Введение во храм Пресвятой Богородицы. Профессор Михаил Николаевич Скабалланович ( 1871-1931)
Событие введения во храм Пресвятой Девы
Самим чудесным рождением своим предуготованная Господом быть жилищем Сына Божия, чертогом невместимого Бога Живого, Пресв. Дева и в последующее по своем рождении время, с лет самой ранней молодости, сохранялась Божественным Промыслом в совершенно исключительной чистоте, святости и вдали от всякого порока и порочности, от всякого хотя бы малейшего пятна телесного ли то или нравственного. Святейший святых мог родиться только от чистейшей самых ангелов, самых херувимов. Церковное предание1, окружающее воспоминаниями нежной любви самую колыбель божественной Малютки — будущей Матери Спасителя мира, свидетельствует, с какою святою заботливостью родители Пресв. Девы охраняли свою божественную Дочь от всего нечистого, что хотя как-нибудь, хотя стороною, могло коснуться их богодарованного Дитяти даже в том возрасте, когда обычно дети еще сознательно не различают добра и зла и живут чистою беспорочною жизнью. Мать Богородицы прав. Анна окружила чистотой самую колыбель Малютки, от самой себя удаляла все нечистое, чтобы нечистота ее самой не коснулась Дочери. «И она освятила ложе свое, и все скверное она отдаляла от себя ради Нее»2. Опасаясь, чтобы и другие окружающие не бросили хотя бы ненароком в детскую душу Дитяти какое-нибудь нечистое зерно, прав. Анна допускала подходить к колыбели Дочери, хранить Ее детский покой только людям заведомой чистоты и беспорочности. «И она призвала непорочных девиц иудейских, и они ходили за ребенком». За чистотой самой пищи младенца внимательно смотрела благочестивая мать. «И поставила жертвенник в горнице ребенка своего, и не давала ему вкушать ничего нечистого и нехорошего». Ревнуя о чистоте и святости своей Дочери, прав. Анна полагала, что самое соприкосновение с грешной землею, самое хождение по праху, столь часто оскверняемому ногами грешников и порочных людей, ляжет нечистотой, запятнает ее Дочь. «Когда исполнилось Ей шесть месяцев, мать поставила Ее на землю, чтобы видеть, может ли стоять. И сделала Она семь шагов и возвратилась в объятия матери своей. И сказала Анна: «жив Господь Бог мой: Ты не будешь ходить по земле, доколе я не принесу Тебя в храм Господень». Как все это, вся эта дивная обстановка чистоты, нежной материнской, согретой еще благочестием и верой, любви и заботливости должна была отражаться, какими чистыми полосами света ложиться на душу будущей Матери Божией! Пусть не говорят, что в младенческом возрасте дети не восприимчивы, что обстановка их детской жизни не отражается на их последующем развитии, на их будущей жизни. Детская душа — нежное растение, любящее свет, ласку, чистоту; в обилии духовного света, в обстановке любви и чистоты душа ребенка получает еще в раннем детстве богатый запас для будущего развития в добре и святости, для роста в них, для укрепления в них. И душа Богоматери с нежно-восприимчивых дней и месяцев младенчества, так сказать, пронизывалась лучами окружавшей Ее святости, дивной чистоты, нежной любви и материнской ласки.
Но ничто так не проникает незримыми путями в младенческую душу, как окружающая младенца религиозность, богобоязненность. И эту богобоязненность, благоговение пред Богом Богоматерь впитывала в себя, можно сказать, в собственном смысле с молоком своей праведной матери. Все, что ни делала прав. Анна вообще и особенно для своей божественной Дочери, она делала с молитвою Богу, с благоговейною песнею Творцу. «И взяла Ее мать», говорит предание, «и кормила Ее и воспела песнь, говоря: буду петь хвалу Господу Богу моему, ибо Он посетил меня от хулы врагов моих. И Господь Бог дал мне плод правосудия, умножившийся в присутствии Его». Не меньшим благочестием и не менее чистою любовью было проникнуто и отношение прав. Иоакима к божественной Дочери. Вот как, напр., предание описывает торжество, устроенное прав. Иоакимом по случаю наименования именем «Марии» пресв. Богородицы.
