Я считаю, что все происшедшее въ Россіи, съ момента революціи и до момента возведенія въ санъ патріарха митрополита Сергія – является совершенно опредѣленнымъ, историческимъ процессомъ, начало котораго для Руси обозначилось въ 1470 г., когда въ Великій Новгородъ прибылъ со своей дружиной еврей Схарій.
При бѣгломъ знакомствѣ съ этимъ историческимъ событіемъ можно подумать, что въ Новгородѣ приѣхалъ еврей и сталъ проповѣдывать “жидовство”. Однако цѣль его приѣзда была вовсе не обращеніе русскихъ людей въ іудейство. Въ этомъ ясно убѣждаетъ насъ преосвященнѣйшій митрополитъ Московскій Макарій, указывая на то, что Схарій не велѣлъ обрѣзываться “прельщеннымъ” имъ людямъ, онъ говорилъ имъ: “Держите жидовство тайно, явно же – христіанство”.
Иными словами, Схарій предлагалъ обращеннымъ въ его ересь продолжать называть себя христіанами. Между тѣмъ евреи не позволили бы новообращеннымъ исповѣдывать іудейство тайно.
Несомнѣнно, что “ересь жидовствующихъ” – это своеобразная форма того широкаго движенія, которое въ то время пышнымъ цвѣтомъ распустилось на Западѣ и получило тамъ названіе “гуманизма”.
Согласно ученію гуманизма, разумъ человѣческій подчиняется физической природѣ, отрываясь отъ духа и, естественно, что духъ въ этомъ случаѣ, можетъ находиться только лишь въ состояніи томленія.
Цѣлью Схарія, какъ можно увидѣть при внимательномъ изученіи ереси жидовствующихъ, было оторвать человѣка отъ Христа, отъ внутренней жизни, слѣдствіемъ чего получилось бы нарушеніе всѣхъ формъ жизни и быта. Нарушивши же ихъ, можно было бы легко насадить въ сердца людей тѣ сѣмена, которыя направили бы ихъ по пути новой антихристіанской жизни. “Жидовство” же явилось только формой, потому что проповѣдь чистого безбожія не имѣла бы успѣха въ то время.
Ересь пріобрѣла такое распространеніе и такую силу, что ей подчинились даже нѣкоторые высшіе руководители Православной Церкви, въ числѣ которыхъ былъ архимандритъ Симонова монастыря Зосима, впослѣдствіи митрополитъ Московскій, низверженный за ересь.
Хотя въ дальнѣйшемъ, благодаря энергичной борьбѣ преподобнаго Іосифа Волоколамскаго, ересь была внѣшне какъ будто разгромлена и задавлена, – сѣмена богоотступничества, заключавшіеся въ нарушеніи христіанскаго быта были уже крѣпко заложены въ нѣкоторыхъ слояхъ русского общества, ибо разгромлена была только внѣшняя форма ереси – “жидовство”. Это настроеніе богоотступничества все болѣе и болѣе крѣпло въ процессѣ историческихъ событий.
Эпоха Іоанна Грознаго на время какъ будто пріостановила это движеніе. Въ ней можно видѣть какъ бы десницу Божію, выводящую Святую Русь путемъ страданій къ благочестію.
Но послѣдующій періодъ уже явился періодомъ начала открытой борьбы между христіанствомъ и антихристiанством. Въ царствованіе Бориса Годунова и въ эпоху Смутнаго Времени, стремленіе къ освобожденію физической природы человѣка отъ духа, является уже вполнѣ отчетливо и опредѣленно. Даже въ царствованіе тишайшаго царя Алексѣя Михайловича, благочестивѣйшаго, православнаго христіанина, антихристіанское настроеніе, называемое нами гуманизмомъ, становится силою, съ которой приходится бороться и патріарху Никону и старообрядцамъ.
Въ царствованіе Петра великаго гуманизмъ, въ нашемъ пониманіи, одерживаетъ рѣшительную побѣду, завоевываетъ право гражданства и становится, такъ сказать, оффиціально признаннымъ міровоззрѣніемъ. Однако, по прежнему формально онъ отнюдь не становится во враждебную позицію христіанству и старательно доказываетъ, что никакой борьбы имъ со Христомъ не ведется. Однако въ этихъ утвержденіяхъ содержится ложь. Ложь заключается въ томъ, что не выступая открыто противъ Церкви и ея ученія, гуманизмъ низвергалъ христіанскій идеалъ и замѣнилъ его культомъ разума.
