ФОТОГАЛЕРЕЯ: "Се что добро или что красно..." Проблемы истинного православия обсуждались на Первых Мятлевских чтениях
В течение трех дней – с 6 по 8 сентября - в уютном помещении храма в честь иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радосте" в поселке Мятлево Калужской области звучали доклады и дискуссии о современном Истинном Православии – о путях развития Православной Церкви вне экуменического "мирового православия".
Во вторник вечером, 7/20 августа 2013 года, преподобная мать Макрина, игумения монастыря святой Параскевы (Ахарнэ, Афины, Синод Противостоящих) почила о Господе после продолжительной болезни.
Отпевание совершили во второй половине дня в среду, 8/21 августа, Его Преосвященство, епископ Киприан Орейский, местоблюститель Священной Митрополии Синода Противостоящих и духовный отец монастыря, и Преосвященнейший епископ Климент Гардикийский вместе с членами духовенства. Также на погребении присутствовали монахини из монастыря Святых Ангелов (они пели на клиросе) со своей игуменией – м. Таксиархией, сестры из других монастырей и большое количество верующих, среди которых был и мэр города – Сотериос Доурос.
Оба епископа произнесли надгробные слова, которые сопровождались последним поцелуем. Затем тело было перенесено на монастырское кладбище, где мать Макрина, по ее желанию, была похоронена в могиле предыдущей игумении монастыря – м. Параскевы. После чина погребения всем присутствующим была предложена поминальная трапеза.
Мать Макрина, в миру Мария Керамидас, родилась в Пирее в 1933 году. Когда ей было семь лет, она потеряла своего отца, который был убит, сражаясь за свою родину на албанском фронте. В возрасте двадцати двух лет, в 1955 году, она ушла из дома, чтобы стать монахиней из большой любви к Господу нашему Иисусу Христу, Жениху душ наших, следуя примеру святой Параскевы, перед чьей иконой она молилась. Мать Макрина планировала уехать в старостильный монастырь Успения Пресвятой Богородицы в Тракомакедонесе (Восточная Аттика), который тогда процветал духовно, но "по ошибке" ее приняли в автобус, идущий в монастырь Св. Параскевы в Ахарнэ, который также следовал старому стилю. Приняв это как знак того, что Господь и ее любимая святая благословили ей там быть, она осталась в этом монастыре.
Мать Макрина предала себя в послушание первой настоятельнице монастыря – игумении Христонимфе († 1973), которая подвизалась вместе с духовным отцом монастыря, старцем Иеронимом, со дня основания обители (1930 г.) и в течение дальнейшего ее развития.
Мать Макрина была пострижена в великую схиму на Праздник святой Параскевы, 26 июля 1962 года, епископом Геронтием Саламинским и получила имя старшей сестры святого Василия Великого.
С 1973 по 1996 год м. Макрина жила в послушании второй монастырской игумении, преподобной матери Параскевы, которая перед своей кончиной заповедала своим сестрам, в столь путанное время, связанное с вопросом церковного календаря, укрыться под духовную защиту Его Высокопреосвященства, митрополита Киприана, которого они знали и к кому питали глубочайшее уважение.
После кончины игумении Параскевы оставшаяся небольшая часть сестричества действительно присоединилась к церковной юрисдикции Синода Противостоящих, и, из послушания митрополиту Киприану, мать Макрина согласилась стать третьей игуменией исторического и благословенного монастыря Св. Параскевы. Она была возведена в сан игумении митрополитом Киприаном в праздник Живоносного Источника, 6 апреля 1996 года (ст. ст.), и с тех пор духовная связь между ними всегда оставалась сильной и глубокой.
Мать Макрина упорно трудилась для развития монастыря, который хотя и страдает от многих испытаний, однако выявляет духовный прогресс. Сестричество пополнялось, а здания были отремонтированы. Это священное место явилось духовным центром православного свидетельства, а также оказало неоценимую практическую помощь пастырской работе Священной Митрополии Греческого Синода Противостоящих.
Мать Макрина всегда была прямой и искренней, простой и скромной. Она отличалась своей любовью, заботой, тактичностью, деликатностью и смирением. Она помогла своему сестричеству во всех отношениях, передала монахиням все, что было поучительным и важным, с тем, чтобы обеспечить им настоящую духовную жизнь после своего ухода в вечность.
Начиная с 2010 года, ее здоровье решительно ухудшилось: как диабетик, она страдала от тяжелой сердечной и почечной недостаточности. В течение последних трех лет своей жизни, и особенно в последний год, она переносила болезни мужественно, готовясь к своему исходу.
Духовно подготовленная, она испустила последний вздох на следующий день после праздника Преображения, за несколько дней до Успения Пресвятой Богородицы, вскоре после Праздника святой Параскевы, и, примерно, через три месяца после кончины Преосвященнейшего Митрополита Киприана. Да упокоится ее душа, сопровождаемая на своем пути молитвами всех, кто просит Господа о прощении ее грехов и о вечном покое в селении праведных.
С 18 по 20 августа (ст. ст.) 2013 г. Его Преосвященство, епископ Авксентий (Синод Противостоящих), в сопровождении архиепископа Хризостома, нанес пастырский визит в Свято-Покровский монастырь, расположенный в Блюффтоне, в далекой северной части провинции Альберты (Канада). Они совершили долгое путешествие по суше.
Восемь монахинь, включая новую послушницу в подростковом возрасте, а также 92-летнюю схимонахиню Варсонуфию, ведут свою поистине аскетическую духовную жизнь под руководством преподобной схимонахини Амвросии. Монастырь обслуживается иеромонахом Дионисием (Димитриевичем), который живет в священническом доме на территории монастыря. К этому дому прилегает около восьмидесяти гектаров лесного массива, поросшего соснами и березами. О. Дионисий служит литургию три раза в неделю, а также в выходные и праздники.
Мать Амвросия – одаренная игумения монастыря, которая в свое время пользовалась духовными советами таких светил Русской Православной Церкви Заграницей, как епископ Нектарий Сиэтлский и епископ Савва Эдмонтонский, погребенный в монастыре Блюффтона. Она и ее биологическая мать, покойная монахиня Феодора, которая получила свое монашеское воспитание в Австралии, переехали в обитель в 1993 году, по просьбе митрополита Виталия, и полностью восстановили ее, так как она была заброшена в 1990 году.
Точные даты образования Блюффтонской общины не установлены, т.к. ее основатель, архиепископ Иоасаф (впоследствии архиепископ Аргентинский и Парагвайский) был вынужден покинуть Канаду и переехать в США на короткий период времени из-за своих проблем с видом на жительство. Тем не менее, эта община стала общепризнанной в РПЦЗ православной монашеской общиной в Северной Америке. Церковь монастыря была построена около 1930 г. или в 1932 г. и стала принадлежать собственности обители, оформленной еще в 1928-1930 гг. На протяжении многих лет это была первая монашеская мужская община, затем с 1950 по 1990 гг. – женская, а после 1993 г. она возродилась как женский монастырь.
Здесь располагаются монашеский корпус, трапезная, и в конце зимняя Часовня. Этот большой, двухэтажный комплекс и отдельный корпус для посетителей были построены игуменией Амвросией и ее монахинями после 1993 года.
В воскресенье, 19 августа (ст. ст.), в праздник преподобномученика Андрея и иже с ним, епископ Авксентий и отец Дионисий вместе с архиепископом Хризостомом совершили Божественную Литургию, на которой монастырский хор пел по-славянски (монастырь следует Славянскому Типикону) и по-английски в благолепном молитвенном стиле.
После Божественной Литургии все присутствующие приняли участие в Агапе (праздничной трапезе).
В ходе своего визита, два иерарха много говорили с монахинями о духовной жизни: о важности послушания своей духовной матери; об актуальности Священного Предания и чтения святых отцов на фоне столь незрелого и инновационного православия, которое преобладает в Америке; о высоком призвании монашеской жизни; об избегании всевозможных фантазий и лживой информации на христианскую тему, которые заполонили в наше время интернет.
Иерархи отбыли из обители, вдохновленные духовной жизнью ее монахинь, но и встревоженные проблемами, с которыми они сталкиваются, особенно по поводу последнего случая, когда некое лицо, действующее от имени церковной юрисдикции, пыталось захватить имущество монастыря, и до сих пор предпринимает такие попытки. Можно только надеяться, что такие печально враждебные случаи, отвлекающие монахинь от их образцовых духовных подвигов, в конечном счете, только послужат укреплению, а не помехой этому избранному сообществу.
По возвращении из Канады в Калифорнию, епископ Авксентий и архиепископ Хризостом посетили о. Иосифа Миллер и его матушку Варвару в Бэйнбридж Ислэнд (штат Вашингтон). Отец Иосиф, бывший психолог, 92-х лет, больше не служит в качестве священника, но, несмотря на некоторые немощи своего возраста, как и его жена, является активным и проницательным наблюдателем церковной жизни. Они оба постоянно оказывают моральную поддержку духовенству и верующим Греческого Экзархата, давая необходимые советы. Они также знакомы уже много лет с игуменией Амвросией, еще с того времени, как она, будучи музыкально образованной, служила регентом на одном из русских приходов в соседнем Сиэтле.
11 сентября-День памяти всех православных воинов. В 1769 г., во время войны России с Турцией и Польшей было принято решение в праздник Усекновения главы Иоанна Предтечи совершать поминовение всех православных воинов, за Веру, Царя и Отечество на поле брани убиенных, в столице Российской Империи в этот день принято было служить заупокойную литургию в Петропавловском соборе.Как говорится в Чине поминовения, «сей день в рассуждении пострадавшего за истину Предтечи Господня, есть приличный, дабы в оный всеобщую Богу молитву принести и о подобнострадающих и о положивших живот свой за веру и отечество».( напомнил)
Автор: Монахиня Вера. Дата публикации: . Категория: Архив РПЦЗ.
В Пало Альто в Калифорнии в сентябре 1984 г. скончался АРХИМАНДРИТ СПИРИДОН - кадет Тифлисского, Симбирского, Пажеского и 1 Сибирского кадетских корпусов.
До принятия монашеского сана Никодим Васильевич Ефимов, родился 13 ноября 1902 года, в день Препп. Никодима, Спиридона и Анатолия Печерских, в Кронштадте. Его отец, Василий Павлович Ефимов, был полковником Кронштадтской Крепостной Артиллерии и одновременно преподавателем в школе при Доме Трудолюбия. Мать его звали Евгения Алексеевна Ефимова. В то время в Кронштадте жил и работал на ниве Христовой Св. Иоанн Кронштадтский. Как сказано было выше, отец Никодима был одновременно преподавателем при Доме Трудолюбия организованным Св. Иоанном Кронштадтским. Сам отец Иоанн являлся другом его семьи, и часто их навещал. Все это сильно влияло на семью и она отличалась глубокой верой и религиозностью. В детстве и в молодости отца Спиридона звали Ника. Так как его мать, Евгения Алексеевна Ефимова, до рождения Никодима потеряла троих детей, то за Нику всегда все очень боялись. У отца Спиридона была сестра, старше его на четыре года: Мария Васильевна Зубова (урожд. Ефимова). Мария Васильевна как старшая сестра смотрела за ним в детстве. Эта трогательная любовь осталась у нее навсегда, и она так и продолжила всю свою жизнь присматривать за ним. Отец Спиридон учился в четырех кадетских корпусах: в Пажеском, Тифлисском, Омском и Сибирском Кадетских Корпусах, а окончил он последний, то есть «Первый Сибирский Императора Александра Первого Кадетский Корпус». Во время гражданской войны, отец Спиридон с кадетским корпусом отступал через Китай и Корею. В бою он был ранен в руку. После боя его приняли за мертвого и служили по нем панихиды. Мать отца Спиридона никак этому не хотела верить и все время молилась перед старинной, семейной иконой Св. Николая. Вскоре после этого Никодим явился раненым, но живым в кадетский корпус. Кадеты про него сложили «журавля» «Кто в огне не опалим то Ефимов Никодим». Отец Спиридон от всей души всегда горячо любил кадет и кадетские корпуса. В 1924 году отец Спиридон приехал в Югославию и поступил на богословский факультет Белградского Университета. Окончил его в 1935 году. По совету Митрополита Антония (Храповицкого) поступил на философский факультет того же университета. Учился на нем, но из-за войны его не кончил. В Белграде отец Спиридон жил при Митрополите Антонии и помогал его келейнику отцу Феодосию, а после смерти отца Феодосия стал сам келейником Митрополита. Позже жил при Митрополите Анастасии и был тоже его келейником. По Белграду знали его покойный Архиепископ Иоанн (Максимович) Шанхайский и покойный Архиепископ Леонтий (Бартошевич) Женевский и Западно-Европейский, а так-же ныне здравствующие Архиепископ Антоний (Синькевич) Лос Анджелосский и Южно-Калифорнийский, Архиепископ Антоний (Бартошевич) Женевский и Западно-Европейский и отец Борис Критский. В 1950 году, осенью, отец Спиридон переехал из Югославии в Триест и жил там в беженском лагере Сан-Сабба Аннекс. В Триесте по желанию Архиепископа Иоанна Шанхайского (тогда Брюссельского и Западно-Европейского) 5 мая 1951 года отец Спиридон принимает постриг, 6 мая становится иеродиаконом, а 7 мая иеромонахом. Постригал его Епископ Леонтий (Бартошевич). Тогда он принял имя Спиридона. Таким образом у него оба Дня Ангела совпадали с днем рождения. В Триесте он был настоятелем церкви в беженском лагере Сан-Сабба Аннекс и законоучителем в Русской Гимназии при той же церкви. Директором Гимназии в то время был Николай Зотикович Кадесников. Тоже в Триесте, когда отец Спиридон возвращался ночью из церкви, мотоцикл сбил его и сломал ему ногу. В результате этого он пролежал в госпитале около пяти месяцев. После чего с ногой в гипсе, отец Спиридон все же служил Св. Пасху. В конце 1956 года отец Спиридон уезжает в Бейрут и там является настоятелем в русской церкви до 1960 года. Здесь он примирил раздор в приходе. В память этого 7 апреля 1957 года он получил от прихожан благодарность в виде стихотворения. Стихотворение оканчивается так:
Исполать тебе Спиридон Батюшка, Ты прими хвалу нашу сердечную За тот мир что принес нам так радостно, За любовь, в коей жить нам так сладостно, Тебе русский поклон наш земной.
В 1960 году переехал в Магопак, штат Нью Йорк, и здесь пребывал до 1962 года. В 1962 году отец Спиридон переезжает в Пало-Алто, Калифорния, возле Сан-Франциско. В Сан-Франциско при Архиепископе Иоанне Шанхайском получает сан Архимандрита. В 1964 году он назначен служить в кафедральном соборе «Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радости». Здесь же и был Инспектором Классов и законоучителем в Гимназии Свв. Кирилла и Мефодия при соборе. В 1966 году по состоянию здоровья переезжает в Пало-Алто и там служит в Св. Покровской Церкви, где настоятелем был отец Николай Пономарев и один год отец Николай Котар. После смерти отца Николая Котара, около одного года, был временным настоятелем. Отец Спиридон тоже был духовным отцем дружины русских скаутов (НОРС - «Национальная Организация Русских Скаутов») при церкви Всех святых в земле Российской просиявших в городе Бурлингэйм, возле Сан Франциско. В Русской школе при Св. Покровской церкви в Пало-Алто отец Спиридон был инспектором классов, законоучителем и преподавателем истории около двадцати лет. Был он любим за свою доброту, сердечность, скромность, мягкость и любовь, которую проявлял ко всем и в особенности к детям. В школе, его уроки отличались тем, что помимо знаний по Закону Божьему и русской истории он старался передать детям любовь, доброту, скромность, отзывчивость и другие положительные христианские качества. Это он делал при помощи рассказов из жизни святых и жизни исторических личностей или просто коротких рассказов, которые всегда содержали что-то нравоучительное. Отец Спиридон по воспоминаниям людей, которые его знали в течение всей жизни, никогда не менялся. Его характер всегда отличался христианскими качествами. Он всегда был скромным, чистым, тихим и добродушным. Отец Спиридон любил искренность, откровенность и любил взаимоотношения попроще. Любил горячо он и глубоко Господа Бога, Веру Православную, Святых угодников и Церковь нашу. Любил Митрополита Антония и Владыку Иоанна Шанхайского. Отец Спиридон был большим молитвенником, он часто и долго молился. Когда знакомые приезжали к нему то нередко его видели за молитвой в саду. Благословлял он по особенному - большим, широким крестом.
