. Чем мужественнее, чем отчетливее и строже это будет формулировано, принято во внимание и продумано до последних выводов, тем скорее начнется преодоление кризиса. Человек должен воссоединиться в своем собственном существе. Он должен собрать распавшиеся части и члены своего естества и спрыснуть их «живой водой» исцеления, наподобие того, как это описывается в русской народной сказке. Но здесь воссоединится не тело человека, а его дух — и для этого исцеления он должен выстрадать и вымолить себе благодать Святого Духа.
Человеческий ум должен найти путь к вере — не к суеверию, запугивающему нас, и не к пустоверию, проявляющему нашу глупость, — а к созерцательной вере, разумной и светлой, к вере «достаточного основания»[3]. Человек должен победить в себе ложный стыд и не стыдиться своего сердца. Мысль должна примириться с творческим, предметным воображением и опять стать созерцающей, интуитивной и прозорливой. Аутистическая[4] фантазия должна пройти через школу предметной интенции и духовной ответственности. Формальная и разнузданная воля должна подчинить себя сердцу и совести... Тогда рассудок научится взирать и видеть и станет разумом; а созерцающий разум станет повиноваться сердцу,так что все пути будут вести к сердцу и исходить из сердца. Ибо сердечное созерцание, совестная воля и верующая мысль суть три великие силы нашего будущего, которые справятся со всеми проблемами, неразрешимыми как для бессердечной свободы, так и для прогивосердечного тоталитаризма. Для разрешения их нужен цельный, целостный, исцеленный человек, заповеданный нам Евангелием.
И тот, кто взглянет вдаль духовно-отверстым оком и воззовет к нашему будущему с надеждою, тот прочтет над тесными вратами нашего будущего простой и мудрый призыв: «ищи исцеления».
Из книги «Путь к очевидности»
[1] Неточная цитата из стихотворения М.Ю. Лермонтова «Дума». В оригинале — «Когда огонь кипит в крови» (Лермонтов М.Ю. Собр. соч. — Т. 1. — М., 1975. — С. 46).
[2] Василий Великий (Кесарииский) (ок. 330–379) — архиепископ, теолог, философ-платоник. Родился в Кесарии Каппадокийской. В юношеском возрасте много путешествовал. В Афинах встретился с епископом г. Назианзы — поэтом, прозаиком и мыслителем Григорием Богословом и подружился с ним на всю жизнь. Здесь он изучал грамматику, риторику, астрологию, математику, философию и медицину. В 364 г. был посвящен в пресвитеры, а в 370 г. поставлен епископом. За заслуги перед Церковью и необыкновенную высоконравственную и подвижническую жизнь Василий Кесарийский канонизирован, назван «великим», «славой и красотой Церкви». Из его сочинений известен «Шестоднев», в котором изложены принципы христианской космологии. Знаменита и его литургия. И.А. Ильин очень часто цитирует Василия Великого.
[3] Закон достаточного основания (лат. principium sive lex rationis sufficientis) — принцип логики, выражающий обоснованный (доказанный) характер суждений, входящих в состав человеческого знания. Для Аристотеля это была «наука об определенных причинах и началах» (см.: Аристотель. Метафизика. 1. — 1 982 а 3 // Соч.: В 4 т. Т. 1. — М., 1975. — С. 67), для Канта — один из первых принципов метафизического познания (см. его работу: Новое освещение первых принципов метафизического познания // Кант И. Соч.: В. 6 т. Т. 1. — М., 1964. — С. 265—314). Особое значение закону достаточного основания придал Шопенгауэр в своей диссертации 1813 г. «О четверократном корне достаточного основания», указывая на 4 вида данного закона. Ильин употребляет здесь этот известный философский термин в смысле «знающей веры».
[4] Аутистический (от греч. аутос — сам) — погруженный в мир личных переживаний, отстраненный от внешнего мира.
22 октября/4 ноября, в день Казанской иконы Божией Матери, Православная Церковь отмечала и память св. равноапостольного Аверкия Иерапольского. Этот день также является днем Ангела почившего в 1976 году Архиепископа Аверкия (Таушева), замечательного иерарха Русской Зарубежной Церкви, который являлся ректором Джорданвилльской Свято-Троицкой семинарии в Нью-Йорке с 1952 по 1976 гг.
В память о владыке Аверкии архив Свято-Троицкой семинарии предоставил несколько его фотографий и видео, где запечатлен образ незабываемого архипастыря РПЦЗ и ревностного борца за чистоту Православия.
Архиеп. Аверкий, отец Антоний (Ямщиков), Еп. Серафим (Свежевский), отец Иосиф (Колос), неизвестная. Приход РПЦЗ в Скенектади, Нью-Йорк. 23 августа 1961 года.
Архиеп. Аверкий в Светлый Понедельник. 22 апреля 1968 г.