Если идеаломъ русскаго человѣка семнадцатаго вѣка была святость, стремленіе войти въ Царство небесное, если жизнь его одухотворялась стремленіемъ избѣжать грѣха и покаяться въ грѣхѣ, если его руководителями въ жизни были многочисленные монастыри и скиты – источники христіанскаго просвѣщенія – то начиная съ петровской эпохи, идеаломъ человѣка изъ высшихъ слоевъ русскаго общества, было стремленіе стать образованнымъ человѣкомъ, наибольшій страхъ ему внушала возможность показаться на глазахъ его круга неучемъ и отсталымъ, а руководителями въ его образованіи стали иностранцы, шляхтенскіе корпуса, придворные балы и ассамблеи.
Конечно, нельзя отрицать важности и значенія образованія, нельзя пренебрегать величайшими открытіями человѣческаго разума, проникающаго въ тайны природы. Однако, всѣ эти завоеванія и достиженія разума, все это образованіе не можетъ имѣть никакой цѣнности и можетъ даже явиться факторомъ сугубо отрицательнымъ, безъ просвѣщенія духа, которое даетъ человѣку Святая Церковь. Ибо безъ этого просвѣщенія импульсомъ, двигающимъ разумъ, становится ненасытная природа человѣка.
Ложь, содержащаяся въ гуманистическихъ настроеніяхъ, руководящихъ классовъ петровской эпохи, сразу же привела къ ужаснымъ результатамъ. Оставаясь по формѣ христіанами, признавая формально Христа и Его ученіе, люди потеряли боязнь грѣха.
Бурная страсть ко всевозможнымъ развлеченіямъ, увеселеніямъ, стала основной цѣлью и смысломъ существованія высшихъ классовъ.
Конечно, не всѣ представители ихъ были заражены этими пороками. Было немало семействъ, сохранявшихъ прежнее отношеніе къ Церкви и Православію. Но постепенно все больше и больше людей охватывалось ложью гуманизма.
Даже въ праздникахъ была выхолощена ихъ православная сущность и они приняли характеръ только лишь увеселительныхъ дней, когда можно больше чѣмъ обыкновенно пировать и танцевать, заниматься гаданіями и кататься съ ледяныхъ горъ.
Къ моменту царствованія Екатерины ІІ-й, вѣра въ значительной части образованныхъ классовъ замѣнилась суевѣріемъ. Люди, правда, вѣрили большей частью въ Бога, но не было жизни въ Богѣ.
Это была страшная эпоха. Такія эпохи раждаютъ героевъ. И вотъ мы видимъ такого героя духа въ лицѣ великаго святителя Тихона Задонскаго, выступившаго съ проповѣдью “внутренняго христіанства”, которое онъ противопоставлялъ неистинному, внѣшнему, формальному христіанству, укоренившемуся въ то время. Его творенія – “Плоть и духъ”, “Сокровище духовное отъ міра собираемое”, -указывали путь христіанской жизни, отъ котораго уклонилось высшее общество того времени, живущее съ образованіемъ, но не съ духомъ.
Широко распространившееся въ эпоху Екатерины “вольтеріанство” уже почти начисто отрицало духовную жизнь, вѣру въ религію.
Но такъ какъ вольтерьянство не могло погасить то духовное томленіе, которое все же возникало въ оторванныхъ отъ Бога человъческихъ душахъ, то люди пытались удовлетворить запросы своего духа новыми путями, отличными отъ путей, указанныхъ Церковью. Въ царствованіе Александра I распространилось такъ называемое “духоносное христіанство”, различныя мистическія секты и кружки. Многочисленныхъ послѣдователей нашло также перенесенное съ Запада масонство.
Яркое изображеніе представителей этихъ образованныхъ классовъ, оторванныхъ отъ Церкви и христіанства, далъ Л. Н. Толстой въ своемъ романѣ “Война и миръ”, въ лицѣ князя Андрея Волконскаго и Пьера Безухова.
Если простой народъ продолжалъ жить, слѣдуя по путямъ Христовымъ, то образованный классъ къ началу девятнадцатаго вѣка сошелъ съ этихъ путей. Этому до нѣкоторой степени способствовало и то обстоятельство, что значительная часть священнослужителей, превращенныхъ Петромъ I въ замкнутую касту, по своему образованію сильно уступала дворянскому сословію и не могла соотвѣтствующимъ образомъ воздѣйствовать на представителей этого класса.
Однако, если приходское духовенство оказалось не на высотѣ и не выполняло удовлетворительно своего долга учителей духа, то на борьбу съ гуманизмомъ и невѣріемъ выступила многочисленная рать великихъ борцовъ за дѣло Христово въ лицѣ святителей, подвижниковъ и старцевъ.