Отец Спиридон был духовным отцем и наставником многих. Он тоже был постником; он совершал и любил подвиг поста. Отец Спиридон постился «по настоящему». Постился он во все постные дни, включая среды и пятницы. В то время когда большая часть православных христиан забыла про пост, он продолжал поститься «по настоящему». Итак, в один прекрасный день кто-то в Св. Покровской школе заинтересовался «настоящим постом», и правила поста были записаны и стали распространяться. Вскоре после этого многие тоже стали поститься «по настоящему»; то есть без мяса, рыбы, яиц, молока, вина и постного масла. Вера у него была чистая, светлая и радостная. Вспоминается Св. Серафим Саровский который встречал посетителей с улыбкой и словами «Христос Воскресе». Помнится случай, в июне 1983 года, когда выпускники Св. Покровской школы в Пало-Алто пришли к нему после своего выпускного акта. Были там выпускники, несколько преподавателей и Архиепископ Антоний (Медведев) Сан-Францисский. Отец Спиридон уже болел и по настоянию доктора, большую часть времени проводил в постели. Когда было предложено пропеть ему «Многая лета», то он попросил чтобы спели «Христос Воскресе». Все дружно спели, и отец Спиридон весь сиял от радости. Отец Спиридон был на редкость интеллигентным человеком и до последних своих дней оставался со светлым умом. Знания его были энциклопедические. Он помнил все: события из личной жизни, исторические события, церковные правила. Был такой случай с «Правилами поведения для учащихся в св. Покровской школе в Пало-Алто», в 1973 году. В школе не было записанных правил поведения. Какие должны быть правила? На чем они должны основываться? К чему все должны стремиться в школе? Все это было объяснено отцу Спиридону, и сперва, казалось, что он этим не очень заинтересовался. Приблизительно через неделю он попросил записать его слова. Отец Спиридон начал диктовать по памяти, без всяких записок. Он диктовал две страницы почти без остановки и почти без поправок. Эти правила почти без изменений были приняты «Педагогическим комитетом» и «Общим родительским собранием» и остаются школьным руководством до сих пор. В то время отцу Спиридону был уже 71 год. Правила начинались так: «Учащийся во всем прежде всего руководствуется христианским учением».
Отец Спиридон был знатоком людей и хорошо разбирался в них. По своей скромности он часто молчал, и человек его не знающий мог подумать, что он ничего не замечает. Но это было не так. Он прекрасно и глубоко понимал каждого из присутствующих и его внутренние мотивы. Он всегда подмечал хорошие качества в других. Подмечал он и плохие, но говорил только о хороших. Как это часто бывает с добрыми и чистыми людьми, отец Спиридон вызывал у некоторых людей зависть, злобу и насмешки, в результате чего они ему приносили много скорбей. Да простит им это Господь Бог. Одним из самых любимых его изречений были слова Св. Иоанна Златоуста «Слава Богу за все». Эти слова он повторил в госпитале, чувствуя что скоро уйдет из этого мира, только за одну неделю до смерти. Был он славянофилом, любил и знал историю, литературу, и все духовные науки. От всей души он был глубоким и убежденным монархистом, почитал и любил последнего Государя и всю Его семью. Любил, молился и верил в воскресение Святой Руси. Последние годы своей жизни, уже будучи больным, он жил у своей племянницы Нины Васильевны Бутковой. Последние несколько лет отец Спиридон все чаще и чаще болел. По настоянию доктора он должен был проводить большую часть времени в постели. Все это время он был бодрый духом, читал, писал записки, переписывался, продолжал интересоваться делами школы и принимать участие. За две недели до смерти он стал быстро слабеть, и в субботу вечером, 1 сентября 1984 года, на 82-ом году жизни отец Спиридон ушел от нас в лучший мир. Несмотря на летнее время, на панихидах, отпевании и похоронах было много его друзей, знакомых и духовных детей; даже были из далеких городов. Маленькая церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Пало-Алто не вмещала всех молящихся. Все службы служил Владыка Антоний Сан-Францисский и Западно Американский с духовенством. Владыка Антоний сказал про отца Спиридона что он понимал пастырство как чистосердечность и что он был бессребреником. И правда, одно из выдающихся качеств была его чистосердечность, а также в течение всей своей жизни отец Спиридон не проявлял никогда никакого интереса к материальным благам. Многие из присутствующих на службах испытывали чувство тихой Пасхальной радости; чувствовалось что от нас уходит в лучший мир святой человек.
Есть священники строители церквей, есть священники хозяева, есть священники организаторы, есть священники проповедники и есть священники старцы. Отец Спиридон был старцем древней русской традиции. Старцы всегда вели скромный образ жизни. С точки зрения мира они часто ничем особенным не отличались. С духовной точки зрения, старцы были молитвенники, подвижники, советники, учители и вдохновители своим словом и делом для многих людей. Возле них всегда были их почитатели, которые чувствовали их духовную теплоту и которые ею питались.
Все мы, знающие отца Спиридона, благодарим Господа Бога за то, что Он нам дал возможность знать Русского старца.
А. Н. Мирошниченко, Директор школы Свято-Покровская русская церковно-приходская школа, г. Пало-Алто, шт. Калифорния.
29 авг./11 сент. Въ Усекновеніе главы Крестителя Господня Іоанна поминаются православные воины и все животъ свой за Веру, Царя и Отечество положившіе. ПИСЬМО МАТЕРИ КЪ СЫНУ. Православная Жизнь. № 10. 1967 г. Джорданвиллъ. Мне показали письмо матери, найденное на замученномъ сыне. Письмо, забрызганное кровью, — реликвія, и пусть оно хранится не только въ священныхъ драгоценностяхъ этой семьи, но и въ безконечной памяти народа. Бедная, теперь осиротевшая женщина прощается въ немногихъ строкахъ съ единственной оставшеюся у нея привязанностью къ земле и къ жизни.
«Твой отецъ былъ убитъ далеко отъ насъ, за Лаояномъ, тебя я отдала святому делу — защиты нашей милой родины отъ близкаго и страшнаго врага. Помни, что ты — сынъ героя. Мое сердце сжимается, и глаза плачутъ, когда я говорю тебе: «Будь его достоинъ!» Ведь я знаю весь роковой ужасъ этихъ словъ, и все-таки въ муке за тебя повторяю ихъ. Насъ всехъ не будетъ. Что наша жизнь. Это — капля въ океане прекрасной Россіи. Насъ всехъ не будетъ, но пусть цвететъ и радуется она. Я знаю, мы будемъ забыты, наши счастливые потомки и не вспомнятъ техъ, кто истлеетъ въ братскихъ могилахъ. . . Целуя и благословляя тебя, я простилась съ тобою. Когда тебя пошлютъ на подвигъ, не помни моихъ слезъ, помни только мои благословенія. . . Да хранитъ тебя Богъ, мой дорогой, светлый и любимый. . . Еще одно: враги, — везде пишутъ это, — злы и дики,: но не поддавайся слепой мести. Не подымай руки на лежачаго и будь милостивъ къ темъ, кого изъ нихъ судьба отдастъ въ твои руки». . .
Это говоритъ русская мать. Шапки долой передъ ея трауромъ! Земной поклонъ ея великой и молчаливой скорби. Вас. Ив. Немировичъ-Данченко.(Изъ матеріаловъ войны 1914 -1915 гг.)
Многие считают, что Церковь должна владеть в том числе и политическими умениями. Но насколько приемлемы для христианской совести политические компромиссы с властью? Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к эпохе совсем недавних, большевистских гонений на Церковь. Компромисс, на который пошел в отношениях с властями митрополит и будущий патриарх Сергий (Страгородский), стал причиной церковных разделений. Был ли этот компромисс оправдан? И в чем были правы или неправы оппоненты митрополита Сергия?
Об этом со священником Александром Мазыриным, заместителем заведующего отделом новейшей истории Русской Православной Церкви ПСТГУ, автором книги «Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х — 1930-х годах», беседовала главный редактор «НС» Юлия Данилова.
— Отец Александр, насколько эта тема сложна для исследователя
— Конечно, тема, касающаяся политики митрополита Сергия (Страгородского) в 1920-1930-е годы и реакции на эту политику в церковных кругах, весьма непростая. За годы, прошедшие с того времени, сложился целый ряд стереотипов, которые приходится преодолевать. Сформировалась целая традиция, которая рассматривала церковную жизнь 1920-30-х годов исключительно под углом лояльности-нелояльности советской власти: дескать, в Церкви многие не понимали важности произошедших перемен в государстве, и первым, кто смог в полной мере эту важность осознать, был митрополит (впоследствии Патриарх) Сергий. Но митрополита Сергия многие не поняли, поскольку были, во-первых, «контрреволюционерами», во-вторых, «честолюбцами». В результате произошел ряд «правых расколов».
Такой взгляд стал пересматриваться в конце восьмидесятых — начале девяностых годов, как только прекратилось давление со стороны государства. Окончательно же вопрос решился в контексте канонизации Собора новомучеников и исповедников Российских.
Надо было решить, как относиться к тем, кто пострадал за Христа, будучи в отделении от митрополита Сергия? Считать их раскольниками, или отход от митрополита Сергия — это не раскол, а нечто другое? Ведь среди не принявших декларацию митрополита Сергия были выдающиеся иерархи. Самый выдающийся — митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) — первый кандидат в Патриаршие Местоблюстители по завещанию Патриарха Тихона, получивший подавляющее большинство голосов на тайных выборах Патриарха в 1926 году.
Сначала на уровне Синодальной комиссии по канонизации, а потом и на уровне Архиерейского Собора был утвержден общий принцип: если отделение происходило не по корыстным причинам, а по мотивам исповеднического стояния за Истину, то отделявшихся от митрополита Сергия считать раскольниками нельзя. Тем более что, отделяясь от митрополита Сергия, они не отделялись от митрополита Петра (Полянского), который, собственно, и был тогда главой Русской Церкви — Патриаршим Местоблюстителем, хотя и находился в заключении (митрополит Сергий был лишь заместителем митрополита Петра). И в результате в августе 2000 года был канонизирован целый сонм новомучеников и исповедников Российских, и среди них почти все видные представители «правой» церковной оппозиции. Раскольников же Церковь, как известно, не канонизирует.
1. Митрополит Казанский Кирилл (Смирнов). (1863-1937 гг.) 2. Митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский). (1854-1928) 3. Митрополит Крутицкий Петр (Полянский). (1862-1937)
В нормальных условиях должность местоблюстителя Патриаршего престола должна была быть выборной. Согласно определению Поместного собора 1917-1918 годов, в случае освобождения Патриаршего престола Священный синод должен был избрать местоблюстителя, главной обязанностью которого было созвать в трехмесячный срок Собор для выборов нового Патриарха. Однако уже в январе 1918 года стало понятно, что, скорее всего, осуществить такие выборы не удастся. Тогда Поместный собор наделил Патриарха Тихона чрезвычайным правом самолично указать своих возможных заместителей. На Рождество 1924/25 года Патриарх Тихон составил завещание, в котором на случай своей смерти назначил трех кандидатов в местоблюстители. Первым кандидатом был указан митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), вторым — митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) и третьим — митрополит Крутицкий Петр (Полянский).
Патриарх Тихон скончался 7 апреля 1925 года. Митрополиты Кирилл и Агафангел в это время были в ссылках. (В 1933 году митр. Кирилл был ненадолго освобожден, менее чем через год снова арестован и выслан, а в 1937 году — расстрелян. Митрополит Агафангел освободился в 1926 году, когда церковное управление уже взял на себя митр. Сергий (Страгородский).) В результате патриаршим местоблюстителем в апреле 1925 года стал митрополит Петр, но в декабре того же года он был арестован и сослан на три года сначала в Тобольский округ (село Абалак на берегу реки Иртыш), а затем на Крайний Север, в тундру, в поселок Хэ (в устье реки Оби). Затем срок ссылки не раз продлялся, условия заключения становились все суровее, и в 1937 году митр. Петр был расстрелян. Митрополит Сергий (Страгородский) был заместителем митрополита Петра и принял дела после его ареста.
Идейным вдохновителем борьбы с Церковью был Л.Д. Троцкий. Его тезис: разложить Церковь изнутри, спровоцировать разделения и тогда уже по частям ее ликвидировать, - проводил в жизнь 6-й отдел ГПУ (на фото).
— В своей книге вы скорее исследуете позицию иерархов, представлявших «правую» оппозицию, а не мотивы, которые подвигли митрополита Сергия на компромисс с властями...
— Оценивать действия митрополита Сергия гораздо сложнее, чем действия церковной оппозиции. Мотивы «правой» оппозиции понять не трудно. Эти иерархи исходили из того, что не люди, пусть даже облеченные высокими иерархическими полномочиями, спасают Церковь, а Сам Христос. Люди же для того, чтобы Христос спас Церковь, должны в первую очередь хранить Ему верность, как бы ни складывались внешние обстоятельства. Надо думать не столько о политических последствиях своих действий, а о том, насколько эти действия соответствуют Истине Христовой. То есть главное — стоять в Истине. А дальше уже — как Богу будет угодно. Если Господь примет это стояние — Он найдет пути сохранить Свою Церковь.
Понять митрополита Сергия гораздо сложнее. Это масштабная и неоднозначная фигура (я здесь называю его митрополитом, а не Патриархом не для того, чтобы как-то его принизить, а потому, что именно митрополитом в 1920-30-е годы он и был). Митрополит Сергий считал, что нужно искать пути выхода из ситуации, которая казалась тупиковой. В близком кругу он говорил: «Мое отношение к советской власти основано на маневрировании». Он считал, что в ситуации, когда власть не скрывает своей конечной цели — уничтожить всякую религию вообще, — надо искать пути организованного отступления, чтобы сохранить хотя бы какую-то жизнеспособную часть Церкви. А ради этой цели можно имитировать даже и сотрудничество с безбожной властью. Конечно, многих это ввело в соблазн.
— А он видел какой-то предел такого маневрирования, за который нельзя переступать?
— Конечно, видел. Сложность для исследователя, однако, состоит в том, что митрополиту Сергию приходилось скрывать свою подлинную позицию не только от власти, но порой даже от людей, которые его окружали. Проще всего для историка говорить о его внешних действиях, например, о печально известной декларации 1927 года — вынести ей оценку с позиций сегодняшнего дня несложно. Но понять, что стояло за такого рода действиями митрополита Сергия, гораздо труднее. В каком-то смысле, он — самая большая загадка новейшей церковной истории.
В моей работе митрополит Сергий постоянно упоминается, почти на каждой странице, но все-таки книга не про него. Она про трех выдающихся святителей — тех, кого сам святой Патриарх Тихон рассматривал как наиболее достойных своих преемников. Он указал трех кандидатов: митрополитов Кирилла Казанского, Агафангела Ярославского и Петра Крутицкого. Им он доверял больше всех. Очень важно в полной мере восстановить их церковную позицию, собрать и проанализировать все возможные документы, которые характеризуют их действия, настроения, круг общения.
— С точки зрения церковно-административной святые митрополиты Кирилл, Агафангел и Петр, которые не пошли на сотрудничество с властями, потерпели поражение. Так или иначе, административно современная Русская Православная Церковь наследует митрополиту Сергию. В связи с чем возникает несколько вопросов. Первый: в чем неправы непримиримые представители Зарубежной Церкви, которые считают, что Декларация митрополита Сергия — это отпадение от Христа всей возглавляемой им Церкви?