«Когда Ей (Богородице) исполнился год, Иоаким сделал большой пир и пригласил преосвященников, и книжников, и весь совет и весь народ Израильский. И он предложил дары преосвященникам, и они благословили Ее, говоря: «Бог отцов наших, благослови младенца сего и дай Ей имя, да будет прославлено во все роды». И родители Марии представили Ее священникам, и они благословили Ее, говоря: «Господь славы, воззри на младенца сего и пошли Ей благословение Твое, на веки нерушимое». «И дали Ей имя Марии3, прославляя Бога Израилева».
В такой обстановке чистоты и святости, нежной и благочестивой родительской любви и заботливости, в обстановке чистой религиозности и благоговения пред Богом приготовлялась Пресв. Дева к тому, к чему была предназначена обетом своих родителей, — к посвящению Богу и к жизни в храме Божием. Эта мысль об отдании своей Дочери на служение Господу в храме Его не покидала праведных родителей пресв. Девы. Как ни заботливо охраняли они свою божественную Дочь от всего нечистого и порочного, им все же могло казаться, что лучшая охрана Ее чистоты — не в их доме, а в храме Божием, под его священным покровом на попечении богоизбранных служителей Божиих. «Когда исполнилось Марии два года, Иоаким сказал Анне, жене своей: «отведем Ее в храм Господень, дабы исполнить обет, данный нами; убоимся, да не разгневается на нас Господь и не отнимет у нас это дитя». И сказала Анна: «подождем до третьего года, ибо боюсь я, что будет звать отца и мать своих». И сказал Иоаким: «подождем». Только опасение, что любовь слишком малолетнего ребенка будет обращать взоры его к родителям, а не всецело эта любовь будет отдана Господу, — только это столь естественное опасение удержало родителей от исполнения своего обета — посвятить свою Дочь Господу тотчас по истечении двух лет Ее жизни.
Наконец, исполнилось пресв. Деве три года от рождения. Наступил тот возраст, когда, по убеждению родителей Ее, ребенок уже не будет звать отца и мать своих и когда, следовательно, можно было исполнить им свой обет — принести свою Дочь в дар Господу, как трехлетнюю чистую агницу.
Наступил великий момент введения божественной Дочери прав. Иоакима и Анны — будущей Богоматери в храм Господень, — наступило событие, которому православная Церковь посвящает один из величайших своих праздников. Может, однако, показаться непонятным, почему правосл. Церковь такому, по-видимому, частному событию из жизни пресв. Богородицы, как поступление Ее на жительство в храм Иерусалимский, посвятила один из самых великих своих праздников, — праздников двунадесятых. Ведь чествуя это событие таким праздником, Церковь тем самым ставит это событие наряду с событиями такой поистине мировой, общечеловеческой важности, как главнейшие события из жизни Спасителя, как Его рождество, крещение, вознесение, кои служат основанием других двунадесятых праздников. И, конечно, были серьезные основания тому, что прав. Церковь так возвеличила это событие из жизни Богоматери. Основания эти заключаются в самом существе этого события, которое в жизни будущей Богоматери, в деле предуготовления Ее быть «приятелищем Бога невместимого», быть чистейшим сосудом святейшего Сына Божия было событием высочайшей важности. Чрез это событие введения Пресв. Девы во храм получает величайшую важность и в деле всего устроения спасения рода человеческого. В жизни же пресв. Богородицы поступление Ее на жительство в Иерусалимский храм имело не меньшее значение, чем в жизни Христовой, напр., крещение. Оно настолько изменило все дальнейшее течение жизни Богоизбранной Отроковицы, что его можно было назвать вторым рождением Ее для жизни новой, — для жизни, посвященной одному Богу. Нужно иметь представление о тех условиях и обстановке, в которых приходилось жить храмовой деве, чтобы понять все значение такой жизни для души чистой, уже и раньше воспитанной в истинном благочестии. Церковные песнопения не преувеличивают, когда говорят, что Пресв. Дева жила в храме, а не при храме. Здание, в котором жили посвятившие себя Богу девы, находилось в самом дворе Иерусалимского храма, а двор храма там имел такое же значение и употребление, как в наших церквах вся предалтарная часть храма. Здесь падал ниц пред Богом народ Израильский, здесь стоял несмолкаемый молитвенный шум. Из окна своей горницы Пресв. Дева могла видеть и обонять ежедневный дым утренней и вечерней жертвы, «вонею благоухания» восходивший к небесам. И поистине ничто мирское и земное не могло проникнуть сюда. Самый воздух здесь как бы насыщен был святейшим именем Божиим.