Великіе святители Димитрій, Митрофанъ, Питиримъ, Оеодосій, Иннокентій, Іоасафъ – олицетворяли одухотворенный разумъ. Встали въ восемнадцатомъ вѣкѣ на борьбу съ плотскимъ человѣкомъ, который свой разумъ подчинилъ тѣлу. Въ девятнадцатомъ вѣкѣ выступили великіе митрополиты: Гавріилъ Петербургскй, Платонъ Московскій и Платонъ Костромской, Филареты Московскій и Кіевскій; епископы: Игнатій Брянчаниновъ, Ѳеофанъ Затворникъ, Оптинскіе старцы, Саровскіе старцы, Валаамскіе подвижники, Горицкія старицы. Всѣ они раскрывали людямъ великое значеніе Православія, указывали имъ пути внутренней жизни, давали имъ пониманіе грѣха и покаянія, разъясняли имъ въ опытѣ то, что даетъ Церковь.
Многіе-многіе “образованные люди” съ радостью окунаются въ этотъ источникъ духа и жизни и съ жадностью впитываютъ въ себя даваемые имъ откровенія.
Проповѣдь великихъ учителей духа оказываетъ сильное воздѣйствіе на часть русскаго общества. Подъ вліяніемъ ихъ возникаетъ широкое движеніе русскихъ славянофиловъ, стремящихся къ истинному просвѣщенiю.
Однако, наряду съ этимъ идетъ наступленіе западниковъ, продолжающихъ нести раціоналистическія, антихристіанскія идеи, продолжающихъ стремиться распространять образованіе въ гуманистическомъ пониманіи. Широкая сѣть школъ, раскинувшихся на Руси, построенныхъ на принципѣ голаго разума, увеличиваетъ кадры гуманистов.
Гуманизмъ завоевываетъ литературу. Христіанскіе идеалы, идеалы духа изгоняются изъ нея и господствующее мѣсто въ ней занимается прославленіемъ плотской любви, которая и въ поэзіи и въ прозѣ преподносится какъ самое замѣчательное въ жизни человѣка, какъ суть и смыслъ его существованія.
Образованіе, все болѣе и болѣе распространяющееся въ народѣ, проводилось чаще всего лицами антихристіански настроенными и, конечно, враждебными къ просвѣщенiю. Получивъ начатки безрелигіознаго образованія, люди легко и охотно проникались идеями объ исключительной силѣ разума и также охотно освобождались отъ страха передъ грѣхомъ.
И вотъ среди такъ называемаго простого народа, въ девятнадцатомъ столѣтіи начинаются значительные психологическіе сдвиги въ сторону антихристіанства, особенно среди отшедшихъ совершенно отъ христіанскаго быта фабричныхъ рабочихъ, распропагандированныхъ нигилистической и соціалистической интеллигенціей. Значительная же часть крестьянства, продолжая хранить свой христіанскій бытъ, понемногу начинала забывать о томъ духовномъ содержаніи, которое этотъ бытъ наполняло, вслѣдствіе чего онъ становился формой безъ содержанія.
Девятнадцатое столѣтіе съ его соціальными сдвигами, съ его небывалымъ техническимъ прогрессомъ, возбудило новый бурный взрывъ преклоненія передъ силой человѣческаго разума и необычайно усилило позицію гуманизма. Антихристіанское настроеніе несмотря на проповѣдь многочисленныхъ свѣтильниковъ вѣры, просіявшихъ въ эту эпоху, подчиняло себѣ все болѣе и болѣе высокіе слои населенія Россіи. Коварная формула “быть христіаниномъ, но жить по своему разуму”, – “по повелѣнію своей плоти”, – находила все больше и больше послѣдователей.
Великій русскій писатель Ѳ. М. Достоевскій, пережившій всю тяжесть паденія и проведшій свою жизнь въ непрестанномъ бореніи духа съ плотью, отчетливо понялъ приближеніе той катастрофы, къ которой шла задыхающаяся во лжи гуманизма Россія. Онъ громко кричалъ о грядущей революціи и о томъ кровавомъ ужасѣ и мракѣ, который постигнетъ людей, жаждущихъ жить по велѣнію своей плоти, по влеченію своихъ страстей и похотей.
Пророчество великаго писателя сбылось. Революція наступила и однимъ изъ первыхъ ея актовъ было отдѣленіе Церкви отъ государства. И въ этомъ актѣ была ложь. Побѣдившій гуманизмъ возвѣстилъ, что вѣра и Церковь – это частное дѣло человѣка. Онъ можетъ, если желаетъ, остаться христіаниномъ. Онъ можетъ, если хочетъ признавать Христа и молиться ему, но жить онъ долженъ такъ, какъ это требуетъ государство, – безъ Бога, строить свой бытъ онъ долженъ безъ Бога, воспитывать дѣтей своихъ онъ долженъ безъ Бога.