— Как это ни парадоксально, можно сказать, что крайние критики митрополита (Патриарха) Сергия неправы в том же, в чем и его крайние почитатели. А именно и те, и другие смешивают оценку его политики с вопросом о благодатности возглавляемой им Церкви. Первые резко критикуют церковно-политическую деятельность митрополита Сергия (а ее есть за что критиковать) и делают на основе этой критики вывод (ложный) о безблагодатности Московской Патриархии. Вторые — исходя из уверенности, что Русская Православная Церковь благодатна (а в этом, естественно, и у нас сомнений нет), приходят к тому, что никакой критический подход при оценке деятельности митрополита Сергия в принципе не допустим.
Надо сказать, что подобное заблуждение в истории Церкви не ново. Еще в первые века были движения, которые объявляли, что сомнительные с точки зрения христианской нравственности поступки иерархов автоматически делают безблагодатными и их священнодействия. Примерно на таких позициях в третьем веке стояли раскольники новациане, а в четвертом — донатисты.
— Эти древние расколы были спровоцированы гонениями?
— Да, эти расколы также появились во времена гонений и также на почве обвинения епископов в том, что они себя недостойно повели — отдали гонителям священные книги, пошли на чрезмерный компромисс. За это их донатисты объявили безблагодатными. Ответ на это заблуждение Церковью был дан еще в те века: нельзя смешивать оценку действий того или иного иерарха (если он не проповедует ересь), с вопросом о благодатности священнодействий, им совершаемых. Для XX века это означает: нельзя переносить оценку декларации 1927 года — негативную, несомненно — на решение вопроса, благодатен или безблагодатен Патриарх Сергий как Первоиерарх. Это совершенно разные вопросы. В тысячелетней истории Русской Церкви наряду с великим явлением святости было немало и неприятных моментов. Всем, наверное, известна фигура архиепископа Феофана (Прокоповича) — архиерея петровского времени. Человек выдающегося ума и организаторских способностей, он, в то же время, печально прославился тем, что во времена Анны Иоанновны расправлялся со своими оппонентами в Церкви посредством политических доносов — и таким образом почти всех их извел. Нравственная оценка подобного рода действий очевидна. Однако наша русская иерархия — наследница тех, кого ставил архиепископ Феофан, и никому не приходит в голову на этом основании объявить ее безблагодатной.
Часто священников арестовывали за выполнение прямых обязанностей: служение Литургии, исповедь, крестины, отпевание, общение с прихожанами. Новомученик прот. Николай Виноградов, дед одного из корреспондентов "НС", был расстрелян в 1937 году за организацию крестного хода. На илл.: Иван Владимиров. Революционные акварели. 1919 г.
— Хотелось бы поговорить о сути компромисса, на который пошел митрополит Сергий. Как я понимаю, он был в том, что церковное управление, фактически, подчинялось контролю со стороны ОГПУ. Но ведь в тексте Декларации митрополита Сергия не указан порядок подчинения церковных решений предписаниям с Лубянки. Самое главное, что смущало иерархов и церковный народ — это та часть декларации, где сказано «ваши радости — это наши радости»... Но ведь эту фразу можно трактовать по-разному. Что плохого в обычной гражданской лояльности к власти?
— Конечно, ни в самой Декларации, ни в изданных вслед за ней официальных документах нигде о подчинении церковно-административной деятельности контролю ОГПУ не говорилось. Этот контроль осуществлялся негласно. Однако Декларация 1927 года была составлена в весьма двусмысленных выражениях. Можно было понимать ее просто как демонстрацию гражданской лояльности: советская власть существует уже десять лет, никаких реальных альтернатив ей нет, поэтому верующие не могут не подчиняться ее законам, если эти законы не требуют отречения от веры (а формально свободу совести в СССР никто никогда не отменял). И многие говорили (да и сейчас еще говорят): ничего нового в политике митрополита Сергия нет, еще в годы гражданской войны Патриарх Тихон призвал к гражданской лояльности советской власти, митрополит Сергий лишь следовал по его пути. Та пререкаемая фраза, которую вы привели, в оригинале звучит несколько по-другому: «Мы хотим быть православными, и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». Эту фразу можно толковать как говорящую о естественном для Церкви патриотизме. И такое толкование было бы вполне приемлемым для церковного сознания. Однако дальше в декларации шли слова: «Всякий удар, направленный в Союз — будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас». Здесь уже идут примеры тех радостей и неудач, которым предлагается сочувствовать. И в качестве одного из примеров приводится Варшавское убийство. Сейчас многим непонятно, о каком убийстве речь, и на эти слова как-то не обращают внимания — а зря. Варшавское убийство — это убийство летом 1927 года советского полпреда в Польше Войкова. Этот Войков — один из организаторов убийства царской семьи в 1918 году. Именно за это злодеяние ему и отомстил русский монархист Борис Коверда. Конечно, Церковь не может благословлять террористическую деятельность, против кого бы она ни была направлена. Однако требование оценивать акт возмездия цареубийце как удар, направленный в Церковь, — явное насилие над церковным сознанием. Здесь не остается и тени того, чему были привержены и Патриарх Тихон, и митрополит Петр, и сам митрополит Сергий в начале своего заместительства, а именно — церковной аполитичности. Да, Патриарх Тихон заявлял, что Церковь лояльна власти, «я отныне советской власти не враг» — писал он в 1923 году. Но при этом он не говорил, что он «советской власти друг». В том же году он писал: «Российская Православная Церковь аполитична и не желает отныне быть ни “белой”, ни “красной”». Особенно важно последнее уточнение. Оно означало, что Церковь при всей своей лояльности не станет инструментом политической борьбы, и политические враги большевистской власти вовсе не являются автоматически врагами Церкви. Между тем из декларации митрополита Сергия именно такое отождествление и вытекало.
Клеймо с иконы "Собор новомучеников и исповедников Российских". Расстрел крестного хода в Астрахани. 1919 г. Крестные ходы в знак протеста против гонений на Церковь проводились во многих городах в 1919-1919 гг.
Власть требовала от Патриарха Тихона, например, обрушиться с прещениями на эмигрантскую «церковную контрреволюцию», то есть на Зарубежную Церковь. Патриарх Тихон шел на определенные уступки: упразднил, например, в 1922 году зарубежное Высшее церковное управление за его чрезмерное увлечение политикой (антисоветской, в данном случае). Но от Патриарха требовали большего: анафематствовать зарубежных иерархов во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). Патриарх Тихон этого делать не стал, он не пошел даже на то, чтобы формально уволить митрополита Антония с Киевской кафедры, хотя тот давно уже в Киеве не был. Митрополит Петр, возглавивший после Патриарха Тихона Русскую Церковь, точно также не предпринял никаких реальных шагов против зарубежных иерархов. Он тоже не стал увольнять митрополита Антония, и во многом именно за это его арестовали в декабре 1925 года.
И митрополит Сергий, после того как стал Заместителем Местоблюстителя, сначала уклонялся от исполнения политических требований власти. Замечателен в этом смысле проект его декларации 1926 года. Он там пишет: «Обещая полную лояльность, обязательную для всех граждан Союза, мы, представители церковной иерархии, не может взять на себя каких-либо обязательств или доказательств нашей лояльности. Не можем взять на себя, например, наблюдение за политическим настроением наших единоверцев, хотя это наблюдение и ограничивалось бы тем, что за благонадежность одних мы ручаемся, а других будем лишать такого ручательства. Для этой цели у Советской власти есть орган более подходящий и средства более действенные. Тем паче не можем мы взять на себя функции экзекуторские и применять церковные кары для отмщения». Другими словами: боритесь со своими политическими противниками сами, при помощи своего ОГПУ, а Церковь в это не вмешивайте. Вот позиция священноначалия Русской Церкви до 1927 года. А после 1927 года эта позиция меняется. Архиереев, неугодных власти, начинают перемещать и увольнять с кафедр, и все это делается при помощи законного священноначалия.
— Распространенный аргумент в защиту митрополита Сергия такой: он сохранил внешнюю структуру Церкви — храмы, приходы, возможность легально служить. Те же, кто ушел в катакомбы, до наших дней просто не дошли. Много раз я слышала: «Мы с тобой вообще бы не знали, что существует Церковь, если бы не компромисс митрополита Сергия».
— Как устроил бы тогда Господь судьбу Своей Церкви в России, нам знать не дано. Рассуждая по-человечески, можно сказать, что все бы все равно в катакомбы не ушли и от компромисса бы не удержались. У митрополита Сергия был выбор, по какому пути идти лично ему — по пути поиска соглашения с властью, или по тому пути, по которому пошел его предшественник митрополит Петр. Этот путь, несомненно, привел бы его туда же, куда и митрополита Петра: ссылки, одиночные камеры, и, в конце концов, расстрел. Но это был личный выбор митрополита Сергия. С точки же зрения того, по какому пути пошло бы оставшееся в итоге в наличии руководство Русской Церкви, особых альтернатив в 1927 году не было.
Если бы митрополит Сергий выбрал путь бескомпромиссный, власть нашла бы другого иерарха, который бы принял ее условия. ОГПУ усиленно искало такого иерарха, вело переговоры сначала с одним, потом с другим, с третьим — в том числе и с митрополитом Кириллом, и с митрополитом Агафангелом. Им всем предлагались эти условия: подчинение внутренней церковной жизни тайному контролю со стороны безбожной власти в обмен на легализацию церковного управления. Был, например, тогда такой архиерей, как митрополит Тверской Серафим (Александров). Он как минимум с 1922 года был секретным агентом ГПУ — сейчас уже опубликованы его донесения. В конце концов, дошла бы очередь и до него, он бы согласился.
— Зачем же были нужны такие переговоры? Получается, власть не осмеливалась просто ликвидировать Церковь?
— Не то чтобы не осмеливалась — не могла. Дело в том, что в 1927 году Русская Церковь была еще достаточна сильна. Десятки тысяч приходов, священников, около двухсот епископов. Малоизвестный, но удивительный факт: в те годы церковные праздники еще признавались советской властью. Двунадесятые праздники были выходными! Это показатель неспособности богоборческой власти одолеть Церковь, невозможности для нее взять и, как вы сказали, просто ликвидировать Церковь.
Задача власти была в том, чтобы ослабить Церковь, разложить ее изнутри, спровоцировать в ней разделения, внутренние конфликты — и тогда уже по частям ее ликвидировать. Этот план был предложен еще в начале 1920-х годов Троцким. К 1927 году Троцкого уже не было в руководстве СССР, а идеи его были живы. Как могла власть спровоцировать нестроения внутри Церкви? Навязать священноначалию такую политику, которая вызовет отторжение широких масс.
— Если вернуться к фигурам епископов-оппонентов митр. Сергия, святых новомучеников Кирилла и Петра, священноисповедника Агафангела — получается, что с практической точки зрения святость проигрывает? Что может сказать по этому поводу историческая наука?
— Проигрывает с точки зрения материалистической, бездуховной. Действительно, в годы гонений в первую очередь жертвами становятся те, кто готов до конца идти за Христом, не оглядываясь на возможность договориться с гонителями. Но это не значит, что они проигрывают. Еще Тертуллиан, христианский апологет второго-третьего веков, сказал: кровь мучеников — семя христианства. Именно мученики в конечном итоге оказываются победителями.
Клеймо иконы "Собор новомучеников и исповедников Российских". Мученическая кончина Андроника, архиеп. Пермского и Соликамского, и Гермогена, еп. Тобольского и Сибирского. Свщмч. Гермоген 16 июня 1918 г. был утоплен большевиками в реке Тобол, свщмч. Андроник 20 июня закопан живым в землю.
Если попытаться выдать за историческую науку позитивистское учение, отвергающее Промысел Божий, тогда, конечно, говорить о победе мучеников не приходится: их убили, остались более «гибкие». Но с точки зрения церковной исторической науки, признающей действие Промысла, это не так. Да, в 1937-38 годах большевистская власть уничтожила большую часть преданных Церкви людей, практически всех священнослужителей за редкими исключениями. И казалось бы, программа воцарения безбожия в стране близка к завершению. Но что происходит дальше? Начинается Вторая мировая война, и уже по политическим причинам большевистское руководство во главе со Сталиным вынуждено пересмотреть свою церковную политику. Как это можно оценить? В ответ на великий подвиг мучеников, эту жертву, принесенную Русской Церковью в годы «Большого террора», Господь так направил ход истории, что гонения стихли и Церковь в России не исчезла.
Сайт Покровского собора в Нью-Йорке (Православная Церковь в Америке) в день Успения публично отмежевался от «инквизиторских преследований» и «ксенофобии» России и Русской Православной Церкви. Текст заявления, комментарий священника из Нью-Йорка и контекст.
Служба Безопасности Мазари закрыла монастырь Святой Екатерины на Синае, одну из самых легендарных достопримечательностей Всемирного наследия и оплота Православия на Ближнем Востоке.
Это происходит впервые за период после революции 25 января 2011 года. Монастырь будет закрыт на неопределенный период времени, так как власти опасаются проникновения террористов из джихадистов на территорию монастыря, которые в данный момент находятся на Синайском полуострове.
Монастырь был закрыт в течение одного дня после революции 25 января, а также во время войны в Персидском заливе. Бедуины посоветовали монахам закрыть монастырь после того, как в некоторых горячих точках были разрушены и сожжены несколько церквей.
Монахи должны быть защищены, считают они, в то время как племя Aljebalih мешала всякому внешнему влиянию на монастырь, а также на жизнь монахов, оберегая их от опасностей на протяжении всей истории.
Несколько тысяч человек и около 800 верблюдов остались выживать с первой недели июля 2013 г., когда египетские власти приказали закрыть 1500-летний монастырь города. Бедуины - жители горных районов были вынуждены продать своих верблюдов, которых они не могут теперь содержать, чтобы прокормить свои семьи.
"Это уже третий раз, когда мы закрыты с начала 1960-х годов до начала израильской оккупации. И даже во время оккупации мы оставались открытыми, - сказал отец Паоло (член Священного Собора монастыря, который служит в монастыре Святой Екатерины с 1972 года) в понедельник 2 сентября. - После нападений на церкви по всей стране в течение последних двух месяцев мы получили приказ от властей закрыть монастырь, по соображениям безопасности. Несмотря на то, что мы уделяем больше времени для молитвы и послушаний, наши священники не могут выжить без большого количества посетителей. Так как мы страдаем от крупного финансового кризиса, то не можем покрыть расходы монастыря и десятки семей, которые мы постоянно поддерживаем".
В монастыре Святой Екатерины работают 400 рабочих в оливковых рощах, на виноградниках, пасеках и нескольких объектах обработки, включая пресс для выработки оливкового масла. По состоянию на начало сентября, резервы монастыря сократились до минимума, едва хватает, чтобы покрыть два месяца расходов.
"Мы уважаем египетское правительство, и мы и дальше будем закрывать монастырь, если они требуют этого, - сказал Паоло, - но нам придется резко сократить зарплаты и другие расходы. Мы опечалены тем, что потеряли те доходы, которые делили с бедуинской общиной».
Между тем, органы государственной власти не продвинулись, чтобы помочь спасти положение, несмотря на доходы в количестве миллионов долларов, поступающие от сотен тысяч туристов, посетивших монастырь Св. Екатерины в течение последних двух десятилетий.
Богословское эссе «Илия Фесвитянин», вероятно, написано в 1928, после выхода в свет «Декларации» (от 29.07.1927) митр. Сергия (Страгородского). Впервые опубликовано составителем в: Русский пастырь: Православный пастырский журнал воспитанников Свято-Троицкой духовной семинарии. Сан-Франциско. 1993. № I (15). С.5-17; № II (16). С.76-96. Там же, в предисловии к публикации, обоснована предполагаемая датировка текста. Библейская сюжетная канва работы — столкновение пророка с жрецами-идолопоклонниками — очевидно отсылает читателя к актуальным церковно-общественным событиям 1927-1928 гг.
