Митрополит Агафангел

О церковной власти в Российской Православной Церкви

в настоящее время

"Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним,

чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге,

и не ввергли бы тебя в темницу" (Мф 5.25).

В начале позволю себе напомнить общеизвестную истину о том, что Господь, основав Свою Церковь, является во все времена ее единственным Главой, и Его, естественно, никто из людей не может не то что заместить, но даже дерзко об этом помыслить. Апостолы, по Вознесении Господнем, не имели в своей среде единоличного возглавителя, и решали спорные вопросы на общем собрании (Соборе), как мы это видим в книге Деяний Апостольских. Претензии Римских пап на возглавление всей Церкви (замещение Папой места Христа в Церкви) несостоятельны, это было много раз подтверждено как отцами, так и соборным разумом и практикой Вселенской Церкви. До IV века Церковь жила без Вселенских Соборов (как наиболее авторитетных и безспорных представителей высшей общецерковной власти). Сами Вселенские Сборы стали возможны только при наличии административного ресурса Империи и воли императора, решившегося установить христианство общеимперской идеологией. При многих положительных сторонах, присутствует некоторая искусственность даже в такой, казалось бы, идеальной, государственно-церковной модели, поскольку евангельское благовестие оказывается увязано с государственными интересами, которые, в сущности, не могут быть полностью тождественными, даже в православных государствах, по слову Самого Христа: "Я не от сего мира" (Ин 8.23). Поэтому вопрос централизованной церковной власти (например, в виде начальствующего епископа и подчиненной ему церковной администрации и канцелярии) всегда был не простым. Определенно можно сказать, что поскольку единственный глава Единой Церкви есть Пастыреначальник Господь наш Иисус Христос, то предстоятели Поместных Церквей, в строгом смысле, не главы Церквей (поскольку не замещают Христа на земле и сами по себе не наделены властью спасать) а, скорее, администраторы, наделенные свыше особыми полномочиями. В силу этого, сам по себе вопрос о церковной администрации никогда не был в Церкви первостепенным, поскольку канцелярия и должностные лица в ней важны только для внешнего порядка, а не, собственно, для спасения души каждого отдельного человека, так как, будучи по сути своей человеческим устроением, канцелярия не может никого спасать и даже по сути своей не предназначается для спасения.

***

Исторически и промыслительно сложилось так, что вопрос о Центральной власти в Поместной Русской Церкви на протяжении всего времени ее существования был напрямую зависим от власти государственной. И эта зависимость, отчасти, продолжается вплоть до настоящего времени, которое характерно тем, что, с одной стороны, государственная власть в странах бывшего СССР, будучи не православной, традиционно, имея свои политические цели, пытается использовать институт церкви в своих корпоративных интересах, а с другой, та же власть категорически не заинтересована в том, чтобы Церковь несла в народ Евангельские истины, поскольку они прямо противоречат целям и самой сущности как самой этой власти, так и отдельных ее представителей (то же можно сказать и о любой современной политической власти). Такое неестественное взаимоотношение между Церковью и властью, заключает в себе противоречие, делающее невозможным в принципе конструктивное взаимодействие подлинной Церкви с современными политическими силами. Конфликт между назначением Церкви и целями гражданской власти с каждым годом обостряется (а в последние годы обостряется стремительно), и, как следствие, истинная Церковь все больше отдаляется от мира сего. В таких условиях, конечно, невозможно надеяться Церкви на помощь со стороны государства в решении своих внутренних проблем (в том числе и в вопросах установления легитимной высшей церковной власти), как это было раньше в ее истории на протяжении 16-ти веков: с начала IV до начала XX.[1] В настоящее время сложилась такая ситуация, в которой часть Русской Православной Церкви (так называемая Московская Патриархия) сохраняет свою полную зависимость от гражданской власти и состоит с нею, как выразился ее предстоятель, в соработничестве, и есть часть Русской Церкви, не входящая в состав МП, которая свободна от всякой зависимости от властей и, более того, этими властями преследуется.