Фактически же это означало, что семейныя отношенія строились не на основахъ законовъ Церкви, а на похоти. Родители освобождались отъ рожденія дѣтей и даже уничтоженіе плода не считалось преступнымъ или грѣховнымъ. Боясь воспитывать своихъ дѣтей, родители отдавали воспитывать ихъ въ руки безбожниковъ. Въ результатѣ этого выростало новое безбожное поколѣніе, прошедшее организацію піонеровъ и комсомолъ.
Если дореволюціонный гуманизмъ освобождалъ человѣка отъ боязни совершить грѣхъ, то послѣреволюціонное понятіе “грѣхъ” большевиками исключалось. И наоборотъ – многое изъ того, что считалось грѣхомъ, превратилось въ доблесть и геройство, какъ напримѣръ, убійство враговъ революціи, грабежъ буржуазіи, доносы, кощунство, богоxульство. Лозунгъ “все дозволено” опьянялъ людей, не имѣвшихъ прочной духовной основы, и превращалъ ихъ въ звѣрей.
Подъ вліяніемъ этого, такъ сказать, оффиціальнаго освобожденія отъ грѣха, начали сдаваться многіе изъ тѣхъ, кто считали себя христіанами, но жили по волѣ своего разума. Приспособленіе къ новымъ условіямъ жизни, стремленіе удержаться на поверхности, боязнь лишиться службы и куска хлѣба – заставляли ихъ идти на ломку быта, на удаленіе отъ Церкви, на пренебреженіе обрядами Церкви. Люди уклонялись отъ святаго Причастія, перестали смотрѣть на бракъ какъ на таинство, замѣняя его регистраціей въ ЗАГСѣ, не рѣшались крестить своихъ дѣтей.
Столкновеніе ничѣмъ не сдерживаемыхъ желаній и страстей породило острую вражду между людьми, – зависть, доносы. Общество разлагалось, развращалось.
Жестокая борьба между христіанствомъ и гуманизмомъ неизбѣжно должна была начаться, ибо большевики увели за собой все безбожное, все антихристiанское. Святая Церковь, очистившись отъ безбожнаго, сдѣлалась монолитной силой. Попытка большевиковъ расколоть эту силу путемъ взрыва изнутри, путемъ двойной жизни, – христіанской по духу, но коммунистической по быту – потерпѣла неудачу. Неудачу потерпѣли и прямыя гоненія на Церковь и вѣрующихъ: они приводили къ мученичеству, къ уничтоженію тысячъ и сотенъ тысячъ пастырей и мірянъ, но не сокрушили монолитности Церкви и ея членовъ. Въ Россіи продолжали жить, страдать, бороться и просвѣщать людей и старцы Зосимы, и Алеши Карамазовы. Ни декларація митрополита Сергія въ 1927 г., ни послѣдовавшая за тѣмъ спровоцированная ГПУ попытка произвести новый церковный расколъ, – не вызвали потрясенія, которое могло бы нарушить цѣлостность Церкви.
Новый факторъ выявился съ момента возстановленія патріаршества, съ тѣхъ поръ какъ патріархъ Алексій подтвердилъ то, чего такъ страстно добивались гуманисты: что можно быть христіаниномъ, но жить по коммунистически, по указанію своей плоти и своихъ страстей.
Откуда же произошелъ этотъ факторъ? Какъ мы видѣли, изъ предшествующаго обзора, – въ Церкви, въ продолженіе всей ея исторіи, имѣлись группы людей, часто въ санѣ пастырей и святителей, которые жили не по духу и впадали въ различныя “прелести”.
Подобные группы въ Православной Церкви имѣются и сейчасъ. И естественно, что среди нихъ выявилось желаніе произвести компромиссъ между Православіемъ и большевизмомъ, въ результатѣ чего ими были приняты и санкціонированы принципы гуманизма. Но дѣйствительно ли этотъ “новый факторъ” является новымъ въ жизни Вселенской Церкви? Нѣтъ. Вѣдь уже въ первые вѣка христіанства, когда языческая жизнь, принимая Христа, хотѣла сохранить свой бытъ, она породила Арія, считавшаго Христа не Богомъ, а высшей тварью. Мы должны признать, что высшая іерархія Москвы приняла въ настоящій моментъ гуманизмъ и какъ бы пошла за Аріемъ. Но значитъ ли это, что и вся Православная Русская Церковь стала аріанской? Другими словами – не есть ли Русская Церковь засохшая евангельская смоковница? Нѣтъ.