Но Пресв. Деве, по божественному устроению, не только назначено было жить в храме: Ей был открыт доступ в величайшую святыню всего храма — Святое Святых. А какое значение в деле воспитания и предуготовления будущей Богоматери имел Ее доступ в этот алтарь ветхозаветного храма, в это место таинственного присутствия святейшего и грозного Иеговы, — это понятно и без объяснения. Нужно войти в душу и понять образ мыслей древнего благочестивого еврея, чтобы понять и то, чем было в его глазах Святое Святых. Скрытое за тяжелою открывавшеюся лишь раз в году завесою, страхом мгновенной смерти охраняемое не только от входа в него, но и от нескромного взгляда внутрь его, погруженное в потрясающий таинственный и священный мрак, — оно для еврея поистине немногим отличалось от самого неба; быть там значило тоже, что видеть Бога и говорить с Ним, всем существом почувствовать действительное присутствие, действительную близость Бога. И воспитываться в высокой школе таинственного Святого Святых значило почти тоже, что воспитываться на самом небе непосредственно у подножия престола Божия.
Так, если прежняя жизнь Пресв. Девы в доме родителей была приуготовлением Ее для вступления в храм Божий и в самое Святое Святых, то вступление сюда было истинным приуготовлением стать достойно Материею Божией, чистейшею самых ангелов. Вот почему это великое событие в жизни Пресв. Девы не могло произойти обычным образом, но сопровождалось чудесными знамениями от Бога, которые ясно давали понять всем, что оно — дело особого промысла Божия и имеет важное значение не для одной только Богоотроковицы Марии, а для всего человечества. По Божественному устроению событие введения пресв. Богородицы в храм Господень не только носило характер священно-чудесного торжества, но и характер общенародного празднества. Согласно преданию, когда Богоотроковице Марии исполнилось три года, прав. Иоаким собрал в Назарет своих многочисленных родственников для участия в этом торжестве. Были приглашены также юные чистые девы для предшествования торжественному шествию, «Позовите, сказал прав. Иоаким, непорочных дев еврейских и пусть возьмут светильники и зажгут их, и пусть не обращается назад дитя и дух Ее да не отдалится от дома Божьего». И вот в назначенный день открылось священно-торжественное шествие в храм Иерусалимский. Впереди шли девы с возожженными светильниками; за ними вели под руки праведные родители свою св. Дочь, одетую с царским великолепием; их большою толпою окружили родственники, знакомые и сторонние люди, привлеченные необыкновенным шествием. Это было поистине шествие, подобное ветхозаветному шествию с кивотом Господним во храм Соломонов (1 Пар. ХV)! И удивительно ли это, когда ко храму Господню шла Та, Которая должна была послужить одушевленным кивотом Бога Живого, когда, по свидетельству церковных песнопений и отцов церкви, шествующую Богоматерь окружали не только люди, но и незримо сонмы небожителей-ангелов окружали, сопровождая к храму Матерь Владыки своего! У врат храма Иерусалимского вышли на встречу Матери великого Первосвященника священники в своих священных облачениях во главе с первосвященником Захарией, приветствуя приход Богоотроковицы священными песнопениями. И, по свидетельству предания, передаваемого бл. Иеронимом, здесь снова совершилось чудо. «Кругом храма, сообразно 15-ти псалмам степеней, было 15 ступеней, на каждой из которых пели один псалом священники и левиты, восходя к служению. На первую из этих ступеней родители поставили юную Марию. И когда сняли с нее дорожные одежды и по обычаю одели Ее в лучшие и благолепнейшие, Дева Господня одна, ничьею рукою не поддерживаемая и не облегчаемая, взошла по всем ступеням так, как бы в совершенном возрасте». Так — «трилетствующая телом была многолетствующею духом и горних сил превысшей» (3-я песнь 2-го кан.). Но тогда все были удивлены, видя в трехлетней Отроковице столь необычайную силу, как бы предуказывающую величие имеющей в будущем почивать в Ней благодати. Первосвященник же Захария, быть может, пророчески провидя всю славу и величие вводимой теперь в храм Отроковицы, совершил дело совершенно исключительное, необычайное. Он ввел Ее во Святое Святых, священнейшую часть храма, недоступную никому, куда и сам первосвященник мог входить лишь раз в году (в день праздника — «очищения») — в день покаяния и поста и после молитвенного приготовления для ходатайства пред Богом за грехи народа. Недаром правосл. Церковь воспевает, что сами ангелы удивились тому, что Дева вошла в эту святейшую часть храма. Ангелы, конечно, видели всю чистоту и красоту души Малютки-Девы; могли даже с благоговейным страхом предугадывать то великое служение, на которое готовил Господь эту великую Малютку. И все же они удивились вхождению Ее во Святое Святых. И подлинно поразительное дело совершил первосвященник, вводя в недоступную святыню Деву и тем предуказывая все неизмеримое человеческим умом, превышающее все законы величия вошедшей во храм а затем и во Святое Святых Девы, — одушевленного кивота, имевшего носить в себе Христа Бога.