О понимании значения и природы Высшей церковной власти

митрополитами Кириллом (Смирновым) и Сергием (Страгородским)

В истории Русской Церкви советского периода ярко выявились различные подходы к устроению земной Церковной жизни. Особенно ясно это видно из сохранившейся переписки между первым кандидатом на Патриаршество в Русской Церкви (и, собственно, избранного Патриархом по письменным отзывам архиереев) митрополита Кирилла (Смирнова) и оказавшимся стечением обстоятельств во главе церковной канцелярии митрополита Сергия (Страгородского). Противостояние митр. Кирилла, безусловно, духовного лидера Русского православия, и митр. Сергия, незаурядного практического деятеля, — это, по сути, противопоставление сущностей небесной иерархии и земной администрации.

Митр. Кирилл понимал иерархическое устроение Церкви неразрывно связанным с Евангельским духом, выраженным в "иерархической совести Соборной Церкви". Эта совесть, по митр. Кириллу, должна быть нерушима в Церкви и формы устроения церковной власти не должны, ни в коем случае, нарушать (не колебать) этого "соборно-иерархического принципа бытия Церкви".[2] Для митр. Кирилла пойти на уступки сов. власти означало пойти против своей и общецерковной совести. Для него это было настолько важно, что он принял смерть, но этих уступок не сделал, несмотря на все уговоры и ухищрения богоборцев.

Для митр. Сергия земная администрация была большим приоритетом, и он делал, по этой причине, множество уступок, недопустимых и противоречащих евангельскому духу. В свое время, когда церковная администрация, возглавляемая Патриархом Тихоном, фактически прекратила существование, а канцелярия обновленцев, с помощью сов. власти, действовала и укреплялась, митр. Сергий, легко, без долгих колебаний, примкнул к функционирующей администрации и перешел в обновленчество.[3] Когда восстановилась "тихоновская" администрация и пошла на убыль обновленческая, он вернулся в Церковь. Этот, весьма показательный эпизод из биографии митр. Сергия, говорит о том, что он был всегда склонен к непомерному преувеличению значения церковной канцелярии самой по себе и, как следствие, митр. Сергий оказывался там, где полноценно функционировала канцелярия (для него безразлично какая — обновленческая или православная). В итоге своих дипломатических усилий, он учредил сомнительную для многих православных людей собственную церковную канцелярию, которую позже, совместно с сов. властью, они стали именовать "Московской Патриархией", но сам же оказался в этой новой администрации на второстепенных ролях, поскольку руководящую роль приняли в ней сами учредители — антицерковные силы. Тем не менее, именно из этой канцелярии, полностью подконтрольной богоборческим властям, впоследствии произошел первый советский Патриарх, а не из соборного церковного волеизъявления.

Судя по переписке митрополитов Кирилла и Сергия, для последнего, если нельзя сказать, что вообще не существовало, то, безусловно, было третьестепенным, само понятие совести.  Ради полезной сделки, по митр. Сергию, совестью можно пренебречь. Он отстаивал (следует сказать, в противоположность Указу №362), исключительную важность самого наличия функционирующей церковной канцелярии и, более того, на полном и безоговорочном ей подчинении в создавшихся условиях, всех, без исключения, православных. Практически, митр. Сергий всеми своими действиями полностью отрицал даже возможность возникновения обстоятельств, когда окажется насущным применение Указа №362 (то есть, упразднение вообще центральной церковной администрации ввиду невозможности свободного ее существования), несмотря на то, что переходить на этот Указ призывал Патриарх Тихон, а митр. Агафангел, заняв место Заместителя Патриарха (в период ареста Патриарха), в июне 1922 года своим посланием благословил переход на Указ №362 всей Русской Церкви. Именно в этом (в полном пренебрежении и игнорировании Указа №362), состоит одно из принципиальных отличий действий митр. Сергия от действий Патриарха Тихона, всех его местоблюстителей и всех предшествующих митр. Сергию заместителей местоблюстителя. Митр. Сергий считал возможным и допустимым, ради функционирующей администрации, открыто лгать перед всем миром и сохранять свое положение в церковной канцелярии путем подчинения во всем богоборцам. "Церковная администрация любой ценой" — этому, по сути, он посвятил свою жизнь как церковный иерарх. То, что для митр. Кирилла (как и для всех других местоблюстителей и их заместителей) являлось непреодолимым препятствием (сделка с совестью), то для митр. Сергия служило инструментом для удержания собственной власти, поэтому он легко вступил в двойную игру, с одной стороны подчиняясь богоборцам, а с другой пытаясь быть убедительным для Церкви. Причем, митр. Кирилл такой образ действий последнего именовал обновленчеством еще в 1929 году и призывал его к покаянию. В 1934 году митр. Кирилл писал уже более определенно: "… как и все обновленчеству сродное, не можем признать обновленное митрополитом Сергием и церковное управление нашим православным, преемственно идущим от Святейшего Патриарха Тихона".[4]Позже, в 1937 году, митр. Кирилл прямо назвал сергианство обновленчеством: "Митрополит Сергий отходит от той Православной Церкви, какую завещал нам хранить Св. патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу Сергианства"[5] — писал он за 8 месяцев до расстрела. Обновленчество, как мы знаем, было предано анафеме Патриархом Тихоном и Собором Зарубежной Церкви, и о благодати там, с точки зрения канонической Церкви, даже не могло идти речи. Митр. Кирилл, таким образом, как мы видим, ясно и определенно считал созданную митр. Сергием с помощью богоборцев церковную структуру (позже поименованную Московской Патриархией) безблагодатным сборищем. Этот факт не подлежит сомнению.