I
В нашей душе живет слепое преклонение перед новым, перед современным. Воспитанные на ложной, фантастической идеологии прогресса, мы неизбежно представляем себе историю как восходящий путь, как цепь достижений, влекущих нас все выше и выше, возникающих над прошлым, которое кажется нам убогим, бессодержательным, жалким. Сравнивая себя с предшествующими поколениями, мы представляем себя обычно если не более мудрыми, чем они, то во всяком случае несомненно более внутренне содержательными, одаренными, духовно свободными. Наши запросы, наши стремления кажутся нам титаническими. В своем духовном мире, думаем мы, открыли мы те пути к освобождению, которых вовсе не ведали наши предки.
В этом слепом самопревозношении утверждают нас особенно философия, литература и искусство. Всматриваясь в созданные ими образы, вдумываясь в выдвинутые ими проблемы, мы приходим к убеждению, что и образы эти, и проблемы совсем новые, неслыханные по своей глубине, по силе заложенных в них дерзаний. Древность, предшествующие поколения — говорим мы — не знали ничего подобного.
Но, несомненно, это утверждение — только горделивый предрассудок. Прошлое, миры иных эпох, иных культур закрыты от нас. Нам никогда не понять их своеобразия, сокровенной тайны их души, и потому с большой оскорбительной, а подчас и святотатственной легкостью судим мы о них по себе, упрощаем, принижаем, приспособляем к своим шаблонам все, что кажется нам непонятным и что таит в себе глубины, превосходящие нашу проницательность и недоступные нашему разумению.
Но чем пристальнее, чем любовнее всматриваешься в эту седую древность, в эти священные и святые тени прошлого, тем яснее становится для внутреннего взора, как безмерно богато оно, это прошлое, несравнимо своеобразно, как поверхностно и пошло это желание принизить его в угоду настоящему, представить его только ступенью для будущего. Образы прошлого, искания прошлого — искания жизни подлинно дерзновенны, величественны, прекрасны, и только наша духовная незрячесть, а порою и невежество побуждают нас говорить о широте наших горизонтов, о глубине наших сомнений, о силе и смелости наших дерзаний.
Если это можно утверждать относительно самых разнообразных миров, культур и эпох, то совершенно особенной силой и совершенно исключительным правом надо утверждать это о мире Библии. Если бы мы умели только читать Библию, как померкли бы сразу перед ее светом зарницы наших откровений, как опустились бы в цене и наше богоискательство и наше богоборчество. Современные богоискатели, даже ученые-психологи, пытающиеся в многотомных научных исследованиях о религиозном опыте вскрыть тайну встречи человеческой души с Бесконечным, — они собирают плоды, свои открытия, на убогих пажитях свидетельств наших современников, большей частью религиозно бездарных и духовно не окрыленных. Джемс заполняет целые страницы своего основополагающего в вопросе о религиозном опыте труда — «Многообразие религиозного опыта» — выписками из дневников, исповедей и писем современников. Конечно, может быть, нужно и это. Но как бездонно углубилось бы содержание этих научных исследований, как бесконечно возросла бы их внутренняя ценность, если бы они были построены не на основании случайного, малоценного религиозного материала, а на основании проницательного анализа подлинно классических памятников религиозной жизни, и в первую очередь, конечно, Библии. Надо только найти утерянный ключ к пониманию подлинного духа библейских образов, надо освободиться от давящего гнета школьных шаблонов и попытаться понять эти образы не в их эпической статике, связанной с определенным историческим моментом, а в их внутренней творческой динамике, живой во все времена и эпохи.
При свете, вынесенном из глубинных недр Библии, многие дерзания современного богоборчества покажутся наивными, недоросшими до горних пределов, и не только образы Ницше, ибсеновский Бранд, но даже жуткие загадки Достоевского станут менее давяще грандиозными.
На этих страницах мне хочется воскресить, в меру моих сил и моего разумения, образ Илии Фесвитянина — пророка, образ, исполненный сверхчеловеческой мощи и вместе необъятной привлекательности, столь близкий нам по тайне своих устремлений и своего богоборчества и столь далекий от нас в огненной силе своего богопознания. Еще на школьной скамье мы все познакомились с этим образом, но тогда его превратили для нас в лубок, религиозно бессодержательный и поэтически бездарный.
Теперь нам надо совершенно изгладить из памяти этот старый, выцветший в нашем сознании штамп и попытаться проникнуть в подлинный смысл захватывающе величественного библейского лика.
II
Илия Фесвитянин — это один из вечных спутников человечества, один из тех, чьи неумирающие тени реют над потоком истории и влекут к себе человеческий дух. Разные народы в разные эпохи устремляли свои взоры на его лик, свидетельствуя о тайне, которую они провидят в строгих чертах.
Илия, несомненно, величайший пророк Ветхого Завета. Но этого мало. Ветхозаветный иудей связывал с образом Илии самые свои драгоценные чаяния, чаяния Мессии: пришествие Мессии, по преданию, должно было предвариться новым явлением Илии. В Новом Завете пророк Илия занимает совсем особое место: с ним связано имя Пророка-Предтечи. Иоанн проповедовал в духе и силе Илии. Накануне входа Иисуса в Иерусалим и величайших событий, последовавших за этим входом, Илия на Фаворе являлся во славе, и Сын Человеческий беседовал с ним о грядущем, и, когда спускались с горы Фаворской, Иисус с учениками снова говорил о нем же, об Илии, об его пришествии.
Средневековье связывало с Илией драгоценную для себя тайну своего сокровенного искусства — алхимии.
У арабов-магометан существует предание о каком-то духе — страннике, являющемся в роковые миги истории и вновь исчезающем. И сказание об этом духе опять-таки связывают с Илией.
С ним же срастаются эсхатологические, апокалипсические предчувствия человечества. Илия как-то снова явит себя миру в последние времена. И каждый раз, когда в человечестве пробуждалась эсхатологическая тревога, — а это мы наблюдаем многократно на протяжении истории — каждый раз образ пророка Илии становится ближе и понятнее для человека.
Итак, не только тогда, когда там, на далеком небосклоне, перекатываются громовые раскаты и сверкает молния, но и когда в недрах нашего исторического существования разражаются бури, огненная тень Илии приближается к нам и между нами и ею вырастает трепетная связь.
Илия-пророк представляется взору человечества как вечный странник. Он, как огненный метеор, вспыхивает пожаром в тревожные миги человеческого бытия, неведомо откуда появляется и неведомо куда исчезает.
Конечно, таким он рисуется взору исторического человечества, потому что так изображает его Библия.
Внезапно появляется Илия на страницах библейского рассказа. Библия ничего не говорит нам ни о его родителях, ни о рождении, ни о возрастании духовном, даже ничего не говорит о том, как и когда он ощутил в себе высокое призвание, божественный дар пророчества.
В Третьей Книге Царств в 17 главе мы читаем:
И сказал Илия (пророк) Фесвитянин, из жителей Галаадских, Ахаву: «Жив Господь, Бог Израилев, пред Которым я стою! В эти годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову.
Это первое свидетельство Библии об Илии. Так встает он сразу перед нами во весь рост в своем грозном величии, внезапном и страшном, как гроза Божественного гнева.
Так же внезапно появлялся он каждый раз и перед своими единоплеменниками и современниками со своими пророчествами и предречениями, с глаголом Божиим в своих устах. Появлялся там, где его меньше всего ждали, ошеломлял одним своим явлением, одним своим видом прежде всяких слов и внезапно исчезал, уходил в далекие пустыни, в уединенье, где долгие годы проводил одинокий, неведомый никому, наедине со своим Богом, и тогда бесполезно было его искать, хотя бы в поисках участвовали и тысячи верных царских слуг, как это бывало.
Пораженные этой внезапностью его явлений, современники считали, что пророк Божий непосредственно в Божественной деснице, что Дух Божий, как на крыльях ветра, переносит его по просторам земли, из пустынь несет в горы, из гор в долины, берет его из уединенного безлюдья и ставит пред лицом царей и сильных мира.
Царедворец Авдий, посланец царя Ахава, встречает Илию, и пророк велит ему идти к своему повелителю и возвестить, что он — Илия — здесь.
Но Авдий трепещет, боится оказаться лжецом, потому что, как и все, он весь под впечатлением таинственной внезапности пророческих явлений и исчезновений. «Ты теперь говоришь, — говорит Авдий Илии, — ты теперь говоришь: “пойди, скажи господину твоему: Илия здесь”. Когда я пойду от тебя, тогда Дух Господень унесет тебя, не знаю куда; и если я пойду уведомить Ахава и он не найдет тебя, то он убьет меня; а раб твой богобоязнен от юности своей» (3 Цар.18:11-12).
И так же неожиданно, таинственно, как появляется он в библейском рассказе перед нами и перед своими современниками, так же еще более таинственно уходит он из жизни, уносимый на огненной колеснице огненными конями в неведомые Божественные высшие сферы бытия, и тщетно не один день ищут остатков его земной жизни по горам, ущельям, пустыням...
Ничего не говоря о рождении Илии, о его родителях. Библия, однако, говорит о его родине — он из жителей Галаадских. Галаад — это пустыня, окаймляющая Иудею, населенная кочующими, еще не осевшими племенами.
Значит, дух Скитальца Вечности воплотился в теле кочевника в стране кочевий.
И, по-видимому, Илия был сыном своего племени, носил в себе эту стихию кочевья, на которую излился в нем «громокипящий кубок» пророческого вдохновения.
Самая наружность Илии, совершенно необычная, обличала в нем не только пророка, аскета, пустынника, бросающего вызов всякой роскоши, всякой условности и даже всякому быту, но и говорила о стране, из которой он вышел, об особых нравах ее жителей.
Илию легко было узнать по его внешнему виду, по особенным, характерным только для него одного признакам.
В Библии рассказывается, как к царю Охозии явились его слуги и возвестили ему о встрече ими человека, устрашившего их грозными предведениями.
Царь Охозия спросил: «Каков видом тот человек, который вышел навстречу вам и говорил вам слова сии?» Они сказали ему: «Человек тот весь в волосах и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим». И сказал он: «Это Илия Фесвитянин» (4 Цар.1:7-8).
К этому краткому, но выразительному описанию — «человек весь в волосах и кожаным поясом подпоясан по чреслам своим» — надо прибавить один только не менее характерный признак: милоть, козья шкура, — с нею, по-видимому, Илия не расставался, она была орудием чуда в его руках, заветным даром, оставленным им преемнику Елисею.
Не только во внешнем облике сквозила в Илии натура жителя Галаада — кочевника. Иногда она видимо пробуждалась в нем стихийным действенным порывом. Мы увидим еще, как после своего единоборства и победы над идолопоклонством на Кармиле, после того как по его молитвенному призыву хлынули потоки дождя, пророк-чудотворец, точно окончив свою миссию, превращается в кочевника-бедуина и в потоках, хлещущих с неба, препоясав свои чресла, бежит перед колесницей царя Ахава как его скороход до самого Израиля. Так, говорят, и теперь еще путешественников поражают в тех местах эти бегуны-кочевники, соперничающие в скорости и выносливости с мчащимися конями, способные, как стрела, стремительно и стройно совершать много верст в быстром беге.
Таковы некоторые черты внешнего облика пророка.
Внутренний же облик открывается перед нами в своеобразной и могучей красоте, по мере того как событие за событием развертывается перед нами картина его жизни и его служения.
Только одно сразу бросается в глаза, и это — самое главное в Илии-пророке: Илия никогда не бывает один — он всегда со своим Богом. Говорить об Илии — это значит говорить о Боге. «Жив Господь, Бог Израилев, перед Которым я стою» — так всегда начинает Илия свое слово, свои пророчества, в этом — выражение его богосознания. «Жив Господь, Бог твой, перед Которым ты стоишь» — так обращаются к нему другие; в этом свидетельство их живого сознания, что он Божий, что он с Богом и Бог с ним.
Связь Илии с Богом особая, личная, интимная. Бога именует он своим: «Господи, Боже мой», — и другие чувствуют его право так говорить и свидетельствуют об этом праве. «Господь, Бог твой», — говорят они. Илия, однако, не созерцатель-мистик, весь погруженный в толщу сверхчувственных откровений и сладостных видений. Бог Илии — Живой Бог, как он о Нем говорит, это не Бог созерцания, а Бог действия. Он проявляет себя в потоке исторических событий, в больших и малых человеческих делах как огненный Судия, Бог Ревнитель.
И сам Илия точно весь из огня. «Услышь меня в огне», — молится он Богу. И в конце его жизни он исчезает, уносимый огненными конями на огненной колеснице.
Таков этот величайший пророк Библии. Таковы яркие черты, выступающие при первом пристальном взгляде, устремленном на его грозный, но вместе чарующий лик.
III
Илия начинает свое пророческое служение при царе Ахаве. Историк, смотрящий на мир не под углом религии, пожалуй, не согласится с той оценкой этого царя и его деятельности, какую мы находим в Библии. Он признает Ахава, пожалуй, недурным правителем, заботившимся о благе своего народа. Но у библейского историка своя оценка. Ни в жизни отдельного человека, ни в жизни эпох и народов не ценит он внешних достижений, обилие чувственных, осязаемых благ. С точки зрения невидимого, но подлинно Сущего, с точки зрения отношения души отдельного человека или целого народа к Вечному, Божественному рассматривает он события, и поэтому в Библии для Ахава, пытавшегося отторгнуть душу Израиля от Живого Единого Бога и обратить ее к служению идолу Ваалу, — в ней для него мы находим слова сурового и решительного осуждения.
«Делал Ахав, сын Амврия, неугодное пред очами Господа более всех, бывших прежде него, — читаем мы в Библии, — Он взял себе в жену Иезавель, дочь Ефваала, царя Сидонского, и стал служить Ваалу и поклоняться ему. И поставил он Ваалу жертвенник в капище Ваала, который построил в Самарии. И сделал Ахав дубраву, и более всех царей Израильских, которые были прежде него. Ахав делал то, что раздражает Господа, Бога Израилева, (и погубил душу свою)».
За это же нечестие должен был Илия возвестить Ахаву грозное осуждение.
И сказал Илия (пророк), Фесвитянин, из жителей Галаадских, Ахаву: жив Господь, Бог Израилев, пред Которым я стою! в сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову.
Нам трудно понять, осознать до конца, представить себе воочию неумолимо грозное значение пророческой вести.
Даже мы, живущие в бесконечных просторах России, знающие, сколько томительно-жуткого ужаса таится в слове «засуха», хранящем как будто бы в себе хруст высохшей от палящих лучей земли, даже мы не в силах представить себе сколько-нибудь ясно, что такое засуха там, в раскаленных песках и пустынях Палестины. Когда нет дождей, небо становится там медяное, и земля как высохшие сосцы женщины, и люди и звери в бессильном отчаянии, кусая от жажды языки, посылают проклятия Давшему жизнь и Обрекшему ее на безысходную муку. И вот это ни с чем не сравнимое бедствие вызвал Илия своим творческим словом над царем, над страной, над народом.
И вызвав, точно прогремев громом ужаса, ушел прочь в далекие пустыни, чтобы не видеть ни нечестия, ни бедствия и чтобы быть наедине со своим Живым, но карающим смертью Богом.
И было к нему слово Господне: пойди отсюда, и обратись на восток, и скройся у потока Хорафа, что против Иордана. Из этого потока ты будешь пить, а воронам Я повелел кормить тебя там. И пошел он, и сделал по слову Господню; пошел и остался у потока Хорафа, что против Иордана. И вороны приносили ему хлеб и мясо поутру, и хлеб и мясо по вечеру, а из потока он пил.