Как ни чудесны эти события, сопровождавшие введение Пресв. Богородицы в Иерусалимский храм, однако церковное предание свято и прочно хранит священное воспоминание о них и не оставляет места сомнению в их действительности. Правда, об этих знамениях не упоминается в Евангелиях, как не упоминается о самом событии. Но о них говорит церковное предание, восходящее к самым древним векам христианства. Уже во II в. предание это начинает записываться в так называемых апокрифических евангелиях. В IV и V в. оно известно уже по всему христианскому миру. Палестинские христиане доныне указывают остатки церкви, построенной св. равноапостольною Еленою в честь Введения. Такими сильными свидетельствами подтверждается достоверность предания о введении во храм Пресв. Богородицы. Но и с внутренней стороны, со стороны своего содержания, оно не заключает ничего такого, что бросало бы тень сомнения на него, а некоторые черты его так прямо и дышат духом священной древности. Такова, напр., та частность этого предания, что Пресв. Отроковица, еще трехлетняя, сама поднялась до 15 ступеням храмовой лестницы. Для кого не очевидно, что предание об этом должно идти от того времени, когда существовали великолепные храмовые здания с их высокими лестницами, а не возникло тогда, когда от всех их не осталось камня на камне (а последнее произошло лишь 100 лет спустя после времени Христа). Всю силу и разительность эта частность предания могла иметь для тех, кто видел и восходил по этим священным ступеням, на каждой из которых в праздники пелся многочисленным хором левитов особый из 15 степенных псалмов и каждая из которых, следовательно, должна была представлять из себя целую немалую площадку.
Нельзя признать невероятною и ту часть предания (о введении во храм Пресвятой Богородицы), по которой первосвященник ввел Пресвятую Деву в самое Святое Святых. Без сомнения, первосвященник сделал это «по таинственному Божию научению, быв тогда вне себя. Богом объят»4. Если пророки, по внушению Божию, объятые Духом Святым» совершали странные и непонятные действия — как напр. ходили нагими, лежали сотни суток на одном боку, ходили по городу под ярмом, — то почему не мог первосвященник, который, по должности своей, получал во Святом Святых откровения от Бога, поступить в данном случае по внушению Божию? Если же это был никто иной, как Захария, родитель Предтечи (церковные песни принимают это предание)5, то возможность допущения им Пресвятой Богородицы во Святая Святых становится еще большею: ему могло быть открыто вполне Ее высокое предназначение, как открыто было ему предназначение его сына, и его жене впоследствии и предназначение Пресвятой Девы. Нет необходимости предполагать, что Пресвятая Дева введена была во Святое Святых всенародно, равно как — что о праве входа Ее туда знали все: церковная песнь дает намек, что свидетелями вхождения Ее туда были одни ангелы. Может быть лишь впоследствии и по истечении долгого времени обнаружилось, что первосвященник почему-то нашел нужным разделить с женщиной свою великую привилегию. Возможно и то, что этот поступок первосвященника, весь смысл и всю необходимость которого мог понимать он один, не сошел ему безнаказанно со стороны народа и властей. Спаситель упоминает об убийстве, по-видимому, незадолго до Его времени какого-то первосвященника, а именно Захарии — «между церковью и алтарем».