Прав митр. Кирилл в том, что в практике церковной жизни невозможно обходиться без "иерархической совести Церкви". Правда и в том, что любые решения Высшей Церковной власти должны иметь рецепцию (приятие, согласие) всей Церкви, — которая в своей полноте и исторической перспективе, общецерковной совестью должна принять или отвергнуть любые постановления своей высшей власти. Так это всегда и было на протяжении истории. Когда нарушается этот принцип, то происхдит подмена — духовные вожди Церкви превращаются просто в администрацию, а святые каноны, становятся просто канонами, к Церкви Христовой не имеющими никакого отношения.[6]

Сергианство МП продолжает дело митр. Сергия — культ администрации, приближающийся в наши дни к цезарепапизму и полное пренебрежение мнением паствы. В нынешней Московской Патриархии напрочь отсутствует как раз то, что митр. Кирилл называл "иерархической совестью Соборной Церкви". Признавать такую администрацию в качестве возглавления Церкви, основанной Христом, руководствуясь мнением митр. Кирилла, невозможно.

***

Митр. Кирилл указывал митр. Сергию: "Не отказывая моим суждениям в некоторой доле справедливости, Вы убеждаете меня признать 'хотя бы излишнюю поспешность моего разрыва с Вами и отложить вопрос до соборного решения'. Между тем в обращении к Преосвященным о благовременности отмены клятв Собора 1667 г. Вы вместе с Синодом признаете, что 'ожидать для этого нового Поместного Собора равносильно почти отказу от решения вопроса'. Значит, к такому отказу Вы и призываете меня предложением ждать соборного решения, чтобы, таким образом, не мешать врастанию в церковную жизнь незаконного порядка, для накопления за ним такой давности, при которой возможность существования какого-либо другого церковного строя станет уже преданием" (выделено мною — М.А.)[7].

Необходимо заметить, что это утверждение митр. Кирилла практически соответствует утверждению Первоиерарха РПЦЗ митр. Филарета о том, что самым большим преступлением советской власти является создание лже-церкви — Московской Патриархии. И у одного, и у другого святителя речь идет, по сути, об одном и том же. Только у митр. Кирилла эта мысль, высказанная в письме своему оппоненту, выражена в рамках церковной дипломатии и с учетом имевшей место в СССР политической ситуации, а у митр. Филарета сказано прямо.

К сожалению, этот "новый незаконный порядок" за десятилетия, прочно врос в жизнь Московской Патриархии и в ней уже, в соответствие с предвидением митр. Кирилла, не может идти речи о его изменении и о возврате к существовавшему ранее в Русской Церкви строю. Благодаря утверждению этого нового порядка мы можем определенно констатировать в "обновленной" митр. Сергием Московской Патриархии совершенное отсутствие "иерархической совести Соборной Церкви", т.е. — понятие совести совершенно исключено из ее жизнедеятельности. Чем дальше, тем чаще случается так, что на глазах у всех, представители высшей церковной иерархии Московской Патриархии вступают в прямое противоречие с евангельскими заповедями (как, например, в ряде скандалов, случившихся в наши дни в МП), но у ее административной системы нет (или не хватает) механизмов (точнее, не хватает веры и совести), которые бы могли обличить совершенный грех и утвердить эти заповеди. Не находится в ней, да и не может там объявиться в силу сложившегося "нового незаконного порядка", подлинного православного иерарха, подобного митр. Кириллу (Смирнову), который бы говорил прямо, с позиций индивидуальной иерархической совести.  Следует признать, что не нашлось такового прямодушного иерарха и в числе бывших архиереев РПЦЗ, влившихся в Московскую Патриархию и встроившихся в ее административную систему. В результате эта часть Церкви оказывается заложницей безнравственных и просто не верующих в Бога людей. Может ли быть лишена совести Церковь Христова? Вопрос риторический, а ответ ясен.