Но скоро бедствие, вызванное огненным глаголом Илии, достигает и его самого в его уединении. Поток, из которого он пил, высыхает. Но Господь Сам заботится о Своем пророке. Он посылает его в пределы языческие, в Сарепту Сидонскую, к женщине-вдове: она должна его кормить и хранить его жизнь.
И Илия идет. Сначала нам кажется непонятным, как и почему он делает это. Он, неумолимый Илия, обрекший свой народ на мучительное наказание за идолопоклонство, он сам идет теперь в пределы языческие, спасаясь от голода. Нет ли здесь измены или, по крайней мере, уступки, вызванной слабостью?
Нет, конечно, это не слабость и не уступка. Это внутренняя терпимость, таящая в себе глубокий религиозный смысл.
Тот, кто знает Иегову, Единого, Истинного Бога, Бога-Ревнителя, тот не смеет даже помыслить о служении и поклонении иным богам, богам языческим. Всякий такой помысл есть для него страшное внутреннее падение, грозящее ему роковой гибелью.
Но тот, кто не знает Иеговы, тот, кто самым своим неведением обречен жить в мире темного многобожия, он, в этом своем поклонении многим, ощупью, быть может, ищет путей к Единому. То, что для иудея — идолопоклонство, то для живущего в пределах Сидонских еще просто язычество. И если один, как изменивший, как ниспавший, как не постигший тайны, должен быть подвергнут суровой каре, сожжен огнем Божественной ревности, то другой, как еще не доросший, непросветленный, быть может, должен быть просветлен и поднят к высотам подлинного Богопознания. Поэтому Илия, неумолимый и безжалостный к иудеям, милостив и снисходителен к женщине из Сарепты.
Он пошел к ней и по дороге встретил ее у врат города. Она собирала дрова. И он просил ее, чтобы она принесла ему пить и есть. Она сказала:
Жив Господь, Бог твой! У меня ничего нет печеного, а только есть горсть муки в кадке и немного масла в кувшине; и вот, я наберу полена два дров, и пойду, приготовлю это для себя и для сына моего; съедим это, и умрем.
Но Илию не тронуло это скорбное признание. На себя он смотрел как на посланника Божия. Жертва для него от вдовы — жертва Богу. И он потребовал от нее жертвы полной, жертвы совершенной, потребовал, чтобы во имя того Бога, Которого она называла «твой Бог», она отдала последнее пропитание свое и сына. В награду совершенной вере он обещал чудо.
И сказал ей Илия: не бойся, пойди, сделай, что ты сказала; но прежде из этого сделай небольшой опреснок для меня, и принеси мне; а для себя и своего сына сделаешь после. Ибо так говорит Господь, Бог Израилев: мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет до того дня, когда Господь даст дождь на землю.
И она не усомнилась, она поверила словам этого человека, которого видела впервые, но в чьем дыхании веял на нее дух Божий. Она пошла и сделала так, как сказал ей Илия. И сбылось предреченное им чудо.
В бытность Илии у вдовы Сидонской еще одно событие совершилось там:
Заболел сын этой женщины, хозяйки дома, и болезнь его была так сильна, что не осталось в нем дыхания. И сказала она Илии: что мне и тебе, человек Божий? Ты пришел ко мне напомнить грехи мои и умертвить сына моего. И сказал он ей: дай мне сына твоего. И взял его с рук ее, и понес его в горницу, где он жил, и положил его на свою постель.
Есть биографии, есть жизни, которые точно просятся на полотно или на стенные фресковые изображения, точно ждут своего художника: так они драматичны, живописны, картинны. Несомненно, такова жизнь Илии. Из художников прошлого, кажется, только один Микеланджело в своих грандиозных сверхчеловеческих образах мог бы запечатлеть судьбу пророка. И если бы он создавал ряд изображений, на одном он, конечно, нарисовал бы Илию несущим на руках мертвого юношу со взором, в котором застыл вопрос, обращенный к Вечности.
В самом деле, что мог думать тогда Илия? Разве не считал он себя Божиим посланником и разве не по глаголу Божию пришел он сюда, к этой женщине? Почему же его приход точно принес с собою такое тягостное бедствие ей, породил в сердце этой язычницы не преклонение перед Божеством, но плохо скрываемую хулу?
Вся жизнь Илии — это сплошное чудо, ряд чудес, ниспосланных для него по его молитве. Каждый раз, когда в душе его поднимались вопросы к Бесконечному, он бестрепетно лицом к лицу обращался туда к своему Богу, и молил, и ждал ответа. И хотя молитва его обычно была похожа на требование, на вызов, бросаемый Ветхому днями, он получал ответ, и этот ответ был — чудо.
Так и теперь.
И воззвал к Господу, и сказал: Господи, Боже мой! неужели Ты и вдове, у которой я пребываю, сделаешь зло, умертвив сына ее?
Вот молитва — вызов Илии Фесвитянина. Он знал, что он избранник Божий. Он смеет так молиться.
У Леонида Андреева в «Повести об отце Василии Фивейском» есть место, где священник бессильно пытается дерзнуть воскресить молитвой умершего.
Как это слабо, как бледно перед глубиной и мощью дерзания библейского прообраза.
Русский писатель, сначала богоборец, а потом богочтец, заканчивающий свою жизнь послушником в монастыре, Константин Леонтьев — монах Климент рассказывает в одном из своих писем о молитве в час его обращения от неверия к вере.
Когда он лежал в комнате с занавешенными окнами (от внутреннего ужаса он боялся дневного света), когда он изнемогал от смертельной болезни, взоры его упали на икону Богоматери, и в душе этого неверующего доселе эстета-богоборца мысль о том, что отвратительно умереть такой безобразной смертью, что ему рано умирать, что он не может умереть, так как не совершил того, что мог совершить в меру своих сил и таланта, — эта мысль соединилась в его душе с непонятной уверенностью, что вот Она, эта женщина, изображенная на иконе, держит сейчас в Своих руках трепещущие, готовые порваться нити бытия. Она может возжечь в нем снова угасающий пламень его жизни.
С поднятыми кверху и сжатыми в кулаки руками обратился он к Ней с молитвой, похожей на бунт. «Рано, рано мне умирать», — говорит он и обещает, если выздоровеет, отречься от своей исполненной сладострастия жизни, постричься в монахи и отдать Ей до конца все свои силы, всю свою душу, все свое существо.
И — он исцелен.
Это чудо, эти переживания близкого нам по духу человека, почти нашего современника, помогут нам хоть отчасти понять бесконечно более значительный внутренний смысл молитвы Илии, проникнуть в тайну его дерзания.
Молитва Илии была вопросом к Богу о том, правы ли Его судьбы, святы ли его суды, справедлив ли приговор. Она была своеобразной формой богоборчества, конечно не темного богоборчества неверия или маловерия, но святого богоборчества веры, тайна которого раскрыта в Библии. Ведь она говорит нам о ночной борьбе Иакова-Израиля с Богом; в этой борьбе была открыта тайна Завета.
За молитвой борьбы следует молитва смирения.
И, простершись над отроком трижды, он воззвал к Господу и сказал: Господи, Боже мой! Да возвратится душа отрока сего в него!
И разве опять не просится на картину, не ждет своего воплощения в красках эта полная захватывающей силы минута: живой, распростершийся над мертвым, припадающий к нему в ожидании неслыханного чуда, страшного явления Божественной силы.
И чудо совершилось.
И услышал Господь голос Илии, и возвратилась душа отрока сего в него, и он ожил. И взял Илия отрока, и свел его из горницы в дом, и отдал его матери его, и сказал Илия: смотри, сын твой жив. И сказала та женщина Илии: теперь-то я узнала, что ты человек Божий и что слово Господне в устах твоих истинно.
IV
Испытание, ниспосланное Богом Израилю через Илию, пришло к концу. После многих дней скорби и ужасов уже на третий год Илия получил новое приказание от Господа: «Пойди, и покажись Ахаву, и Я дам дождь на землю».
Засуха была еще в полном разгаре. Имя Илии, как виновника все еще длящегося неописуемого бедствия, должно было быть ненавистно для царя Ахава и многих его приближенных. И действительно, по словам Библии, не было ни одного народа и царства, куда бы ни посылал Ахав искать Илию, и когда ему говорили, что Илии нет, он брал клятву с того царства и с того народа, что не могли отыскать его.
Илия знал о гневе царя и о его распоряжениях. Когда он появился на путях к царскому дворцу нежданно, внезапно и грозно, он встретился с царедворцем Ахава — благочестивым Авдием — и сказал ему: «Пойди, скажи господину твоему: Илия здесь». И Авдий, изумленный и трепещущий, предупреждал его о грозящей опасности и вместе отказывался быть вестником о его пришествии перед царем, боясь, что, движимый духом Господним, Илия исчезнет так же внезапно, как появился, и он, Авдий, будет в ответе за ложь. Но Илия заявил о своей непреклонной воле увидеть царя. «Сказал Илия: жив Господь Саваоф, перед Которым я стою! Сегодня я покажусь ему. И пошел Авдий навстречу Ахаву и донес ему. И пошел Ахав навстречу Илии».
И вот встретились они — царь Израиля и пророк Всевышнего. Для Ахава Илия был бунтовщик, непокорный противник его царственным велениям, возмутитель народа.
С гневом, хотя, быть может, и не без тайного трепета перед его непонятной силой, обратился Ахав к Илии. «Когда Ахав увидел Илию, то сказал Ахав ему: ты ли это, смущающий Израиля?» Как к подсудимому обратился Ахав к Илии, но Илия предстал перед ним как судья. Он готов был вступить с ним в единоборство, чтобы его, царя Израилева, гордящегося своею мощью, обвинить в его человеческом бессилии и покорить Царю царствующих — Господу.
Не Илия должен отвечать перед Ахавом, как нарушитель мира, но Ахав перед Илией, как непокорный божественной воле, как восставший против веления Вышнего.
«И сказал Илия: не я смущаю Израиля, а ты и дом отца твоего тем, что вы презрели повеления Господни и идете вслед Ваалам». И не только Ахава, но и весь народ Израильский, богоотступный, немощный, трусливый и двоедушный, вызывает Илия на единоборство. Он хочет явить народу бессилие его кумиров, слабость его всегда колеблющейся воли и могущество своего Бога и действенность Его велений.
Теперь, — говорит он Ахаву, — пошли и собери ко мне всего Израиля на гору Кармил, и четыреста пятьдесят пророков Вааловых, и четыреста пророков дубравных, питающихся от стола Иезавели.
И послал Ахав ко всем сынам Израилевым, и собрал всех пророков на гору Кармил.
И вот всему народу бросает Илия свой вызов. Он требует от народа твердой воли, целостного сердца, нераспавшейся, нераздробленной, нерастленной души. Он обращается к народу со своеобразным «все или ничего». Он, Илия, способен понять язычников, подобных женщине из Сарепты, не ведущих Иегову и до конца отдавших свое сердце многобожию, но с величайшим негодованием, презрением относится он к тем, кто всегда изменяет, как неверная женщина, и непрестанно колеблется между Истинным Богом и истуканами неверных.
И подошел Илия ко всему народу, и сказал: долго ли вам хромать на оба колена? Если Господь есть Бог, то последуйте Ему; а если Ваал, то ему последуйте. И не отвечал народ ему ни слова.
Одинокий, окруженный с одной стороны жрецами, служителями кумиров, с другой — народом, тупым, равнодушным, колеблющимся и маловерным, Илия ощущает свою неразрывную связь с Богом, Живым и Чудотворящим, и отсюда в нем несокрушимая твердость и сознание непобедимого могущества. Он знает, что он, Илия Фесвитянин, из жителей Галаадских, нагой и безоружный, сильнее этого царя, окруженного полчищами рабов и воинов, этого множества жрецов, облаченных в великолепие и роскошь, этого народа, слепого, трепещущего перед лицом этих сил земных, этих тысяч. Илия готов бросить вызов Небу, потому что он знает, что Небо ему ответит. Там, где другие видят мертвый, безжизненный полог, ничего не ощущают, кроме действия слепых, беспомощных и жестоких стихий, там он, Илия, зрит Огнепалящий Лик Бога и Отца, Того, Кем живо его сердце, Того, с Кем непрестанно ведет он таинственную беседу в сокровенности своей души. Того, Кто вопрошает и дает ответ.
Илия предлагает испытание чудом.
Я один, — сказал Илия народу, — я один остался пророк Господень, а пророков Вааловых четыреста пятьдесят человек (и четыреста пророков дубравных). Пусть дадут нам двух тельцов, и пусть они выберут себе одного тельца, и рассекут его, и положат на дрова, но огня пусть не подкладывают; а я приготовлю другого тельца, и положу на дрова, а огня не подложу. И призовите вы имя бога вашего, а я призову имя Господа, Бога моего. Тот Бог, Который даст ответ посредством огня, есть Бог. И отвечал весь народ и сказал: хорошо, пусть будет так.
На следующее утро настал день испытания. В жизни человечества есть роковые мгновения, роковые дни. В эти дни пламенная, твердая, не знающая колебаний вера одного противостоит холодной тупости и безразличию тысяч, вступает с ними в единоборство.
И она, вера, побеждает, побеждает вопреки здравому смыслу и всем его исчислениям, побеждает вопреки ожиданиям и видимому неравенству сил.
Так было там, на Кармиле.
Приблизительно мы можем попытаться нарисовать себе картину тех событий. Достаточно вспомнить хотя бы Савонаролу, его эпоху, вызов, брошенный им современникам, папе и всей иерархии.
Мы можем представить себе пеструю, шумную многотысячную толпу, собравшуюся на другой день после вызова Илии у подножия горы. Одни — пламенно фанатичные, готовые к борьбе, другие — трусливо верующие, но не доросшие в своей вере до чаяния чуда, третьи просто любопытные и безразличные.
Среди них толпы жрецов, облаченных в свои особенные одежды, полных тревоги, готовых отступить от испытания и не смеющих этого сделать.
И в стороне от всех такой не похожий ни на кого, такой единственный и такой одинокий, всегда со своим Богом — Илия, в своей козьей шкуре, обновленный, обросший волосами.
С утра уже началось испытание.
И взяли они, — говорит Библия о жрецах Вааловых, — взяли они тельца, который дан был им, и приготовили, и призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: Ваале, услышь нас! Но не было ни голоса, ни ответа. И скакали они у жертвенника, который сделали.
В полдень Илия стал смеяться над ними, и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а может быть, и спит, так он проснется.
И вслед за этой бесплодной и бессильной молитвой пришли непременные спутники всякого религиозного бессилия и бесплодия, всякой лжерелигии — исступление и неистовство.
И стали они кричать громким голосом, и кололи себя, по своему обыкновению, ножами и копьями, так что кровь лилась по ним.
Прошел полдень, а они все еще бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения, но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха.
И тогда настала очередь Илии.
И сказал Илия Фесвитянин пророкам Вааловым: теперь отойдите, чтобы и я совершил мое жертвоприношение. Они отошли и умолкли. Тогда Илия сказал всему народу: подойдите ко мне. И подошел весь народ к нему.
И вот перед лицом всего народа, любопытного и ждущего, Илия восстанавливает разрушенный жертвенник Господень. По числу двенадцати колен Израилевых кладет он двенадцать камней и окружает их рвом. И возложенную на камни жертву он поливает водой, и вода заполняет ров.
Так он сгущает атмосферу ожидания, нарочно затрудняет путь к чуду, уплотняет косную стихию невозможности, чтобы тем совершеннее была победа, тем несомненнее сверхъестественность последующих событий, тем ярче и очевиднее обнаружилась бы сила и мощь его Бога.
И потом в страшном предгрозовом молчании толпы встает он один на один перед своим Богом, перед Тем, Кого не знают, не видят они, стоящие вокруг, но Кого он знает и Кому он служит.