Во всяком случае ни тотчас, ни вскоре после совершения своего удивительного, боговдохновенного поступка первосвященнику Захарии, конечно, не пришлось сожалеть о нем, так как жизнь пресв. Отроковицы в храме могла лишь возвеличивать Ее в глазах видевших. Она «воспитывалась, как голубица, во храме Господа», говорит предание. «Всю Ее, пребывающую внутри храма и питаемую пищею небесною, освятил Дух Всесвятый», свидетельствует св. Церковь (5-я песнь канона). Поселенная при храме в трехэтажном корпусе отдельных комнат, тянувшемся вдоль внешней стены самого храма и вплотную к ней, пресв. Дева большую часть дня проводила в молитве и богомыслии. По преданию, сохраненному бл. Иеронимом, Она молилась с утра до 3 ч. (по нашему от 6 до 9 ч. утра), с этого часа до 9 ч. (3 ч. в.) занималась рукоделием и чтением Св. Писания, — чему первоначально обучали Ее другие девы, жившие в том же помещении; а затем опять предавалась молитве до вечера, когда принимала пищу, по преданию, из рук ангела. И вообще Ей, Пречистой, часто являлся ангел, охранявший Ее от всяких зол. Первосвященник с своей стороны позволял пресв. Богоотроковице входить во Святое Святых и чрез то как бы приближаться к самому Богу и к святейшему жилищу Его. Так вдали от всякой мирской суеты, в постоянном богомыслии и молитве, в трепетно-благоговейном приближении к престолу Господню пребывала пресв. Дева в храме до 12-ти летнего возраста. Когда же наступило время, когда Богородица должна была, по обычаю, оставить теперешнее жилище и, подобно прочим девицам, вступить в брак, то Она объявила первосвященнику и священникам, что Она дала обет всегдашнего девства. Тогда, уважая Ее священный обет, обручили Ее для хранения девства праведному старцу Иосифу из рода Давида, по занятиям своим бедному плотнику. По преданию, и этот обручник, хранитель девства Богоматери, был указан самим Господом. Священники собрали 12 мужей из рода Давидова, положили жезлы их на жертвенник и молились, чтобы Бог показал угодного Ему. Когда потом первосвященник возвращал каждому из принесших посохи, то но явилось никакого знамения. «Но когда он отдал посох Иосифу, из него вылетела голубка и села на голову Иосифа. И первосвященник сказал Иосифу: «Божиим избранием тебе указано принять эту деву Господа, чтобы хранись Ее у себя». И принял Иосиф Богоматерь, и поселилась Она в доме своего обручника.
1 Предание это сохранено, как и другие предания касательно жизни Пресв. Богородицы, у разных отцов и писателей Церкви и в церковных песнопениях. Источниками и пособиями при составлении этой статьи служили: «Четьи-Минеи» Св. Димитрия Ростовского; Муравьева В. «Жизнь пресв. Богородицы и присно девы Марии» М. 1875; «Первоевангелие Иакова Еврея» изд. Вега, СПБ. 1912 г. и другие.
2 Эта и дальнейшие выдержки взяты из «Первоевангелия Иакова».
3 Значение этого имени не установлено. Его объясняют в 67 различных смыслах. Наиболее вероятное значение «важная», «красивая»; другие значения: «госпожа», «надежда», «подарок», «просветительница», «мирра», «начальница моря», «капля моря», «звезда моря», «горькое море», «их возмущение», «горькая». Последние значения могут объясняться обстоятельствами, при которых Мариам, сестра Моисея, получила это имя, очень редкое у евреев (в В.З. встречается еще только как мужское: 1 Пар.4.17). Последнее обстоятельство делает вероятным, что имя это египетского корня (как и Аарон) тогда оно значило бы: «нежно любимая» (Vigouroux, Dictionnaire dе Lа Biblе, IV, Paris 1908, 774—775).
4 Дебольский «Дни богослужения» 1, 118.
5 Хотя Захария называется в Евангелии не первосвященником, а просто священником, но священником в Пятикнижии всегда почти называется первосвященник (а священники — «жрецами»).