Христіанскій бытъ внѣшне былъ задавленъ. Это такъ. Но не исчезла та благодатная сила, которая призываетъ русскаго православнаго человѣка къ покаянію, къ воздержанію. А поэтому стремленіе къ православному быту, стремленіе жить по завѣтамъ Христа въ Россіи тоже не исчезло, но наоборотъ – усилилось. Это утвержденіе нѣкоторымъ быть можетъ кажется страннымъ, но тѣмъ не менѣе оно безусловно справедливо.
Люди, которые до революціи смотрѣли на христіанскій бытъ какъ на какую-то отжившую традицію, люди, которые въ лучшемъ случаѣ выполняли его требованія механически, не думая о сущности, наполнявшей его, вдругъ, когда этотъ бытъ отняли и запретили, – осознали его цѣнность и значимость, увидѣли въ немъ идеалъ жизни, поняли, что одинъ этотъ бытъ ихъ могъ бы оградить отъ мутнаго потока безбожія, страшныя уродливыя формы котораго теперь стали отчетливыми и ясными. Только одинъ этотъ бытъ могъ стать островомъ среди того ужаса жизни, въ который былъ повергнутъ русскій народъ. Люди боялись ходить въ церковь, но церковь теперь стала для нихъ не обычнымъ мѣстомъ, куда они раньше равнодушно приходили потому, что такъ было принято, – а подлиннымъ храмомъ Божіимъ, несущимъ свѣтъ и жизнь. И если они, преодолѣвъ страхъ, украдкой пробирались туда, то такое посѣщеніе давало имъ огромную радость и большой запасъ душевныхъ силъ.
Если раньше на икону, висѣвшую въ углу, смотрѣли часто равнодушно, какъ на какую-то второстепенную принадлежность обстановки, то сейчасъ эта икона являлась символомъ исповѣданія, символомъ стремленія идти по пути Православія и вѣчной жизни.
Если раньше дѣтей крестили часто только потому, что такъ требовалось, то теперь матери, преодолѣвая страхъ, препятствія и трудности, подвергаясь опасности, все таки несли крестить своихъ дѣтей къ уцѣлѣвшимъ священникамъ, отчетливо понимая, что они дѣлаютъ это для того, чтобы отдалить ребенка отъ безбожнаго, антихристіанскаго міра, чтобы оградить его отъ разлитаго въ этомъ мірѣ грѣха.
Тяга русскихъ людей къ православному быту ярко обозначилась во время войны и особенно на территоріи, занятой нѣмцами. При нѣмцахъ, почти во всѣхъ домахъ появились вынутыя изъ подъ спуда иконы и къ удивленію приходилось наблюдать, какъ многіе люди, представлявшіеся невѣрующими или равнодушными, на дѣлѣ оказывались искренне и горячо вѣрующими. Стихійно возстанавливались и даже строились при нѣмцахъ церкви. Со всѣхъ сторонъ на это дѣло текли пожертвованія. Люди искали уцѣлѣвшихъ священниковъ и настойчиво требовали, чтобы они ими руководили. Если священниковъ не было, – убѣждали интеллигентныхъ людей принять санъ и стать пастырями. Не имѣя благочестія, люди стремились къ благочестію и учились ему.
И когда снова приходили совѣты, многіе бѣжали въ Германію не изъ страха передъ разстрѣломъ или коммунистическимъ режимомъ, а для того, чтобы не потерять уже разъ найденный путь христіанской жизни, чтобы освободить свой духъ, чтобы продолжать жить по христіански и строить христіанскій бытъ.
И въ Германіи, въ тяжелыхъ условіяхъ остовскихъ лагерей русскіе люди продолжали стремиться къ церкви и къ православному быту, видя въ нихъ единственное утѣшеніе и надежду. Къ церкви тянулась и остовская молодежь, не знавшая на родинѣ Бога и теперь только въ горѣ и страданіяхъ почувствовавшая Его.
И послѣ капитуляціи Германіи въ унровскихъ и ировскихъ лагеряхъ эта тяга къ церкви, это стремленіе жить по православному не покидала русскихъ людей. Церковь сдѣлалась центромъ, вокругъ котораго вращалась вся жизнь русскихъ эмигрантовъ. Церкви устраивались въ каждомъ лагерѣ и каждое богослуженіе привлекало многочисленныхъ молящихся, ищущихъ утѣшенія, наставленія и поддержки.
Несмотря на то, что жизнь протекала въ странѣ, гдѣ коренное населеніе давно уже жило по принципамъ гуманизма, русскіе эмигранты всячески стремились сохранить православный бытъ и въ православномъ бытѣ воспитывать своихъ дѣтей.