В другой части Русской Церкви, "альтернативной" МП, по причине полного отсутствия административной силы, удерживающей видимое единство церковной иерархической структуры, проблемы совершенно иные. Те, кто считают свою позицию канонически верной, не имеют иного выхода, кроме как административно размежеваться с теми, кто, по их мнению, заблуждается.[8] К сожалению, встречаются и те, особенно в наши времена, кто только ради удовлетворения своих амбиций устраивают раскол, зная, что никакая земная власть к порядку их призвать не может. Евангельское благовестие, как это не прискорбно, в таких случаях оказывается в плену человеческих страстей и мирских взаимоотношений. К сожалению, таковые люди, конечно, лишены веры, совести и страха Божия, поскольку не слышат Его слов: "у Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь" (Ев 10.30).

О состоянии Высшей Церковной Власти в Русской Православной Церкви

в настоящее время

Поскольку государственная власть, причем не только в пост-советских странах, но и во всем мире отходит от самих Евангельских принципов, то и Церковь, соответственно, должна отмежеваться от этой власти, а не отдаляться от Бога вместе с ней.[9] Но, к сожалению, мы видим прямо противоположное. Участие в административном ресурсе становится для МП необходимым свойством ее земной жизни. Даже во времена Византии Вселенскими Соборами были установлены правила, защищающие Церковь от влияния государственной власти. Самое известное, в этом отношении, 30 Апостольское правило,[10]говорит о том что "если окажется, что кто-либо из архиереев получил свое епископство использовав для этого гражданскую власть — да будет низложен и отлучен со всем поддерживающем его окружением". Под действие этого правила подпадают все архиереи и практически все священники, поставленные митр. Сергием (Страгородским), начиная с 1927 года и возникшей в 1943 году, так называемой, Московской Патриархии, тем более, как поставленные властями богоборческими, избиравшими только тех, кто был им угоден. Документально известно, что в этот период времени советская власть прямо диктовала кадровую политику в подведомственной ей структуре МП.[11]

Получается, что, с одной стороны, невозможно созвать Всероссийский Собор без православной гражданской власти, которая могла бы, используя свой административный ресурс, принудительно призвать на этот соборный суд всех, именующих себя православными христианами и после открытого рассуждения принять общую доктрину, что, конечно, могло бы способствовать выходу из охватившего православие кризиса (конечно, при условии, что власть всерьез заинтересовалась бы исключительно установлением истины, на что, к сожалению, надеяться невозможно).

Поскольку не может быть созван Всероссийский Собор, постольку не может быть законного, с точки зрения канонов, единого Церковного центра Русской Православной Церкви. Поэтому остается существующим религиозным группам доказывать свою каноничность самостоятельно и полагаться во всем на Евангельские заповеди, Священное Предание и на христианскую совесть. До созыва законного Всероссийского Собора никто из тех, кто именует себя православными не может претендовать на верховное возглавление в Поместной Российской Церкви.

Церковь может существовать при любых политических системах, но главным условием этого существования всегда должна оставаться свобода от зависимости от каких бы то ни было внешних сил. В силу всего сказанного выше, в настоящее время, мы можем только следовать заветам митр. Кирилла и жить, прежде всего, руководствуясь "иерархической совестью Соборной Церкви" — ничего другого нам теперь не остается, да, наверное, и не требуется.