Значение праздника
Значение настоящего праздника измеряется тем значением, какое имеет в жизни человека воспитание. Как ни расходятся по этому вопросу мнения, едва ли можно отрицать чрезвычайно большое влияние, какое оказывает на душевный склад человека по крайней мере его первоначальная, детская жизнь, та обстановка, в которой она протекает, вся совокупность впечатлений, которые воздействуют на дитя. На введение во храм пресв. Богородицы Церковь и смотрит, как достаточно показывает служба этого праздника, именно прежде всего с этой точки зрения. Чрез свое введение во храм пресв. Дева поставлена была под всю сумму благодатного влияния храма. Как ни уступал ветхозаветный храм христианскому, но он оказывал на душу верующего воздействие так сказать совершенно такого же порядка и характера, как новозаветный храм. Это была та же атмосфера святости, чистоты и божественности. И по мысли церковной службы на праздник влияние храма на чуткую и детски-чистую душу «Богоотроковицы» было такой необыкновенной силы, что, можно сказать, оно как бы постепенно подготовляло самое боговоплощение, наполняя Божеством Ея душу. Таково глубокое основание и для той тесной связи, в какую ставится (песнопениями) этот праздник с Рождеством Христовым. Будучи по истине «Божественным» по самому источнику своему, это воздействие храма на детскую душу Богоматери не могло парализоваться и тем, нравственно во всяком случае неблестящим состоянием, в каком находилась тогдашняя иерархия, т.е. человеческий элемент храма, и песнописцы Введения совершенно справедливо совсем игнорируют эту отрицательную инстанцию. Вследствие этого весь праздник с его службой — это сплошной гимн той святости и чистоте, какая сообщена именно храмом нашедшей в нем приют Приснодеве. Эта святость и чистота особенно возвышалась от обстоятельства, что введенная во храм была даром Богу, полученным от Бога, как бы «Твоя от Твоих» Ему, жертвой Ему от родителей и всего человечества, а всякая жертва, даже если ею служить неразумное животное, уже тем, что Она жертва, есть величайшая святость, «святая святых», как и называются жертвы и жертвенник у Моисея. Возвышалась святость этой храмовой Обитательницы и обетом девства Ея, которое, присоединяясь к тем двум деятелям, поистине возводило дышавшую здесь святость и чистоту до зенита, сообщая ей прямо небесную и Божественную высоту.
Вот то благодатное и, конечно, самое благотворное дыхание, которым обдает верующего этот, как впрочем и все другие двунадесятые праздники, исключительный праздник. К нему присоединяется, конечно, стоящее в связи, хотя логически вполне неуловимой, веяние от праздника и службы его какой то просто детской, безотчетной радости. Редкий праздник переливается такой светлой, легкой радостью. Это как бы радость того хоровода девочек, которые, по предъявлению предания, так облюбованного церковной службой праздника, провожали Приснодеву; во храм («со свещами светлыми»), «поя, играя и ликуя».
Чистота и святость, свет и радость — таковы мотивы этого праздника.
Иcтория праздника
Праздник Введения (εὶσοδος — «вход», τὰ εὶσόδια — «входы», praesentatio — «представление») во храм пресв. Богородицы стоит в таком же отношении к Ее Рождеству; в каком Сретение к Рождеству Христову.
Думают, что первоначально праздник посвящен был именно такому же принесению, представлению в храм, требовавшемуся Моисеевым законом (Лев.12, 5 и д.), новорожденной Марии, с принесением за Нее жертвы, какое совершено было над Христом в 40 день; над пресв. Марией, над младенцем женского пола, это принесение в храм должно было совершить в 80-й день. Так как праздник Рождества Богородицы приурочен к 8 сентября без твердых исторических оснований, то, предполагают, для Введения 80 дней не решились отсчитывать от этого праздника, а считали от новолетия — 1 сент. (Если считать от 8 сент., то праздник приходился бы на 27 ноября. Не под влиянием ли этого отчасти в ХИИ в. к этому дню приурочен праздник Знамения пресв. Богородицы в воспоминание чуда от иконы, бывшего 24 февраля?).
Впоследствии же с праздником соединили воспоминание о том поворотном пункте в детстве пресв. Марии, предание о котором сохранили апокрифические евангелия.