Это убѣждаетъ насъ въ томъ, что евангельская смоковница, которой мы уподобляемъ Русскую Православную Церковь, еще не усохла, несмотря на то, что во главѣ нея на нашей многострадальной родинѣ стоитъ іерархія, идущая по пути гуманизма.
На этомъ, собственно говоря, можно было бы и закончить мой докладъ.
Однако, видя тѣ опасности и соблазны, которымъ подвергаются эмигранты, попавшіе вмѣстѣ со мной въ Америку, я, какъ пастырь, чувствую себя обязаннымъ сказать еще нѣсколько словъ.
Въ Америкѣ нѣтъ Сталина, нѣтъ коммунизма, нѣтъ и не было гоненій на Церковь. Поэтому эмигранты, не знающіе настоящей духовной жизни, въ правѣ думать, что православная жизнь въ Америкѣ должна быть идеаломъ православной жизни и что нужно жить такъ, какъ живутъ здѣшніе русскіе старожилы.
Но нашли ли наши эмигранты здѣсь то, что является истиннымъ идеаломъ христіанина? – Благочестіе, стяжаніе мира сердечнаго черезъ покаяніе. Нашли ли они ту стихію, которая должна являть собой Церковь и съ чѣмъ человѣкъ уходитъ въ вѣчное бытіе – святость, чистоту, трезвеніе?
Увы, мнѣ кажется, что не только жизнь инославныхъ американцевъ, но и русскихъ православныхъ проходитъ тутъ не по завѣтамъ Церкви, но по принципамъ гуманизма. Если въ Россіи гуманизмъ охватилъ только іерархію и почти не затронулъ массы православныхъ вѣрующихъ, то здѣсь намъ кажется имъ заражены значительные слои русскаго общества. Очень многіе изъ числа считающихъ себя православными, являются въ сущности христіанами только лишь по формѣ, живутъ по своему разумѣнію, сообразуясь только съ велѣніями своей плоти. Жизнь Америки съ ея сытостью и комфортомъ необыкновенно содѣйствуетъ къ воспріятію гуманизма. И не удивительно поэтому, что міряне часто предъявляютъ своимъ пастырямъ требованія “идти въ ногу со временемъ”, а пастыри нерѣдко выполняютъ эти требованiя.
О томъ, насколько сильны гуманистическія тенденціи въ отдѣльныхъ кругахъ американскаго православнаго общества, можно видѣть изъ письма нѣкоего г-на А. Балкашина въ газетѣ “Новое Русское Слово”, напечатанное 14 октября 1951 г, подъ заголовкомъ “Къ предстоящему Церковному Собору Американской Митрополіи”. Приводимъ выдержки изъ этого письма:
“Мы живемъ, – пишетъ Г-нъ Балкашинъ, – въ ХХ вѣкѣ, въ высококультурной демократической странѣ …
Наша жизнь здѣсь радикально отличается отъ нашей жизни тамъ на родинѣ, и сообразно этимъ новымъ условіямъ мы должны перестроить свои русскія церковныя организаціи и Церковь…
Намъ нужны священники болѣе образованные, разбирающіеся въ сложныхъ событіяхъ современной жизни… Священники-организаторы, которые помогутъ намъ устроить кружки молодежи, русскую школу, библіотеку, лекціи и доклады, вечера и спектакли…
Необходимо ввести новый стиль … Необходимо сократить продолжительность службъ … Здѣсь надо идти навстрѣчу времени…
Мнѣ скажутъ – это невозможно, это ломка всего. Да, это радикальная перестройка. Въ ХХ вѣкѣ нельзя жить по укладу Х или ХV вѣка. Жизнь ушла далеко впередъ и если мы хотимъ, чтобы наши организаціи жили и работали, мы должны перестроить ихъ сообразно новымъ условіямъ…
Посмотрите, какъ работаютъ другія вѣроисповѣданiя. Какую широкую работу они развиваютъ. Да еще собираютъ ежегодные съѣзды… Почему мы не можемъ дѣлать то же?..”
Письмо Г-на Балкашина несомнѣнно нашло откликъ въ соотвѣтствующихъ кругахъ. Нашлись и находятся священники, желающіе быть “новымъ типомъ священниковъ” по образцу, указанному въ цитированномъ нами письмѣ. Подъ руководствомъ такихъ “прогрессивныхъ батюшекъ” создаются различнаго рода учрежденія православныя по внѣшности, но гуманистическія по сути.
За пастырями тянутся и пасомые, которые стремятся устраивать свою жизнь, какъ законную на путяхъ беззаконнаго гуманизма.