Одинокий пророк обращается к одинокому, оставленному, отверженному людьми Богу. Его молитва — опять вызов. Он молится об огне, и его молитва как огонь, и сам он пламенный, точно зажженный и возгоревшийся от небесного огня прежде, чем возгорелась приносимая им жертва.
Во время приношения вечерней жертвы, — рассказывает Библия, — подошел Илия пророк, (и воззвал на небо) и сказал: Господи, Боже Авраамов, Исааков и Израилев! (Услышь меня, Господи, услышь меня ныне в огне!) Да познают в сей день (люди сии), что Ты один Бог в Израиле, и что я раб Твой и сделал все по слову Твоему. Услышь меня, Господи, услышь меня! Да познает народ сей, что, Господи, Бог, и Ты обратишь сердце их (к Тебе).
И Небо не осталось безмолвным. Точно невидимые нити протянулись между сердцем человека-пророка, обратившегося на миг в пламенник молитвы, и бездонной глубиной огнепалящего свода.
И точно глянул оттуда, из этой глубины Таинственный Лик, и в безмолвии прозвучал голос чуда.
И ниспал огонь Господень, — рассказывает Библия, — и пожрал всесожжение, и дрова, и камни, и прах, и поглотил воду, которая во рве. Увидев это, весь народ пал на лице свое и сказал: Господь есть Бог, Господь есть Бог!
Но Илия — человек, человек своего времени, человек грозного Ветхого Завета. И Библия не скрывает перед нами его человеческой ограниченности, человеческой стихии, в нем живущей. Ведь он жил еще до благодати, до благовестил Евангелия, до явления миру Тихого Света в Том, Кто сказал о Себе, что Он пришел не губить, а спасать человеческие души.
В грозном лике пророка, рядом со святой божественной строгостью, суровостью проглядывают черты как будто бы и человеческой, может быть слишком человеческой, жестокости.
И сказал им Илия: схватите пророков Вааловых, чтобы ни один из них не укрылся. И схватили их. И отвел их Илия к потоку Киссону, и заколол их там.
Но несмотря на то что Илия еще в Ветхом Завете, в царстве грозных карающих велений, жестокое дело, совершенное им, не остается без внутренних тягостных последствий для жизни его духа. У Илии будет своя трагедия, будут дни жуткой мучительной борьбы. Эту трагедию увидим мы в дальнейшем, но корни ее заложены именно здесь, в гневе Илии, в путях жестокой казни, на которые стал он там, на потоке Киссоне.
Страшное дело, совершенное Илией, — как бы последний удар громов, прозвучавших по слову пророка над отвернувшейся от Бога землей, над отвергнувшим Бога народом. С ним наступает и конец каре; смирившиеся, уверовавшие восприимут дар милости.
Раскаленная земля скоро дождется влаги, и смертоносное небо принесет жизнь.
И сам Илия, точно слившийся с этой общей атмосферой ожидания, нетерпеливого и радостного, он уже не возвещает ни суда, ни наказания. Вместе с прозревшим народом, вместе с чающей природой он есть воплощенное чаяние, порыв, влекущийся навстречу нарастающей, несущей спасение буре.
И сказал Илия Ахаву: пойди, ешь и пей; ибо слышен шум дождя. И пошел Ахав есть и пить, а Илия взошел на верх Кармила, и наклонился к земле, и положил лице свое между коленами своими. И сказал отроку своему: пойди, посмотри к морю. Тот пошел, и посмотрел, и сказал: ничего нет. Он сказал: продолжай это до семи раз. В седьмой раз тот сказал: вот, небольшое облако поднимается от моря, величиною в ладонь человеческую. Он сказал: пойди, скажи Ахаву: «Запрягай (колесницу твою) и поезжай, чтобы не застал тебя дождь». Между тем небо сделалось мрачно от туч и от ветра, и пошел большой дождь. Ахав же сел в колесницу, (заплакал), и поехал в Изреель.
А Илия уже как будто не Илия-пророк. В нем проснулась стихия его племени, стихия кочевий, среди которых он рожден. Как бедуин, как скороход царя, мчится он, ликующий, в многошумных, животворящих, плещущих потоках небесной влаги.
И была на Илии рука Господня. Он опоясал чресла свои, и бежал пред Ахавом до самого Изрееля.
V
В библейском рассказе, как и в жизни, как и в истории, часто с самыми пленительными светлыми образами рядом выступают другие, непохожие на них, тоже исполненные мощи, как бы соперничающие с ними в силе, но направляющие эту силу не к свету, не к вершинам, а в темную губительную глубину. Безднам противолежат бездны, пламенникам света — жуткие двойники мрака.
И часто эти темные лики — образы женщин.
Если есть вечно-женственное влечение к Небу, если в тайне приснодевства и Богоматеринства, в имени Марии женственная стихия становится спасающей мир и обручает его Вечности, то ведь есть и другая женственность, страшная женственность Содома, растленное марево глубин сатанинских...
И если со страниц истории смотрят на нас просветленные очи обретших Небесного Жениха, получивших от Него бесценный дар «сокровенного сердца человека в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа» (1 Пет.3:4), если длинные вереницы мучениц, преподобных и мироносиц восходят к Небу и замыкаются Тем, Кем святится земля и Кем живет Церковь, то как бы по другому склону идут другие: Саломия, Иродиада, царица Евдокия, обрекшие на страдальческий путь величайшего пророка евангельской Истины.
И как бы во главе их, темных, как их прообраз, выступает та, которая боролась с Илией, царица Иезавель, жена царя Ахава.
Ведь именно ей, ее влиянию на царя приписывает Библия распространение язычества в Израиле, добровольный плен Ваалу, на который обрек себя народ во главе с царем.
Понятно, что все дело Илии, все, что было на Кармиле и при потоке Киссоне, все это было вызовом Иезавели, страшным ударом, разящим ее жестокую и коварную гордость.
Она не может отдать и не отдаст без борьбы пророку того, что считает своим владением и своим правом. Она будет бороться с ним, как равная с равным, вступая в бой с ним, а если придется, то и с его Богом.
И пересказал Ахав Иезавели все, что сделал Илия, и то, что он убил всех пророков мечом. И послала Иезавель посланца к Илии сказать: (если ты Илия, а я Иезавель, то) пусть то и то сделают мне боги, и еще больше сделают, если я завтра к этому времени не сделаю с твоею душою того, что сделано с душою каждого из них.
И странное дело, Илия, который не боялся ни царя, ни народа, вступая с ними в открытое единоборство, Илия бежит от угрозы женщины.
Не потому ли, быть может, что внутренней мощи его духа нанесен удар им самим там, при потоке Киссоне, в часы жестокой казни?
В жизни величайших светильников веры и упования, в жизни боговидцев бывают миги величайших искушений, внутренней богооставленности, грозящей отчаянием.
Светлый, прозрачный, весь струящийся лучами поток жизни святых и праведных, открытый благоговейным взорам верных, не таит ли он в себе сокровенную от мира темную пучину предельного ужаса, препобежденного тихим веянием благодати? И раскаленные пески и камни египетских пустынь, и холодная промерзшая земля наших непроходимых дебрей, где оказались такие близкие и вместе такие далекие молитвенники о нас, путевожди нашего спасения — и камни, и земля, орошенные умиленными слезами молитв и освященные легкими стопами горних видений, — не были ли они свидетелями неизреченных на человеческом языке беспомощных мук и испытаний, о которых спокойно, эпически и кратко повествуют жития: «боролся», «подвизался»?
Иоанн, Предтеча и Креститель Господень, от чрева матери живший одним образом Грядущего, устремивший к Нему всю полноту своего пустынного подвига и своего пророческого служения, отдавший Ему все венцы и награды, взявший себе только радость быть другом Жениха, гласом вопиющего, уготовляющего путь, но видевший Духа и слышавший голос Отца, сам свидетельствовавший об Агнце, вземшем грехи мира, почти накануне своей мученической кончины из страшного подземелья темницы посылает вопрос, полный несказанно мучительных сомнений: «Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?» (Мф.11:23).
Антоний Великий искушается долгой невыносимой борьбой в пустыне, и только в конце искушения Бог, казалось совсем отступивший, говорит в его сердце, что все время был Он Тайным Свидетелем.
И преподобный целый год не может молиться от дьявольских прилетов, и обжавшие кругом его демоны немолчно хулят и прекословят — нет Бога, нет Бога!
Не то же ли было и с Илией? После долгих лет совершенного Богообщения, когда в тайниках души все нарастала и нарастала пророческая мощь и божественное вдохновение, после страшного единоборства с царем и народом, после неслыханного чуда Кармила вдруг приходят томительные миги бессилья и мучительной тоски.
Увидев это, — говорит Библия об Илии, — он встал и пошел, чтобы спасти жизнь свою, и пришел в Вирсавию, которая в Иудее, и оставил отрока своего там. А сам отошел в пустыню на день пути и, пришед, сел под можжевеловым кустом, и просил смерти себе, и сказал: довольно уже, Господи; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих.
Не грозящий и не бросающий вызов, а немощный, раздавленный внешней опасностью и внутренней слабостью, точно оставленный своим Богом, потерявший путь к Нему, лежал он там, под можжевеловым кустом.
Но Тот, Кто открыл ему Свой Лик в огненном чуде и вложил в него дух карающих проречений, пришел теперь к нему со знамением утешения. Милующий и Кроткий...
И лег и заснул под можжевеловым кустом. И вот Ангел коснулся его и сказал: встань, ешь (и пей).
И взглянул Илия, и вот, у изголовья его печеная лепешка и кувшин воды. Он поел, и напился, и опять заснул. И возвратился Ангел Господень во второй раз, коснулся его и сказал: встань, ешь (и пей); ибо дальняя дорога пред тобою.
В укрепляющем ангельском хлебе мудрые справедливо видят прообраз Божественного таинства Евхаристии, поддерживающего нас силою Божественной любви в самые трудные и в самые страшные минуты.
В дальнюю дорогу звал Илию Ангел. Когда сердце наше немощствует в нас и вежды тяжелеют от печали, когда, еще недавно обогащающие других, мы становимся внезапно такими маленькими, такими слабыми, такими беспомощными и ждем, чтобы пришел и приник Кто-то Другой, по-настоящему Сильный и по-настоящему Умеющий помочь, тогда Господень Ангел влечет нас в далекий путь.
Тогда нам надо оставить людей и уйти в сокровенную глубину. Там ждет нас самое большое чудо, там встретят самые светлые озарения.
И встал он, поел и напился, и, подкрепившись тою пищею, шел сорок дней и сорок ночей до горы Божией Хорива.
К горе Хориву пришел Илия, туда, где другому избраннику, пророку Моисею, на заре его пророческого служения открылся Бог в таинственном чуде Неопалимой Купины, чуде, ставшем прообразом Девы Матери и тайны Боговоплощения.
И вошел он там в пещеру, и ночевал в ней. И вот, было к нему слово Господне, и сказал ему Господь: что ты здесь, Илия? Он сказал: возревновал я о Господе, Боге Саваофе; ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники, и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее.
«Возревновал я...» Не только в темных недрах нашего существа, но и на горних вершинах духа возгорится огонь ревности.
Если то, что мы называем обычно ревностью, есть темная тень наших темных вожделений, то ведь есть и другая ревность, неразрывно связанная с совершенною и цельною любовью. Ведь и Бог наш — Бог ревнитель. Есть ревность о Нем, о Едином Возлюбленном, Кому непрестанно изменяет человеческое сердце.
«Возревновал я...» До краев исполнилась его душа жгучею болью о Боге, о Божьем деле, оставленном людьми и как будто до конца погибающем в мире.
Не оттого ли эта нестерпимость скорби, что не открылась ему последняя тайна, тайна Божественных путей, тайна Божественного долготерпения? Не казалось ли ему в его нетерпении, что единый миг, единое чудо, единое откровение Кармила должно покорить все сердца, а непокорных должна постигнуть жестокая кара, как тех, кого убил он у потока Киссона?
И не ведал он еще, что не огнепалящим страхом, не громом Божественных угроз, а несказанной жертвой любви, самоуничижением Сына, нисходящего в Своем послушании даже до крестной смерти, не Кармилом, а Голгофой восхотел Отец собрать воедино рассеянных чад.
«Остался я один...» Еще совсем недавно он не мог бы сказать этих слов. Если около него не было никого из людей и если среди людей он всегда был одинок, то ведь неотлучно с ним был Тот, о Ком говорил он: «Жив Бог и жива душа моя».
А теперь холодная, леденящая пустота обступала окрест. И как Моисею в Неопалимой Купине, так ему, Илии, в другом знамении было явлено милующее утешение в таинственном прообразе грядущей Божьей Вести.
И сказал (Господь): выйди и стань на горе пред лицем Господним. И вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом; но не в ветре Господь. После ветра землетрясение; но не в землетрясении Господь. После землетрясения огонь; но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра, (и там Господь).
В этом чуде, в этом Богоявлении, о котором так целомудренно, прикровенно говорит Библия, не было ли в нем ответа на все вопросы, сомнения, искания и вызовы пророка? Там, на Хориве, не был ли он возведен на высшую ступень восхождения, для которой Кармил был только преддверием? Не было ли тут и бесконечно нежного упрека за совершившееся при потоке Киссоне? Не открывается ли нам в этом рассказе, как в намеке, и самая первопричина смятения Илии? Она все там же, все в этом же совершенном при потоке Киссоне деле, в недостатке Божественной тишины, в гневе, первенствующем над любовью.
Да, к грозному, но изнемогшему в своей грозе пророку пришел на Хориве Другой, Грядущий в веках, Кроткий и Смиренный сердцем, о Нем сказано: «Отрок мой. Которого Я избрал. Возлюбленный Мой, Которому благоволит душа Моя... Трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит... И на имя Его будут уповать народы» (Мф.12:18-21; Ис.42:1-4).
Но утешение не было полным. Как отдаленные раскаты пролетевшей бури, перекликались в душе отзвуки уходящего из сердца отчаяния.
Услышав сие, Илия закрыл лице свое милотью своею, и вышел, и стал у входа в пещеру. И был к нему голос, и сказал ему: что ты здесь, Илия?
Он сказал: возревновал я о Господе, Боге Саваофе; ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили жертвенники Твои, и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее.
И другое утешение дает Илии Господь, более человеческое утешение. Он посылает Илию помазать на царство другого царя и вместо себя дать народу другого пророка.
И открывает Господь Илии тайну: не все склонили свои головы перед Ваалом, есть другие, непокорные, помнящие о Боге Живом.
Я оставил между израильтянами семь тысяч (мужей); всех сих колена не преклонялись пред Ваалом, и всех сих уста не лобызали его.
В дни самых тяжелых испытаний и самого тяжелого богоотступничества не должны ли мы вспомнить об этих семи тысячах? Когда нам кажется, что все изменили и что мы бесконечно одиноки в своей вере и в своем поклонении, должны мы ведать и помнить, что есть другие, неведомые нам, не преклонившиеся перед Ваалом, не лобызавшие его, берегущие свои светильники, служащие истинной святыне.
Слова, сказанные на Хориве, учат нас.
Ведь Хорив, как Кармил, не только историческое событие, поворотный миг на путях Богоискания человечества, это ступень восхождения, через которую возносится к Божественным обителям всякий дух, восходящий горе!
И вот Илия идет, чтобы по слову Господню помазать другого в пророки вместо себя.
Тот, кто будет пророком, его преемником, теперь земледелец.
Это — Елисей, сын Сафатов.
Илия подошел к нему, «когда он орал; двенадцать пар (волов) было у него, и сам он был при двенадцатой. Илия, проходя мимо него, бросил на него милоть свою».
Ту милоть, которой закрывал Илия свое лицо в часы Богоявлений, ее бросил он на Елисея.
И Божественный порыв, неудержимый, огнепалящий, влекущий с несказанной силой на путь нового служения, пробудился в душе того, кто еще миг назад спокойно водил своих волов от межи к меже.