Если праздник Рождества пресв. Богородицы получил начало не ранее VII в., то для Введения можно ждать еще более поздней даты происхождения. Действительно его нет в греческих месяцесловах, очень обширных (хотя неполных), Коаленевом с практикою VII в. (в рукописи X-XI в), Константинопольском VIII-IX в., Неаполитанском IX в. Впервые праздник на востоке появляется в памятниках все же VIII в. Так он есть в Синайском праздничном Евангелии 715 г. и во всех греческих месяцесловах с IX в., исключая вышеназванные. След. в IX в. он на востоке получил уже почти повсеместное распространение, но в качестве должно быть еще простой памяти, а не праздника. Правда, присутствие его в Синайском Евангелии VIII в. говорит о некоторой торжественности в его праздновании; но кроме 12-х праздников там есть евангелия еще на 11 дней года. В перечне 11 важнейших праздников Иоанна, еп. Евбейского, VIII в. он не упомянут. В Синайском Канонаре ИХ-X в, заключающем в себе лишь прокимны и чтения на весь год, для Введения не указано того и другого, тогда как большинство памятей святых имеет их, и оно обозначено так: «св. Богородицы, когда Она принесена была в храм будучи 3 лет». В уставе Великой Константинопольской Церкви IX в. на Введение не дано никакой службы, но оно отличено почетным названием «собора» (σύναξις): «Собор св. Богородицы, когда Она принесена была родителями своими, принесенная в храм Господень 3 лет». И в XI-ХII в. Введение на востоке, по местам по кр. м., было простою памятью, как то видно из месяцеслова при Евангелиях Остромировом (1056 г.), Мстиславом (до 1117 г.), Охридском (ХИИИ в.), где для него только литургийное евангелие и где с ним совмещается другая память — св. Иулиании. В указе Византийского императора Мануила Комнена 1166 г. праздник упоминается в числе дней совершенно несудебных. Из инославных восточных церквей Введения нет у несториан и коптов; у иаковитов праздник появляется очень поздно под греческим влиянием, как видно из того, что служба ему из рукописей найдена только в одной XII в., близко стоящей к греческому обряду.
На западе праздник появляется тоже под греческим влиянием только в XIV в. В 1372 г. канцлер французский дворянин Филипп de Maziéres, будучи в качестве посла от Кипрского князя Lusignan у папы Григория XI в Авиньоне, рассказал ему, с какою торжественностью празднуется Введение на востоке и представил службу для праздника; папа дозволил совершение праздника в качестве обетного. Около того же времени (1375 г. или 1345 г.) какой то французский король (Наваррский) пожелал выслушать службу празднику, велел совершить ее в своем присутствии, затем послал ее на просмотр прелату, чтобы он распространял ее по всем провинциям. Эту же службу он послал императору (Германскому) и королеве Венгерской, которые с удовольствием приняли ее и установили праздник в пределах своих государств. В 1381 г. праздник принят в Трире, в 1420 г. в Метце, в 1455 г. в Британии. Герцогу Саксонскому Вильгельму папа Павел II дозволил в 1464 г. совершение праздника в его владениях, как то же впоследствии представлено императору германскому Карлу V. Не везде на западе праздник совершался 21 ноября: в диоцезе Osnaburgensi он праздновался в ближайшее воскресенье после всех святых 1 ноября, в Гамбургском диоцезе в ближайшее воскресенье после св. Мартина 11 ноября. В Риме праздник был введен папою Сикстом IV (1471 г.—1484 г.) и служба его принята в Бревиарий, но еще в качестве праздника «по желанию» (ad libitum) «для некоторых мест». Папа Пий V (1566 г.—1572 г.) исключил службу, но Сикст V в 1585 г. сделал ее обязательною для всей церкви. При папе Клименте VIII (1592—1605) служба была переработана.
С XII в. на Востоке находим в литургических памятниках службу Введению, очень близкую к нынешней.
В уставе Константинопольского Евергетидского монастыря по рукописи ХИИ в. с практикою XI в. служба имеет следующие отличия от нынешней. На вечерне нет кафизмы, как и в другие двунадесятые праздники; на Господи воззвах стихиры только нынешние 1—3, на Слава и ныне 1-я; паремии общие Богородичные; (литии по этому уставу не бывало); на стиховне нынешние литийные 2-я дважды и третья, Слава и ныне нынешняя такая же с Господи воззвах. На панихиде канон октоиха гласа и праздника на 6 (как на Успение, но там 2-й на 4; на Рождество Богородицы оба канона праздничные); по 3 песни седален гласа умилительный (на Рождество Богородицы — праздника), по 6 песни кондак «Предстательство христиан». На утрени по рядовых кафизмах седальны праздника, первый — певец, второй — народ, Слава и ныне тот же; пред полиелеем кафизма 6 «Господи, да не яростию твоею обличиши мя» (как на Рождество Б-цы); чтение: слово кир-Георгия на даяния два, которого начало: «Прекрасныя для нас основания»; прокимен «Приведутся Царю»; стих «Слыши дщи»; стихов по 50 пс. нет; каноны гл. 1 «Песнь победную» с ирмосом на 8, оставляются троичные тропари, и гл. 4 «Отверзу» на 8 (на Р.Б. и Успение 2-й канон на 6); катавасия «Отверзу»; по 3 песни нынешний 2-й седален дважды; по 6 песни чтение 2 малых слов Прокла и Германа; «ексапостиларий «Свят Господь», если же праздник имеет (ексапостиларий), говорим его»; на хвалитех стихиры на 6 нынешние 4—6 с Господи воззвах, Слава и ныне такая же из нынешних стиховных. На литургии на блаженных песнь 3-я 4 гл. с ирмосом; входное: «Приведутся царю»; причастен «Приведутся». Отдание 23 ноября.