***

Конечно, раскол остается расколом и нельзя его оправдывать. История Церкви — это, также, и история отколов от нее. Не может такого быть, чтобы отколовшаяся неканоническим путем часть, каким-то образом, с течением времени, сама по себе вдруг становится каноничной. Часто случается, что отколовшаяся по каким-то внутренним мотивам группа, позже стремится к признанию канонической Церковью и, добившись такового признания, вновь обретает свою каноничность, но уже, как правило, с добытыми таким способом привилегиями (или же без таковых и с потерями для себя — смотря по обстоятельствам). Это, если можно так сказать — "правильный раскол". Но еще чаще случается, что отколовшаяся часть объявляет себя "единственно истинной церковью", провозглашает свою самодостаточность, таким образом сама себя лишая даже возможности покаяния и, со временем, как правило, превращаясь в секту (что сейчас во множестве происходит на наших глазах). Это состояние можно определить только как добровольный и сознательный уход в безысходный тупик с последующей печальной загробной участью, уготованной всем раскольникам. В любом случае, отколовшиеся от того или иного канонического церковного объединения, без основательных на то причин, виновны в грехе раскола со всеми вытекающими из этого последствиями. Суд канонически существующего Церковного Центра над отколовшимися от него равен суду всей Церкви над раскольниками, тем боле, что иссякла надежда на созыв Всероссийского Собора, к которому раскольники могли бы еще апеллировать. Будем помнить, что указ №362 от 20 ноября 1920 года предписывает православным объединяться друг с другом при первой появившейся возможности, а не разъединяться, как трактуют его недобросовестные толкователи. Как раз совесть (во времена отсутствия православной государственной власти) в наше время становится центром церковного собирания. И, я уверен, все, в ком она жива, узнают друг в друге братьев. Но, как справедливо заметил митр. Сергий (Страгородский): "Соединить расколовшихся иногда невозможно без чрезвычайного воздействия благодати Божией… и сам ушедший не желает возвращаться без первой одежды и перстня на руку, и старший брат ревнует, как бы не оказаться ему уравненным с возвратившимся".[12] Так что, на собственном горьком опыте сполна познав верность этих слов, остается нам уповать только на чрезвычайное действие благодати Божией, не забывая при этом, что новые "истинные" центры возникать сами по себе не могут — это противоречит самой сути православия. Церковь не может прерывать нить Священного Предания — умирать и исчезать в одном месте и вдруг возникать в другом. Держаться в наши дни этой спасительной нити Предания и составляет главную задачу каждого православного иерарха, в ком еще жива "иерархическая соборная совесть".

Совершенно очевидно, что единственным канонически безупречным церковным центром Русской Церкви, сохранившим Священное Предание и св. каноны в чистоте, являлся Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей и правда там, где этот центр пребывает. При этом надо помнить, что мы не можем "улучшать" РПЦЗ, убирая из ее истории "задним числом" то, что кому-то не нравится, и своими фантазиями приписывать к истории Зарубежной Церкви то, что не составляло ее соборного исповедания. Должно принять в ней все исторически сложившееся, в будущем соборно выверяя как внутреннее состояние, так и отношение к окружающим событиям. Это единственный путь, обеспечивающий преемственность Зарубежной Церкви. У Катакомбной Церкви такого центра, к сожалению, не было (и не могло в тех условиях быть), а так называемая Московская Патриархия, несмотря на свою многочисленность, пребывая в "добровольном плену", самостоятельным церковным центром не являлась, поскольку, с одной стороны, повинна в новообновленчестве — сергианстве, а с другой — все вообще главные вопросы там всегда решались не архиереями, а богоборческой властью (отсюда и приятие ею ереси экуменизма).

Вывод.

Поскольку уже невозможен, как в настоящем, так и в будущем, законный Всероссийский Поместный Церковный Собор (который не созывался со времен Собора 1917-1918 годов), и никакую из существующих "Центральных церковных властей" невозможно признать обязательной для всей полноты Русской Церкви, православные иерархи со своей паствой в своей жизни должны руководствоваться "иерархической совестью Соборной Церкви" и стремиться к объединению с теми, кто православно исповедует свою веру и живет в русле Священного Предания, и размежевываться с теми, кто от чистоты православной веры и христианской жизни уклоняется. Сам Господь дал нам прямое указание, как мы должны поступать в таких случаях: "Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу" (Мф 5.25). Время рассудит, и Господь укажет, кто прав, а кто, может, сам того не ведая, стяжал прелесть и заблуждение на своем пути. От нас всех требуется только предельная искренность и честность.

Одесса, июль 2012 года.