И оставил (Елисей) волов, и побежал за Илиею, и сказал: позволь мне поцеловать отца моего и мать мою, и я пойду за тобою. Он сказал ему: пойди и приходи назад; ибо что сделал я тебе?
Он, отойдя от него, взял пару волов и заколол их и, зажегши плуг волов, изжарил мясо их, и роздал людям, и они ели. А сам встал, и пошел за Илиею, и стал служить ему.
Ничего не сделал Илия Елисею. Только милоть свою набросил на него. Но старого Елисея уже нет. Старое уже сожжено. Старое он расточил, чтобы собрать новое, чтобы служением пророку Божию приготовить себя к служению Богу, к видениям, к откровениям, к пророчеству...
Усталый Илия скоро отдохнет в Божественных обителях. У него есть преемник.
VI
Тайна подлинно великого в том, что оно одинаково велико и в великом, и в малом.
Поэт, вдохновленный свыше, облекает в красоту, возводит к пределу совершенства не только то, что поражает нас своей грандиозностью, но и самое маленькое, то, что кажется ничтожным и не стоящим внимания не научившемуся видеть взору.
Этот листок, что засох и свалился, Золотом вечным горит в песнопенье...
У Пушкина, наряду с его большими романами, поэмами, трагедиями, знаем мы так называемые «маленькие трагедии», написанные им когда-то на отдыхе, в деревне... «Каменный гость», «Пир во время чумы», «Моцарт и Сальери»... Но разве каждая из этих «маленьких» трагедий не хранит в себе целый мир и разве не говорит она о величии поэта не менее внятно, чем его «большие» творения?
И святой не только там, на недоступных для нас, простых смертных, вершинах сияет своей святостью, не только в великих подвигах являет ее миру. Серая, обыкновенная жизнь, томящая нас своим однозвучным шумом, загорается от его касаний, открывает под его ласковыми взорами скрытую от нас осиянную глубину.
Жития святых — это не только повествования о великих подвигах, это рассказы и о самом простом, ласковом, трогательно-нежном и вместе ослепительно светлом и непорочно-святом и чистом.
Иоанн Златоуст — святой великий, подлинно великий, величайший, быть может, один из самых великих служителей и пророков Нового Завета. Это человек, перед которым стояла задача, необъятная в своей грандиозности. При мысли об этой задаче становится страшно и захватывает дух. Мир, только что внешне покорившийся Единому Богу, по-прежнему продолжающий служить иным богам и кумирам, хотел он въявь и воистину пленить, очаровать образом Единого Учителя так, чтобы не ложны были слова — «едино стадо и Един Пастырь», «Альфа и Омега», «Первый и Последний».
Евангелие, которым люди хотели только любоваться как прекрасной, но неисполнимой мечтой, хотел он сделать законом жизни, воплотить в полноте его совершенства, во всем его не знающем уступок безумии.
В своем служении Иоанн колебал престолы, приводил в движение народные множества, царства, церкви.
И вот в жизнеописании Иоанна Златоуста встречаемся мы с таким фактом. В Константинополе у одного диакона был служка-мальчик. За какое-то ослушание рассерженный диакон избил своего служку.
Казалось, это «маленькое событие» должно пройти незамеченным. Кому и какое дело до слез и обиды мальчика-служки?
И однако Иоанн Златоуст, тогда архиепископ Константинополя, несмотря на множество своих обязанностей и величие своих дел, увидел с высоты своего престола несправедливость, и обиду, и детские слезы.
Диакон был изгнан им из клира. И когда потом лжесобор врагов великого святителя собирал против него клеветы и ложные обвинения, вспомнили и об этом деле и строгость, высказанную им по отношению к диакону, поставили ему в число обвинений.
И я не знаю, был бы образ вселенского учителя так обаятельно, волнующе прекрасен, если бы не было в его жизни этого события с мальчиком, этой черточки, довершающей его красоту.
И мученический венок, сплетенный ему обвинительным актом, был бы он так совершенен, если бы в числе других громадных обвинений не была ему засчитана и эта «маленькая вина»?
Бог наш не только Тот, Кто направляет путь миров и вселенной к неведомой нам цели, но и Тот, Кто видит нашу маленькую жизнь, помогает в нашей маленькой человеческой скорби, не оставляет без внимания маленькой несправедливости, растлевающей наше бытие, и от единого Его дуновения то, что было маленьким, становится неизреченно великим и чудесным.
И божественность Библии в том открывается миру, что в ней рядом с повествованиями о мировых событиях и чудесах есть свои «маленькие трагедии», рассказы о делах обыкновенной человеческой жизни, и в этих рассказах отражается мир Божий, как солнце в прозрачной утренней росинке.
Библия как сад, где рядом с громадой редко цветущей магнолии благоухают маленькие, но не менее прекрасные цветы и соцветия.
Так и в рассказе об Илии пророке. После Кармила, после Хорива читаем мы в Библии о винограднике Навуфея. Навуфей был израильтянин, самый обыкновенный бедный еврей.
И было после сих происшествий, — рассказывает Библия, — у Навуфея, изреелитянина, в Изрееле был виноградник подле дворца Ахава, царя Самарийского.
В этом-то и было несчастие Навуфея, что его виноградник был подле царского дворца и что он понравился царю.
И сказал Ахав Навуфею, говоря: отдай мне свой виноградник; из него будет у меня овощной сад; ибо он близко к моему дому; а вместо него я дам тебе виноградник лучше этого, или, если угодно тебе, дам тебе серебра, сколько он стоит.
История Навуфея, хорошо знакомая нам история...
Вы, конечно, помните чеховский «Вишневый сад». Придут богатые сильные люди без «сентиментальных поэтических предрассудков», придут и вырвут с корнями то, что насаждали когда-то с любовью руки давно умерших, и точно второю смертию снова умрет еще живая частица души отшедших, и куда-то в холодное пустое небытие отлетят светлые воспоминания детства, и вместо виноградных лоз, весной благоухающих ароматом цветов, а осенью гнущихся от тяжелых гроздий, вырастет «овощной сад».
Для Навуфея его виноградник не просто «вишневый сад», родовое наследство, трепещущее воспоминаниями детства, для него это место святое, источающее каждый год священную влагу.
Нет, Навуфей не отдаст своего виноградника ни за какое серебро, хотя бы его просил об этом даже царь.
И Навуфей сказал Ахаву: «Сохрани меня Господь, чтобы я отдал тебе наследство отцов моих!»
И пришел Ахав домой встревоженный и огорченный тем словом, которое сказал ему Навуфей Изреелитянин, говоря: не отдам тебе наследства отцов моих. И лег на постель свою, и отворотил лице свое, и хлеба не ел.
Ахав смутился. Он не посмел открыто насильнически, беззаконно нарушить права своего подданного.
Но за Ахавом стоит Иезавель. Снова выступает она в библейском рассказе, темная, как ночь, коварная, как злой дух.
И вошла к нему жена его Иезавель, и сказала ему: отчего встревожен дух твой, что ты и хлеба не ешь?
И Ахав рассказал ей о Навуфее и о всем, что случилось между ними.
Иезавель не привыкла уступать, отказываться от исполнения своих желаний. Царская власть казалась ей прежде всего правом необузданно и ненаказуемо исполнять все свои похоти и вожделения. И несовместимым с достоинством царя казалось ей уступить правам какого-то ничтожного еврея. Ведь она был дочь Ефваала, царя Сидонского, и евреи казались ей народом чужим и презренным.
И сказала ему Иезавель, жена его: что за царство было бы в Израиле, если бы ты так поступал? Встань, ешь хлеб, и будь спокоен; я доставлю тебе виноградник Навуфея Изреелитянина.
И написала она от имени Ахава письма, и запечатала их его печатью, и послала эти письма к старейшинам и знатным в его городе, живущим с Навуфеем.
В письмах она писала так: объявите пост и посадите Навуфея на первое место в народе; и против него посадите двух негодных людей, которые свидетельствовали бы на него и сказали: «Ты хулил Бога и царя», и потом выведите его и побейте его камнями, чтобы он умер.
И конечно, все случилось так, как писала Иезавель. Так было и так будет. Не для того ли и существуют слабые, чтобы сильные могли властвовать над ними, насиловать и убивать?
Объявили пост, и посадили Навуфея во главе народа. И выступили два негодных человека, и сели против него, и свидетельствовали на него эти недобрые люди перед народом, и говорили: Навуфей хулил Бога и царя. И вывели его за город, и побили его камнями, и он умер.
Навуфея убили. Умер Навуфей. Там, за чертой города, побили его камнями за бунт и богохульство. Больше никогда не увидать Навуфею своего виноградника, не наслаждаться ни сладким вином, ни пьянящим благоуханием.
И послали к Иезавели сказать: Навуфей побит камнями и умер.
Услышав, что Навуфей побит камнями и умер, Иезавель сказала Ахаву: встань, возьми во владение виноградник Навуфея Изреелитянина, который не хотел отдать тебе за серебро; ибо Навуфея нет в живых, он умер.
Когда Ахав услышал, что Навуфей был убит, он разодрал свои одежды и надел вретище. Так думал он смыть брызги крови убитого еврея, попавшие на него. Но он не стал расспрашивать и узнавать о подробностях смерти Навуфея. Мертвым нечего делать в царстве живых, и не для того убивают, чтобы убитые мешали после убийцам.
Ахав отдал тени убитого Навуфея все, что ей принадлежало. Теперь о Навуфее можно и забыть. Теперь Ахав пойдет любоваться своим новым виноградником, пока он еще не обратил его в овощной сад.
Но если на земле царствует Ахав и владычествует Иезавель, то там, в небесах, есть Другой Владыка.
Зорко и неотступно смотрит на землю Всевидящее Око, и не утаятся от Его неустанно бдящего взора темные человеческие дела, творимые под покровом тьмы.
Большое и малое взвешивается на точных весах Вечности, и не ложен Голос, изрекающий последний приговор.
И если цари угнетают, совершают насилия и убийства, то всегда противостоят им пророки, вещающие Божественную правду, одинаково о самом большом и о самом малом.
Если есть Давид, отнимающий у Урии его единственное, его последнее сокровище, его жену, то ведь есть и Нафан.
И если живут и действуют Ахав и Иезавель, то живет и Илия Фесвитянин из жителей Галаадских, пророк Божий.
И было слово Господне к Илии Фесвитянину: встань, пойди навстречу Ахаву, царю Израильскому, который в Самарии; вот, он теперь в винограднике Навуфея, куда пришел, чтобы взять его во владение; и скажи ему: «Так говорит Господь: ты убил, и еще вступаешь в наследство?» и скажи ему: «Так говорит Господь: на том месте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь».
Говорят, нет ничего прекраснее виноградника в тихий вечерний час. Солнце, точно само, утомленное палящим южным днем, медленно падает там, на западе, и последние закатные лучи трепетно неуловимыми волнами золотят зеленеющие лозы... А цветы благоухают, и пьянят, и ласкают, и нежат своим ароматом, и чистым, и сладостным.
В прозрачный вечерний час бродит Ахав по тропинкам виноградника Навуфея. И отдыхает, и наслаждается в спокойной тишине.
Но что это? Как темная ночная тень, вырос там на конце тропинки из залитой солнцем земли грозный призрак.
По-прежнему развевается милоть. Покрытое волосами тело кажется еще более изможденным, и глаза, как всегда, горят и светят нездешним огнем и светом, и нет, кажется, для них ничего сокровенного.
И вдруг в задумчивой тишине виноградника в отвратительной и ужасающей наготе открылось Ахаву содеянное им кровавое дело.
Искаженные наслаждением лица мучителей... Глухие удары летящих по воздуху камней... Последние стоны умирающего и безобразная масса костей и окровавленного мяса, час назад бывшая телом человека...
И совесть, которую нельзя убить, как Навуфея, там, в образе этого покрытого милотью человека, точно застывшего в лучах солнца у края виноградника...
И страшная неотвратимость Божественной кары...
И сказал Ахав Илии: нашел ты меня, враг мой! Он сказал: нашел; ибо ты предался тому, чтобы делать неугодное пред очами Господа и (раздражать Его).
Так говорит Господь: вот, Я наведу на тебя беды, и вымету за тобою... за оскорбление, которым ты раздражил Меня и ввел Израиля в грех.
Также и о Иезавели сказал Господь: псы съедят Иезавель за стеною Изрееля...
Не было еще такого, как Ахав, который предался бы тому, чтобы делать неугодное пред очами Господа, к чему подущала его жена его Иезавель.
Он поступал весьма гнусно, последуя идолам, как делали Аморреи, которых Господь прогнал от лица сынов Израилевых.
Выслушав все слова сии, Ахав (умилился пред Господом, ходил и плакал,) разодрал одежды свои и возложил на тело свое вретище, и постился, и спал во вретище, и ходил печально.
И было слово Господне к Илии Фесвитянину (об Ахаве), и сказал Господь: видишь, как смирился предо Мною Ахав? За то, что он смирился предо Мною, Я не наведу бед в его дни.
Так совершилось, так закончилась последняя борьба Илии с Ахавом и Иезавелью. Если там, на Кармиле, Ахав поражен был точно высшей силой огнепалящего чуда, то здесь, в винограднике Навуфея, голос Божественной правды проник в самую глубину его сердца, и все существо его затрепетало от новой, неведомой раньше муки — раскаяния о темном и преступном прошлом.
И как там, у Кармила, с небесных высот бурным потоком хлынули животворящие струи дождя, так здесь, быть может в первый раз в жизни, потекли по лицу его слезы и смыли кровь Навуфея, побитого камнями.
Да, это была победа Бога над тайной пучиной человеческого сердца, совершенная Им через избранника Его Илию Фесвитянина пророка.
VII
Илия шел с Елисеем из Галгала. Это было на заре, но уже на предвечерней, закатной поре его служения. К концу склонялась жизнь, наполненная чудес и созерцаний.
И точно самый воздух был напоен какими-то сладостными, несбыточными предчувствиями.
В вихре Господь восхотел вознести Илию на небо.
И как тогда к Хориву, так теперь к другому освященному Божественным касанием месту, к Вефилю, где струилась когда-то с неба Божественная лестница Иакова, спешит Илия. И как тогда, в таинственный миг Богоявления наедине хочет быть Илия с чаемым чудом.
И сказал Илия Елисею: останься здесь, ибо Господь посылает меня в Вефиль.
Трепетным ожиданием насыщен, кажется, самый воздух. Но молчание предварит грядущую радость свершений... О каких-то неведомых «сынах пророков» из Вефиля говорит Библия. Они тоже ждали, извещенные, быть может, каким-то Божественным знамением.
И вышли сыны пророков, которые в Вефиле, к Елисею, и сказали ему: знаешь ли, что сегодня Господь вознесет господина твоего над главою твоею? Он сказал: я также знаю, молчите.
Из Вефиля к Иерихону идет Илия, и там опять вопрошают «сыны пророков». И опять молчание хранят врата тайны.
И в третий, последний раз хочет Илия отстранить Елисея, как бы боясь, что грядущее будет слишком, до нестерпимости, ярким для не окрепшей еще в пророчествованиях и не искусившейся в созерцаниях души юноши.
И сказал ему Илия: останься здесь, ибо Господь посылает меня к Иордану. И сказал он: жив Господь и жива душа твоя! не оставлю тебя. И пошли оба.
И час чуда настал.
Пятьдесят человек из сынов пророческих пошли и стали вдали напротив их, а они оба стояли у Иордана.
И милотью рассек Илия иорданские струи и, как посуху, перешел с Елисеем по обнаженному дну.
И стояли они вдвоем на другом берегу в нарастающей буре ожидания.
И как последний и совершенный дар, как награду за неотступность в горнем устремлении обещает Илия Елисею даровать все, чего только он ни попросит, если только увидит последнюю тайну его восхождения.
И не малого просит Елисей: «Дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне».
И обещает Илия.
И в странно трепетной беседе дальше идут двое.