Архиеп. Аверкий на благословении воздвигнутого Креста. 26 мая 1971 г.
Архиепископ Аверкий на дне Ангела Архиеп. Виталия с о. Иосифом в Бронксе в кафедральном соборе. Февраль 9, 1958 г.
Архиеп. Аверкий после великого освящения церкви в Буффало с иподиаконом А.В. Архиповым. 1967 г.
Архиеп. Аверкий с Епископами Никоном, Леонтием и Григорием. Архиерейский Собор. 1953 г., Нью-Йорк
Архиеп. Аверкий с Г. Лукьяновым
Архиеп. Аверкий с С. Боголюбовым (молодежная ассоциация св. Князя Владимира)
Архиеп. Аверкий с вл. Никоном во время празднования Святого князя Владимира в Джексоне, NJ, 26 июля 1959 г.
Архиеп. Аверкий с духовной дочерью Татьяной, Mount St. Vincent колледж, Нью-Йорк, 2 июня 1959 г.
Архиеп. Аверкий с Епископом Кириллом возле болгарской зарубежной церкви после ее освящения. 9 августа 1964 г.
Архиеп. Аверкий с игуменией Ариадной (Мичуриной) в ее монастыре. SF. 1966 г.
Архиеп. Аверкий с иподиаконом Владимиром Шишковым
Архиеп. Аверкий с Митрополитом Анастасием (Грибановским). Епископская хиротония. 24 мая 1953 г.
Архиеп. Аверкий с о. Борисом Критским на левой стороне и Архиеп. Леонтием - справа
Архиеп. Аверкий в New Richfield Springs. 1964 г.
Архиеп. Аверкий с о. Викторином (Либачом) и епископом Серафимом на Конференции молодежной ассоциации Св. князя Владимира в Магопаке, NY
Архиепископ Аверкий с В.И. Архиповым и иеродиаконом Иларионом (Капралом) Рождество 1975 г.
О. Аверкий в Иверской часовне в Белграде
Ученики гимназии Милосердного Самарянина в Мюнхене незадолго до отъезда о. Аверкия. Январь 1951 г.
Второй пастырский визит в Святую епархию Тбилиси (Грузия, ИПЦ Греции)
В понедельник 9 ноября (н. ст.) 2015 г. в монастыре Св. Артемия Коридаллоса (Аттика, ИПЦ Греции) состоялось погребение настоятельницы обители - игумении Исихии, которое возглавил Блаженнейший Архиепископ Калинник в сослужении Митрополитов Хризостома Аттикийского и Геронтия Пирейского.
Протоиерей Владимир Богданов
В ограде верных
25 октября/ 7 ноября 2015 г.
«Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века» (Никейский Символ Веры).
101 год назад, 16/29 октября 1914 года, в самом начале еще официально необъявленной войны с Турцией, совершил свой подвиг русский флотский священник - иеромонах Антоний (Смирнов), отдавший жизнь за други своя.
Со слезами и большим воодушевлением встретили и приветствовали все верные ИПЦ Греции в Салониках своего нового Митрополита, Высокопреосвященнейшего Григория. Интронизация состоялась в Соборе Трех Святителей города Салоники.
Переживаемый период.
Группа «Мастерской церковной иконографии" из Оропосско-Филийской Митрополии отправилась в Чехию в октябре этого года для участия в двух семинарах, в качестве представителей ИПЦ Греции в Центральной Европе.
Иеромонах Иосиф, Начальник Оптинского скита
19 октября/1 ноября 2015 г.,
Миссиофобия,русофобия, равнодушие к Вере и Отечеству
Человек, находящийся в состоянии внутреннего раскола, есть несчастный человек. Он остается несчастным и тогда, если ему в жизни везет, если ему все удается и каждое желание его исполняется. То, что ему удается, не радует его и не дает ему удовлетворения, ибо одна часть его существа не участвует в этом удовлетворении. Исполнение его желаний тоже не дает ему радости, потому что он и в самом желании своем остается расколотым и не способным к цельной радости. Никакое внешнее счастье не делает его счастливым, потому что он внутренне несчастлив от своего распада. Никакой жизненный успех не дарует ему ни наслаждения, ни успокоения. У него не хватает внутреннего органа для того, чтобы быть счастливым. Этот внутренний орган называется гармонией, согласованной тотальностью (т. е. целокупностью) влечений и способностей, единением инстинкта и духа, согласием между верой и знанием.
22 октября/4 ноября, в день Казанской иконы Божией Матери, Православная Церковь отмечала и память св. равноапостольного Аверкия Иерапольского. Этот день также является днем Ангела почившего в 1976 году Архиепископа Аверкия (Таушева), замечательного иерарха Русской Зарубежной Церкви, который являлся ректором Джорданвилльской Свято-Троицкой семинарии в Нью-Йорке с 1952 по 1976 гг.