По Студийскому уставу употреблявшейся в России редакции его (патр. Констант. Алексия) служба Введения отличалась от нынешней: на вечерне на Господи воззвах стихиры на 6 — сначала нынешние 4—6 гл. 4, затем нынешние стиховны гл. 5. Слава и ныне первая из второй группы; паремии общие Богородичные; на стиховне (литии не было) нынешние с Господи воззвах 1—3 гл. 1. На утрени по кафизме ипакои гл. 4 «Днесь боговместимый храм» (ныне по 50 пс.); чтение из слов Георгия; прокимен «Величит»; каноны на 12, в первом (гл. 4) «стихи по 2»; светилен «Свят Господь»; на хвалитех Слава и ныне «едину от тех»; на стиховне гл. 2 подобен «Доме Евфрафов», «Слава и ныне от тех едину». На литургии причастен; «Приведутся цареви».
По древним памятникам Иерусалимского устава (греч. и славянск. рукописям и печатному греч. изданию): на стиховне 2-й стих: «Искренния ея приведутся тебе» (печатное издание); кафизмы 3 (древн. греч. рукоп.); по 1 стихословии сед. гл. 1, Слава и ныне тот же, по 2 сед. гл. 4, по 3 сед. гл. 4 (печ изд.); в позднейш. греч. на полях: «кафисмы 2»; по 50 пс. стихира гл. 6 «Днесь собори» (печ. изд); каноны гл. 4 и 1 (древнейшие греч. рукоп. и печ. изд.); один со ирмосом на 8 и первый (глас) тропари на 6 (позднейшия греч. рукописи); «ермоси по двои, а тропари на 14» (древн. славянск. рукоп.); 1-й с ирмосом на 8, 2-ой на 6 (поздн. слав. рукописи); по 6 песни «чтем же и слово из похвальных Богородицы». На литургии причастен гл. 3 «Приведутся царю девы» и «Чашу спасения» (печ. изд.).
По нынешнему греческому (для мирских церквей) уставу служба имеет следующие отличия от нашей. На Господи возввах стихиры на 6. Полиелей Богородицы «Отрыгну сердце мое», седален 1-й дважды, два по однажды и конец дважды. Каноны l-й на 4 и 2-й на 6. На литургии антифоны: 1. Велий Господь и хвален зело... Преславная глаголашася... Бог в тяжестех... Яко же слышахом... (Пс.47:2; 86, 3; 47, 4. 9). 2. Освятил есть селение... Спаси ны Сыне Божий во святых... Святыня и великолепие... Сия врата Господня... Свят храм твой... (Пс.45:5; 95, 6; 117, 20; 64, 4. 5). 3. Лицу твоему... Вся слава дщери царевы... Приведутся царю девы... (Пс.44:13—15).
По старообрядческому уставу на литии (которая ошибочно указана пред сугубой ектенией) И ныне гл. 8 «Давид провозглашаше» (Слава и ныне Госп. воззв. малой вечерни); после вечерни «чтем слово Епифаниево о житии св. Богородицы»; 3 кафизмы, но под 3-й разумеется полиелей; по кафизмах чтение во Евангелии толковом еже от Луки; по полиелее «чтем слово Климента похвальное св. Богородице»; по 50 пс. стихира гл. 8 «Днесь собори верных»; по 3 песни «седален гл. 4, Слава и ныне той же стих и чтем слово Епифания Кипрского о житии св. Богородицы, оставшии же словеса чтутся на трапезе»; по 9 песни «не угашаем свещ ни кадила, еже бывает пред праздником поставляемо, дондеже скончается славословие великое и се якоже нецыи творят, иже на 9 песни кадила угашают, се бо есть бесчинно, подобает бо сего сматряти еклисиарху»; после катавасии «Таинство» «вторый лик поет второго канона припев «Ангели вхождение» и по сем ирмос «Яко одушевленному» (вместо «Достойно», как объяснено под 8 сент.) и поклон земный»; по отпусте утрени «поем стихиру самогласну гл. 6 «Днесь собори верных» и помазуются братия св маслом.