Эти требованія реформъ мы слышимъ и теперь. Нужны ли намъ дѣйствительно такіе “прогрессивные” батюшки? Нужна ли намъ эта реформа, о которой говоритъ г-нъ Балкашинъ? Думаю, что если бы онъ встрѣтился съ пастырями, подобными О. Іоанну Кронштадтскому, о. Егору Чекряковскому, батюшкѣ О. Амвросію – онъ замолчалъ бы въ изумленіи, видя благотворительную дѣятельность, которая многократно превосходитъ благотворительную дѣятельность всѣхъ инославныхъ вѣроисповѣданiй. Благотворительность и милосердіе свойственны Православной Церкви, но опять таки даже Апостолы старались привлекать къ ней другихъ дъятелей въ помощь себѣ. Когда во времена Апостоловъ произошелъ ропотъ евреевъ за то, что вдовицы ихъ пренебрегаемы были въ ежедневномъ раздаяніи потребностей, тогда Апостолы рѣшили выбрать изъ среды себя семь человѣкъ и поставить ихъ на сіе служеніе: “А мы постоянно пребудемъ въ молитвѣ и служеніи слова”. Не содержится ли въ этихъ словахъ апостольскихъ то главное, что требуется отъ пастыря и отъ чего его нельзя отвлечь? Вотъ вопросъ, который стоитъ передъ всѣми нами и въ первую очередь передъ нашими архипастырями и пастырями.
Невольно мнѣ рисуется слѣдующая картина: комната умирающаго. Врачъ выходитъ въ сосѣднюю комнату, гдѣ собрались друзья и родственники умирающаго, безпомощно разводитъ руками и гово-ритъ: “Призовите священника”.
Почему же врачъ говоритъ это? Да потому, что его наука ничего уже не можетъ сдѣлать для умирающаго. А умирающему еще что-то нужно. Что-то очень важное, самое важное. Его духъ томится, мечется… А дать это самое важное можетъ только одинъ человѣкъ: духовникъ. Вѣдь умирающій этотъ скоро предстанетъ предъ Господомъ. А предстать предъ Господомъ могутъ только чистые сердцемъ. Вѣдь умирающій этотъ отходитъ въ вѣчную жизнь. А войти въ вѣчную жизнь могутъ только чистые сердцемъ. “Чистые сердцемъ — Бога узрятъ” – говоритъ Господь. А что же препятствуетъ намъ зрѣть Бога? Время? Нѣтъ. Сколько не живите – Бога не увидите. Пространство? Нѣтъ. Куда не поѣдете – Бога не найдете, хотя бы и на луну полетите. Препятствуетъ намъ зрѣть Бога только одно: нашъ грѣхъ. Значитъ грѣхъ надо снять съ души умирающаго. Надо разрѣшить и тѣмъ освободить его томящуюся совѣсть. А кто же можетъ сдѣлать это? Ученый? Художникъ? Общественникъ? Нѣтъ. Можетъ это сдѣлать только тотъ, кому въ рукоположеніи при таинствѣ священства дана благодать вязать и рѣшить, – можетъ сдѣлать только духовникъ черезъ таинство исповѣди. А въ таинствѣ причастія онъ можетъ сопричастить душу умирающаго съ такой несказанной чистотой и радостью, которую ничто на землѣ не сможетъ дать.
Имѣя въ виду эту легкость совѣсти, эту радостную чистоту сердца, которую можно получить только въ таинствѣ, а значитъ только отъ священнослужителя, имѣя ввиду эту цѣль, нужно ли реформировать духовника-священника? Не нужно ли наоборотъ – беречь его, употребить всѣ силы, чтобы сохранить его такимъ, какимъ онъ есть – пастыремъ Церкви Христовой, соборной и апостольской, сохранить его для самаго главнаго, того, что ни общественникъ, ни ученый, ни писатель, никто никогда не сможетъ сдѣлать. Да, правда, жизнь идетъ впередъ и все мѣняется. Соотвѣтственно времени мѣняется и внѣшній образъ нашей жизни: экипажи замѣнились автомобилями, переписка частью замѣняется телефоннымъ разговоромъ. А книга – телевидѣніемъ. Но вѣдь религіозно-нравственныя основы не мѣняются. Зачѣмъ же мѣняться ихъ священнослужителю. Тѣ же искушенія, тѣ же страсти и соблазны борятъ современнаго человъка, которые искушали людей и тысячу лѣтъ тому назадъ. Гръхъ останется грѣхомъ навсегда и ни одна іота и ни одна черта не измѣнится въ законѣ Христовомъ: “Небо и земля прейдутъ, но слова Мои не прейдутъ. Ищите прежде всего Царствія Божія и правды Его, а все остальное приложится вамъ”. Вотъ цѣль истиннаго пастыря: искать прежде всего Царствія Божія и своихъ пасомыхъ вести въ это царствіе Божіе. А для этого ему надобно хранить слово Божіе, блюсти истину Божію и совершать таинства Господни въ Церкви Христовой, которая пребудетъ той же до скончанія вѣка, а все остальное приложится ему: Господь пошлетъ ему въ помощь и людей для его школы, все, все что ему нужно для плодотворной пастырской дѣятельности.