Когда они шли и дорогою разговаривали, вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и вознесся Илия в вихре на небо.
А Елисей, сразу ставший одиноким, к небу простер свои руки.
Елисей же смотрел и воскликнул: отец мой, отец мой, колесница Израиля и конница его! И не видел его более. И схватил он одежды свои, и разодрал их на две части.
Куда вознесся Илия? В чем тайна его восхождения? Конечно, восхождение это — не полная победа... Оно не предвосхищает, но лишь предваряет и предобразует то, что однажды совершил Единый Воскресший.
«В доме Отца Моего обителей много» (Ин.14:2). Тайна окружает нас отовсюду, и неисчислимое множество миров и сфер теснит и обволакивает то маленькое, что называем мы миром.
И грани, которые кажутся нам непоколебимо недвижными, первым и последним пределом не только воспринимаемого, но и действительного, для того, кто хоть раз воочию увидел Бога, разламывают они свои цепи и разрушают свой плен.
В горние, неведомые нам сферы, в неведомые планы бытия взят был Илия от земли.
Оставшиеся на земле думали еще о том, чтобы найти его труп. Им казалось, что как раньше не раз, так и теперь он будет перенесен в другое место. И если это последнее чудо пророка, то они обретут где-нибудь в горных высях его мертвое тело.
Только Елисей один ведал, что нераскрываема для человеческих очей совершенная тайна чуда.
«Сыны пророков» вышли навстречу Елисею, «поклонились ему до земли и сказали ему: вот, есть у нас, рабов твоих, человек пятьдесят, люди сильные; пусть бы они пошли и поискали господина твоего; может быть, унес его Дух Господень, и поверг его на одной из гор, или на одной из долин. Он же сказал: не посылайте».
Но они приступали к нему долго, так что наскучили ему, и он сказал: пошлите. И послали пятьдесят человек, и искали три дня, и не нашли его. И возвратились к нему, между тем как он оставался в Иерихоне, и сказал им: не говорил ли я вам: «не ходите»?
Так в последней тайне, в огненном пылающем вихре — сплошное чудо жизни пророка.
И разве сам он не был пылающим пламенным чудом Божественного огня, в огне живущим и в огне чудотворящим?
Со страниц Божественной Книги, повествующей нам об Илии, смотрит на нас сама Вечность.
Илия Фесвитянин — вечный спутник человечества, близкий всем векам и народам. Его муки и его трагедии, таящиеся в простых, как складки его милоти, словах рассказа, эти неизменные прообразы тех неизбежных скорбей и мук, глубинам которых сопричащается всякий действительно взыскующий невидимого града.
И его чудеса не просто необычайные события далекого прошлого, это ступени восхождения для всех влекшихся к вратам Вечности, снопы света, брошенные оттуда в нашу жизнь, отброшенную от подлинной Горней Правды.
Его образ и его жизнь, кажущиеся нам такими необычайными и далекими своей необычайностью, становятся бесконечно близкими, нужными, отвечают на самые затаенные порывы нашего сердца, если только мы сами, через покров чуда, проникнем в их сокровенную глубину.
Образ Илии пророка в сердце Израиля запечатлен в веках.
И отдаленный от Илии столетиями другой учитель Израиля, Иисус, сын Сирахов, в своей книге «Премудрость» сложил ему гимн, свидетельствующий о потрясающей силе впечатления, произведенного его явлением на Израиля и на мир.
«И восстал Илия пророк, как огонь, и слово его горело, как светильник. Он навел на их голод, и ревностью своею умалил число их; словом Господним он заключил небо, и три раза низводил огонь. Как прославился ты, Илия, чудесами твоими, и кто может сравниться с тобою во славе! Ты воздвиг мертвого от смерти и из ада словом Всевышнего; ты низводил в погибель царей и знатных с ложа их; ты слышал на Синае обличение на них и на Хориве суды мщения; ты помазал царей на воздаяние и пророков — в преемники себе; ты восхищен был огненным вихрем на колеснице с огненными конями; ты предназначен был на обличения в свои времена, чтобы утишить гнев, прежде нежели обратится он в ярость, обратить сердце отца к сыну и восстановить колена Иакова. Блаженны видевшие тебя и украшенные любовью, — ибо мы жизнью поживем.
Архиепископ Афанасий - (Мартос Антон Викентьевич) (1904 - 1983), Буэнос-Айресский и Аргентинско-Парагвайский РПЦЗ
Наша церковно-приходская и епархиальная жизнь строится на твёрдых принципах каноничности и церковного порядка. Нарушение этих принципов или отступление от них приводит к измене Православию, к ереси, к церковной анархии и сектантству. Если церковная и личная жизнь каждого, проводимая в строгой каноничности и церковной законности, имеет конечной наградой вечное спасение души в Царстве Небесном, то отступление от каноничности и церковной законности приводит душу к вечной гибели в аду. Извечным врагом нашего спасения является дьявол, который, по учению святого апостола Петра, ходит, как лев, ища кого поглотить (1 Петр. 5:8). Главной задачей дьявола является не только противление Богу, но и приведение к гибели человеческих душ, к лишению их Царства Небесного, предназначенного для людей Божиих. Свою власть и силу дьявол осуществляет на земле через людей грешных и недостойных, которые по тяжким грехам своим лишились благодатных даров Духа Святого, укрепляющего и спасающего верных чад Церкви Христовой.
В Неделю 11-ую по Пятидесятнице после Божественной Литургии на территории храма силами общины были произведенны работы по благоустройству. По милости Божией началось работы по внутренней отделке храма. Исполняет их бригада высококвалифицированных специалистов.
Кто из священников, особенно военных, не встречался с вопросом:— В Евангелии сказано: «Не убий», «взявшие меч от меча и погибнут», «любите врагов ваших», — а вы, батюшка, молитесь о «даровании победы», благословляете убийство и войну?
7 и 8 сентябра отслужены первое Всенощное бдение и Божественная Литургия (после 7-летнего перерыва), в Архангело-Михайловском храме в Каннах (Франция). Богослужение возглавил Первоиерарх РПЦЗ Митрополит Агафангел в сослужении протоиерея Христо и иеромонаха Дамаскина, при протодиаконах Сергии Всеволжском, Германе Иванове-Тринадцатом и Евгении Дорошине. Замечетельно пел хор под управлением Германа Иванова-Тринадцатого (сына о. протодиакона). Было много молящихся и причастников. Богу нашему слава!
В Стокгольме - столице Швеции сейчас проходят ремонтные работы в храме Свв. Константина и Елены (Синод Противостоящих).
Приход Святых Константина и Елены был основан в 1978 г. и принадлежал Сербской Православной Церкви при архиепископе Иринее, пока не перешел в юрисдикцию Греческого Синода Противостоящих в 1984 г. Этот приход скитался по разным помещениям в течение 16 лет, пока не обосновался при заброшенном питомнике в Варберге и до сих пор там располагается. В день памяти св. Пророка Божия Илии, 20 июля/2 августа 1998 г. приходская церковь была освящена митрополитом Киприаном Оропосским и Филийским, в сослужении двух епископов из Синода Противостоящих и двух епископов из Румынской Старостильной Церкви. Богослужения проводятся здесь на шведском, церковно-славянском и греческом языках.
При приходе Святых Константина и Елены с нач. 1970-х годов была открыта иконописная школа, которая работает и по сей день.
Редакция официального сайта Сербской Православной Церкви поздравила сегодня всех сограждан веры “Авраамовой” с иудейским Новым годом (Рош Хашана) и желает им Божия благословения.
Регион Северо-Кавказский край ПериодСледст январь-май 1933г. МестоЗаклСлед Северо-Кавказский край, г.Ростов-на-Дону, ДПЗ ОсновноеОбвин участие в церковно-монархической контрреволюционной организации "Южно-Русский Синод" ГодОкончСледст 1933
Общее Описание Дела: Суть дела излагалось в отпечатанном типографским способом под грифом совершенно секретно "Обвинительном заключении о вскрытой и ликвидированной к/р церковно монархической организации "Южно-Русский Синод": "В январе 1933г. Полномочным представительством ОГПУ на Северном Кавказе [якобы была] вскрыта и ликвидирована широко-разветвленная церковно-монархическая организация, действовавшая в ряде районов Кубани, Ставрополья, Черноморья и других районов СКК и руководимая из-за границы известным монархистом (митрополитом - ред.) Антонием Храповицким... Руководство организации осуществлялось нелегальным "Южно-Русским Синодом", фактически преемником Временного Высшего Церковного Управления на Юге России, во главе которого стоял (митрополит - ред.) Антоний Храповицкий. Лицом, возглавляющим нелегальный синод, и фактическим руководителем организации был тайный митрополит [митрополит Серафим был действительным управляющим РПЦ на Кавказе] по СКК Серафим Мещеряков, он же бывший князь Мещерский", который осуществлял связь с заграницей якобы через греческого подданного архимандрита Евгения Жукова и епископа Павла Вильковского, которые использовали греческую миссию в Москве, через которую "Мещерский регулярно отправлял информацию (митрополиту - ред.) Антонию Храповицкому о политическом положении на СКК и деятельности руководимой им организации, регулярно получая денежные суммы, литературу и указания на дальнейшую работу. Далее в обвинительном заключении излагается истории некой "строго законспирированной" организации, которая "ставила своей целью "освободить русский народ от безбожной власти и восстановить в России монархический строй во главе с помазанником Божием царем", организации приписывались деятельность, направленная "на террористические акты, на террор против совпартактива, подготовка вооруженной борьбы с соввластью" и т.д. и т.п. В организации имелись "базы и убежища, которые носили характер тайных пещерных церквей и монашеских скитов, где концентрировался весь беглый, поповско-белогвардейский, монашеский элемент и маршрутная агентура, которые вели активную работу по сколачиванию к/р повстанческих кадров". Надо сказать, что от действовавшего на юге России при Деникине Южно-Русского Синода ничего не осталось, одни его члены уехали за границу, другие были еще до 1920г. расстреляны. Почти вся церковная жизнь на юге России была захвачена обновленцами. До 1933г. на юге были ликвидированы монастыри и тайные скиты, к тому времени было расстреляно и арестовано большая часть кавказского духовенства и монашества (не даром в деле упоминались лица уже расстрелянные). Оставшиеся монахи, вынуждены были вести тайные богослужения. Вся жизнь православных фактически сосредотачивалась в молельных домах и пещерных храмах, которых было обнаружено более 21, "где было найдено много нелегальной монархической литературы, церковной утвари, облачений". Большинство обвиняемых даже и не имели представления о неком Южно-Русском Синоде, и хотя вещественных доказательств у следствия не было, вероятно, жесточайшие допросы (или просто фальсификация следствия) вынудили большинство арестованных признать после повторных допросов обвинения, предъявленные следствием. Об этом говорит хотя бы тот факт, что сам митрополит Серафим (Мещеряков) признался в том, что он выходец из княжеской семьи (следователь, по всей видимости спутал его с князем Мещерским, а сам митрополит Серафим был выходец из простой крестьянской семьи). Хотя он не принимал никакого участия в деяниях Южно-Русского Синода, находясь далеко от юга России в то время, признался он и в этом. Его деятельность в рядах обновленчества ни разу в следствии не была помянута. Как говорилось в "Обзоре по делу вскрытой и ликвидированной к/р церковно-монархической организации "Южно-Русский Синод" на СКК по состоянию на 15/IV 1933г.", "В процессе следствия вскрыты и ликвидированы: политический центр организации "Южно-Русский синод" из 5 человек, филиалы организации: 1) Майкопский, 2) Кубанский, 3) Ставропольский, 4) Пятигорский, 5) Шахтинский, 6) Дагестанский, 7) Армавирский, 8) Черноморский. Всего проходит по делу на 15/IV-[1933г.] 498 человек, из них осуждено 285, приговорено в ВМН - 184 человека. Ликвидировано повстанческих (пещерных церквей и скитов) - 23. Дальнейшее следствие направлено на полный разгром к/р церковно-монархического подполья". Арестованные были сгруппированы по различным делам. В деле, где проходил сам митрополит Серафим было привлечено и приговорено вместе с ним к расстрелу 28 человек. Таким образом, вся церковная организация Русской Православной Церкви на Северном Кавказе была полностю парализована и уничтожена, были оставлены только мелкие раскольничьи группы обновленцев и григорианцев. Митрополиту Серафиму конкретно предъявлялось следующие обвинение: "Мещеряков, Яков Михайлович, он же князь Мещерский, тайный митрополит на СКК...
Обвиняется в том, что: а) Будучи руководителем-председателем нелегального "Южно-Русского Синода" - центра всего церковно-монархического к/р движения на СКК, создал к/р церковно-монархическую повстанческую организацию, руководимую из-за рубежа "Братством Русской Правды" - Антонием Храповицким. б) Под его непосредственным руководством была создана повстанческая база для вооруженной борьбы с советской властью и филиалы названной организации на Черноморском побережье, Майкопскопском, Краснодарском, Армавирском, Шахтинском, Пятигорском районах и ДССР; в) под его непосредственным руководством велась активная подготовка к террористическим диверсионным актам; г) под его руководством организацией велась активная к/р работа по развалу колхозов, организации саботажа, хлебозаготовок и сева; д) им, как руководителем организации, были созданы тайные пещерные церкви, монашеские скиты в определенных стратегических пунктах по линии ж.д. магистрали, которые являлись убежищем для беглого к/р поповского, монашеского, белогвардейского элемента и повстанческими базами организации". Список Пострадавших
Настоящий материал построен на Аналитическом заключении по проблемам религиозного экстремизма, подготовленном по договору с администрацией одного из ведущих по нефтедобыче городов Сибири
Во вторник вечером, 7/20 августа 2013 года, преподобная мать Макрина, игумения монастыря святой Параскевы (Ахарнэ, Афины, Синод Противостоящих) почила о Господе после продолжительной болезни.
15|28 августа 2013 г. в Старостильной Швеции, в Упсале, праздновали Престольный Праздник в храме Успения Божией Матери (Синод Противостоящих). 
Многие считают, что Церковь должна владеть в том числе и политическими умениями. Но насколько приемлемы для христианской совести политические компромиссы с властью? Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к эпохе совсем недавних, большевистских гонений на Церковь. Компромисс, на который пошел в отношениях с властями митрополит и будущий патриарх Сергий (Страгородский), стал причиной церковных разделений. Был ли этот компромисс оправдан? И в чем были правы или неправы оппоненты митрополита Сергия?
Служба Безопасности Мазари закрыла монастырь Святой Екатерины на Синае, одну из самых легендарных достопримечательностей Всемирного наследия и оплота Православия на Ближнем Востоке.
Богословское эссе «Илия Фесвитянин», вероятно, написано в 1928, после выхода в свет «Декларации» (от 29.07.1927) митр. Сергия (Страгородского). Впервые опубликовано составителем в: Русский пастырь: Православный пастырский журнал воспитанников Свято-Троицкой духовной семинарии. Сан-Франциско. 1993. № I (15). С.5-17; № II (16). С.76-96. Там же, в предисловии к публикации, обоснована предполагаемая датировка текста. Библейская сюжетная канва работы — столкновение пророка с жрецами-идолопоклонниками — очевидно отсылает читателя к актуальным церковно-общественным событиям 1927-1928 гг.
Кто из священников, особенно военных, не встречался с вопросом:— В Евангелии сказано: «Не убий», «взявшие меч от меча и погибнут», «любите врагов ваших», — а вы, батюшка, молитесь о «даровании победы», благословляете убийство и войну?
В Стокгольме - столице Швеции сейчас проходят ремонтные работы в храме Свв. Константина и Елены (Синод Противостоящих).
Русский человек осуществил своё представление о правильном устроении своей жизни...
Архив УКГБ Краснодарского края. Д.П-48721. 
Настоящий материал построен на Аналитическом заключении по проблемам религиозного экстремизма, подготовленном по договору с администрацией одного из ведущих по нефтедобыче городов Сибири