Христіанинъ живетъ въ Церкви и Церковь даетъ ему все то, что необходимо для спасенія человѣка. Ничего не надо добавлять ни убавлять. Все уже есть и есть во всей полнотъ. Человѣку нужно только пользоваться этимъ, питаться этимъ. Правда, человѣкъ живетъ на землѣ, встрѣчаются разныя искушенія: онъ то падаетъ, то подымается, но все это происходитъ въ стихіи Церкви. Правда и то, что живя на землѣ, онъ долженъ участвовать во всей земной жизни, но жить онъ долженъ такъ, чтобы избѣгать грѣхъ. Такую трезвенную жизнь и даетъ святая Церковь. Она во всемъ идетъ ему навстрѣчу, знаетъ его слабости, понимаетъ его искушенія, понимаетъ и трудности его жизни. Церковь не противъ той дѣятельности, о которой говоритъ г-нъ Балашкинъ, но не ставитъ ее цѣлью жизни, а только средствомъ для достиженія самаго важного. Самое же важное заключается въ томъ, чтобы создать чистое сердце и сохранить его такимъ. Тутъ не приходится говоритъ о реформахъ, Господь самъ уже далъ намъ все нужное въ Церкви Своей. Но тутъ вопросъ: какъ же преложить къ себѣ это богатство, данное Господомъ? Обратимся къ исторіи Церкви въ то время, когда гуманизмъ старался вытѣснить истинное христіанство и замѣнить его христіанствомъ внѣшнимъ, ложнымъ, выраженнымъ въ формулѣ “кажитесь только христіанами, а живите по нашему” — какъ говорилъ Схарій. Вотъ тогда то Господь воздвигъ такого святителя, который и далъ намъ для жизни методъ истиннаго xристіанства. Я не смогу въ докладѣ раскрыть всѣ великія творенія святителя Тихона, но обращаю ваше вниманіе на нихъ. Въ нихъ вы найдете все нужное для внутренней жизни человѣка. Святитель Тихонъ говоритъ и о словѣ Божіемъ, которое нужно воплотить въ жизнь, и о духовной мудрости, и о сердцѣ человѣка, о грѣхѣ, о покаяніи, о добродѣланіи христіанскомъ, о святой Церкви, о должностяхъ христіанина. Не достаточно говорить только о твореніяхъ святителя Тихона. Ихъ нужно читать и перечитывать каждому пастырю, ихъ нужно изучать. Въ нашу эмиграціонную эпоху гуманизмъ проявляется со страшной силой. Наша церковная жизнь протекаетъ главнымъ образомъ внѣшне, внутренняя жизнь забывается. Лозунгомъ гуманизма нашего времени опять таки являются слова: “кажись христіаниномъ, а живи по законамъ плоти”, и невольно мы задаемъ себѣ все тотъ же мучительный вопросъ, онъ стоитъ всегда предъ нами – что же намъ дѣлать?
Вотъ въ произведеніяхъ святителя Тихона и можно найти отвѣтъ на этотъ вопросъ.
Я боюсь, что вы, меня слушающіе, отнесетесь къ моему докладу, какъ къ обычному докладу, въ то время, какъ для меня, все то, что я сказалъ – не есть докладъ, не есть слова, а есть моя самая сокровенная жизнь. Творенія святителя Тихона стали основой всей моей пастырской жизни. Еще въ 1921 году, благословляя меня на пастырство, старецъ Оптинскій Анатолій сказалъ мнѣ: “Возьми “Истинное христіанство” Тихона Задонскаго и живи по его указанію”.
Я благодаренъ вамъ, что вы выслушали меня. Но я молю Господа, чтобы вы дѣйствительно услышали меня и попробовали бы для своего пастырства методы святителя Тихона. И тогда всѣ тѣ, кто будутъ вамъ открывать свои грѣшныя измученныя души – будутъ чувствовать въ васъ пастыря Церкви Православной. А Православная Церковь имѣетъ только одну цѣль – вѣчную жизнь. И ведетъ она насъ въ эту вѣчную жизнь, потому что Христосъ Воскресъ…
+ Архіеп. Андрей Рокландскій. “Православный Путь”